Леонид аж передёрнулся, приблизился к нему и, чуть ли не скрежеща оставшимися от курева зубами, процедил:
– Т-т-ты… ты чё это… той самой пашанички объелся?! Никаких ворот, Пашка, ничего не на-а-адо!
– Охренел, что ли?.. Я же тебе привез пер-со-наль-но… Всё пучком. Не пасуй, блин!
– Христом Бо-о-огом прошу… езжай ты отсель, а! Иначе ты тоже станешь сейчас «собеседником» участкового.
Молча следивший сидя за их перепалкой Граф, и тот потерял собачье терпение – грозно рявкнул и с рычанием медленно двинулся на водителя. Тот попятился, крутанул пальцем у виска и как будто вихрем взлетел на подножку грузовика. А когда он с рёвом сдвинулся с места, Леонид вытер с лица холод своего последнего страха и, благодарно поглаживая псиную голову, резюмировал:
– Урок нам ночка притаранила крепкий. Выходит, не наше это, не графьёв это дело – прикарманивать народное добро. Не графьёв, споткнись твоя телега…
Ушедшего после вечеринки в крепкий сон хозяина коттеджа разбудил неведомый доселе шум. «Что это за дрянь не дает покоя даже в воскресенье?!» – с трудом пробралась в его ещё хмельную голову мало-мальски ясная мысль. едва же попытался приоткрыть глаза с врожденным бельмом на правом, как она в его мозгу и остановилась. Стас ещё более натянул на себя спавшее с ног покрывало и опять обдал комнату почти художественным с хрипотцой свистом.
– Ты уже и слух потерял, что ли?! – крикнула из соседней комнаты ушедшая на ночь от храпа жена. – Ждёшь, неровен час, когда там и сам котел громыхнет?
– А-а-а-а к-к-какой ещё г-г-гром? – испуганно пролепетал он.
– Внизу же, в котельной у тебя солярка горит… Помнишь? Так оттудова какой-то шум временами.
– Может, это твой любимый котяра мышей гоняет, – окончательно проснулся и стал вслушиваться в наступившую тишину Стас.
– Он у нас, конечно, крупный… Но не слонихи же это детёныш!
– Ну и посмотрела бы сама, почему всё я да я?
– А ты, мужичок, у нас для чего? Словами ворота подпирать, что ли? – попыталась пошутить супруга, но тут же споткнулась на своём вопросе и почти вскрикнула: – Вот слышь, слышь… Там уже и крики какие-то, визги!
«Всё-о-о, говорливая черепаха, вконец достала!» – молчаливо хлопнул он ладошкой по краю постели и соскочил на ноги. В спешке нахлобучил на себя женский, двойной окружности в поясе, халат и блеснул босыми ногами к винтовой лестнице. Только там почувствовал, что ещё не обут. Вставил свой размер в первые попавшиеся тапочки и, придерживаясь за перила, бросился вниз, на цокольный этаж. Уже на полпути услышал раздирающие слух кошачьи рулады, фырканье, крик. «Что там за хре-е-ень… Неужели котяра обжегся?» – с несвойственной к нему жалостью подумал Стас и кинулся в котельный отсек.
Переступил его порог – и как будто бельмо с глаза сошло. Их домашний, родившийся единственным и потому таким крупным, рыжий кот держал сейчас в своей пасти шею другого, чёрного. Под удушающий ор этого «гостя» тащил его прямо к форточному оконцу, которое служило здесь вентиляционным отверстием и рабочим ходом вислоухого Рыжика одновременно. Тот попытался было зацепиться лапой за трубу, но в горячке своего сопротивления не рассчитал её температуру и закричал пуще прежнего. Этим умело воспользовался рыжий «хозяин» и потянул чёрного «родича» еще ближе к форточке.
– А ну прекратите, б-б-бля, не сиамские! – сделал тщетную попытку перекричать кошачий гвалт Стас. И, растерянно уловив в нём похожесть на мужскую потасовку, уже вполголоса почти просипел: – Кончайте, а то поли-и-ицию вызову.
Рыжик лишь сверкнул на него глазами: мол, не лезь ты в наш котячий базар, без тебя разберусь. И, обхвативши чёрного ещё и передними лапами, с визгом подкинул его на подоконник. Оскорблённый таким неповиновением своего кошака, Стас прищурил даже зрячий глаз и швырнул в драчунов лежавшую у печки мокрую тряпку. Она попала в чёрного. И он, вырвавшись из «объятий» хозяйского кота, с понятным только для него возгласом шмыгнул на улицу.
– М-мя… мяу… За помощь, конечно, спасибо, но я бы и сам справился, – дважды важно прикрыв глаза, негромко высказался в сторону Стаса кот. Спрыгнул с подоконника и, поднимая в воздух разноцветные клочья шерсти, всем своим семикилограммовым весом устремился в общий зал цоколя.
Хозяин только сейчас увидел эти грязные следы побоища и подумал: «Куда это он теперь сиганул, победитель хренов?» Пошёл за ним, включил свет и ужаснулся. По всему полу раскатаны бильярдные шары, разбросаны шерсть и кусочки настенной известки. Зеленое покрытие стола, и то с кровавыми свидетельствами кошачьей драки.
– Твою ма-а-ать! – почти крикнул он и подумал: «Хорошо, что я двери гардеробной и книжной кладовок вчера закрыл, а то бы и там сейчас творилось такое». Бегло окинул взглядом цокольный зал и с удивлением добавил: – А сам-то ты куда теперь спрятался? Нашкодил, гад, и…
Не успел закончить фразу про «кусты», как из дальнего от света угла раздалось тихое «мяу». Приблизился, пригляделся всей силой зрячего глаза и затаил дыхание. За старым коричневым креслом зашевелилось что-то уж больно огромное, под цвет этой подвальной мебели. Подошел ещё ближе, и сразу четыре глаза точно стрельнули в его единственный – зрячий. «Неужели я так трухнул, что наш вислоухий аж задвоился?» – мысленно спросил у себя сконфуженный Стас и махнул в ту сторону рукой:
– Натворил, а теперь прячешься… А ну, вон отсюда, котяра!
Четыре сверкающих в полумраке глаза молниеносно превратились в два, и наступила звенящая тишина.
– Тебе же говорю, гад, тебе-е-е! – дополнил он взмахи своих рук и притопом ног.
– Мггя-я-яу! – подался вперед Рыжик.
И Стас, к полному своему удивлению, уже чётко увидел два кошачьих силуэта. «А это что ещё за сопляк какой-то… Росточком же всего чуть больше мыши будет, а к нашему здоровяку ишь как приладился!» – в сердцах подумал он и крикнул:
– Ну, харэ, дармоеды! Выметайтесь на улицу!
– Мэа-а-а-а-а-а-у, – с призывно-угрожающим голосом занял защитную позу тот и с шипением добавил: – Погоди ты, не мешай нам полюбезничать.
В тот же миг появившаяся за ним другая кошачья лапа, сопровождаемая ласковым «мяу», нежно погладила его по голове и точно застыла. Он воспринял это как очень сердечную просьбу «сейчас же успокоиться, погасить свою животную агрессивность».
– Так с ним, выходит, ещё и кошечка! – тоже почти прошипел напрягший зрячий глаз Стас. – Ишь как ласкает его… Такого я даже в день своей свадьбы не припомню…
– Ух ты-ы-ы! – рассмеялась внезапно появившаяся сзади супруга. – Значит, плохим котом был, раз не запомнил.
От неожиданности такой он даже вздрогнул. Хотел было ответить тоже шуткой, но невольно ещё раз бросил взгляд на испорченное сукно игрового стола. Потерял и без того небогатое чувство юмора и почти запричитал:
– Ты только подумай… ещё мышей не научился толком ловить, те уже мои резервные книги в кладовке до дыр «зачитали»… А он, гляди-ка, даже драных девок начал сюда таскать!
– Это же Рыжик, понимаешь ли, с тобой однополый, – попыталась успокоить его жена.
– Не-е-ет, котяра, так не пойдет! Хоть ты и помесь британской породы, но у нас тут не Англия, где всех и все разрешается… Здесь борде-е-ель разводить не позволю… А ну брысь отсюда, «сладкая парочка»… Брысь!
Не понимая нарастающей озлобленности хозяина, Рыжик встал на передние лапы. Топнул ими о кафельный пол и полностью прикрыл собой гостью. «Мяу… ноги нам надо делать, милый, ноги», – шепнула она ему. Он лишь глубоко вдохнул, как прыгун на старте. Резко выкинул эту воздушную струю через оскал открытого рта и почти членораздельно зашипел:
– Хыш… мя-я… знаю, ты матерь мою постоянно шугал, аж я в её нутрях переворачивался, а теперь и меня за своего не признаёшь… Но хоть подружку сейчас не трогай… Не позорь меня перед дамой.
– Ах, ты будешь ещё на самого хозяина шипеть, рыжая змея-я-я! – взял тот стоявшую рядом швабру и направил её в кошачий угол.
В ответ раздалось агрессивное ворчанье, которое мигом перешло уже в грозный рык. Рыжик максимально приподнял верхнюю губу и, едва сдерживая с помощью своей подружки самообладание, выхрапел теперь только им двоим понятные слова:
– Ффырр… Чо понтуешься, бельмоглазый… Думаешь, для того и вымахал до потолка, чоб маленьких обижать?!
Мяукнул что-то на ушко своей малышке и прыгнул на оголенные ноги Стаса. Хотел было «поласкать» их своими обозлёнными до предела коготками, но все-таки сжалился и оставил поверх тапочек лишь холодный солярочный след. Хозяин аж подпрыгнул от такой кошачьей «любезности», а они опять словно слились воедино и «рыжей ведьмой» метнулись в знакомое для них окошко.
– Мя-я-яу, – теперь уже каким-то жалостливым, извинительным перед своей барышней тоном протянул Рыжик. – Он ещё и человеком себя называет…
Загорелся приложить к этим словам мужской смелости что-то «погорячее», но остановила сама природа. На могучих ветках зеленеющего посредь двора тополя уже плавно покачивалось разыгравшееся с утра солнце. Казалось, что лёгкий ветерок приветствовал каждый его новый лучик, поглаживал шёрстку и этой выскочившей из подвала парочки. Она тут же успокоилась, разомлела у разогретой после ночи стены дома.
