– Валь, а ты адрес не перепутала?
– Какой адрес? – изумленно переспросила та.
– Как какой?! Тетки твоей.
– Люсь, ты что, дура? При чем тут тетка? Ты что, не слышишь меня? Приехала черт-те куда! В поезде чуть не умерла!
– Скажи еще, чуть замуж не вышла! – попыталась пошутить Петрова и осеклась.
Валентина встала посреди тротуара и заголосила, как иерихонская труба. Слезы градом лились по румяным упругим щекам и срывались с подбородка на покрывшуюся пятнами грудь. Ниагара на перекрестках Южной Украины – безусловно, зрелище не для слабонервных. Одессе грозила нешуточная опасность, причем не со стороны моря, а со стороны железнодорожного вокзала. Петрова чувствовала ответственность перед городом-героем и его ни в чем не повинными жителями и потому решительно перешла в наступление:
– Ва-а-аль, ну ты что-о-о? Ну, ты что, в конце концов? Что случилось-то?
– Ничо-о-о не слу-чи-и-и-лось, – завывала подруга. – Ничо-о…
– Тогда чего ревешь? – гаркнула Петрова.
– Домо-о-ой хо-чу-у-у…
– Типун тебе на язык! Поступать же приехали.
Люся решительно взяла Валентину за руку и, подобно ледоколу «Ленин», проложила дорогу себе и подруге сквозь толпу любопытствующих одесситов и приезжих. Пунктом назначения ледокола с прицепом стала автобусная остановка, окруженная плотным ковром шелухи от семечек.
– Какой переулок? – прохрипела взмокшая Петрова.
– Пожарный, – неуверенно ответила Валя.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась Люся к высокому мужчине в льняной рубашке с отложным воротником, – как нам добраться до Пожарного переулка?
Вся остановка хором ответила:
– Никак.
– Как то есть никак?
– А никак, – поставил точку обладатель льняного воротничка.
– А почему? – не унималась Петрова.
– А потому что такого переулка в Одессе нема.
– Как это нема?
– Так это нема.
Люся с ненавистью посмотрела на всхлипывающую Валентину:
– Конверт дай.
Всхлип застрял в горле:
– А куда я его дела-то?
Валентина судорожно начала рыскать по внешним отсекам огромного рюкзака:
– Не-е-ет.
Петрова была непреклонна:
– Есть. Ищи.
Люсина спутница в очередной раз пошла пятнами, бухнулась коленками в подсолнечную шелуху и лихо щелкнула замками фанерного чемодана:
– Счас-счас-счас-счас, – залепетала она. – Где-то был…
Ничуть не смущаясь любопытных взглядов, Валентина, как норная собака, вгрызалась в содержимое чемодана и выбрасывала наружу все лишнее. Лишним в этом ящике было все, за исключением упакованного в шуршащий целлофан пакета документов: школьного аттестата, свидетельства о рождении и паспорта.
– Где-е-е? – рычала Петрова.
– Вот-вот-вот, – пищала подруга, лихорадочно вытряхивая из пакета его содержимое.
– Что вот?
– Вот он! – Валентина вытянула из паспорта серый конверт, изрядно потертый на сгибах.
– Дай сюда, – скомандовала Люся.
Поправив сползшие очки, Петрова вгляделась в расплывавшиеся перед глазами строки. Пожарного переулка, действительно, не было. Вместо него значился переулок Полярников.
– Ты безнадежная дура, – вынесла она приговор подруге.
– Почему это?
– Потому это. Переулок Полярников, восемь.
По толпе пронесся вздох облегчения.
– Есть, есть такой, – обрадовался дядечка в льняной рубашке. – Пожарного нема, а Полярников бачил. На шестерке доихать можно.
– На шестерке? – переспросила Петрова. – А какая остановка?
– Конечная, – уже подсказывала толпа.
– Я же говорила, конечная, – поддакивала Валентина: она ползала по шелухе, заново утрамбовывая вещи в чемодан.
– Ты… говорила… Пожарный, восемь, – Люся выплевывала слова, с ненавистью глядя на подругу.
– Какая уже разница? – резонно парировала та.
– Действительно, теперь уже никакой.
Петровой вдруг стало неловко. Она присела на корточки и помогла подруге застегнуть чемодан.
– Дивча-а-та! – вдруг заголосила вся остановка. – Шисте-о-орка!
От подъехавшего автобуса пыхнуло жаром, из распахнувшихся дверей горохом посыпались пассажиры, подставляя вспотевшие лица свежему воздуху. И благословляемые криком «Кане-э-эч-ная!» подруги вошли в салон и плюхнулись на разогретые солнцем сиденья.
– Я же говорила: все будет хорошо, – вдруг неожиданно с подъемом выпалила Валентина.
Петрова молча отвернулась.
– Люсь, ну не злись, – униженно попросила Валя.
– Я не злюсь, – тихо выдохнула Петрова, не поворачивая головы.
– Я же вижу.
Люся упорно молчала, уставившись в мутное окно. Так и доехали «дивча-а-та» до конечной остановки автобуса номер шесть в трагической тишине по разные стороны салона.
Переулок Полярников выглядел как китайская слобода: одна хибара тесно примыкала к другой. Плетни утратили защитную функцию, превратившись в декоративный элемент, нуждающийся в ремонте. Казалось, к городу слобода почти не имела отношения.
Петровой стало жутко: она безошибочно уловила внутренний ритм слободской жизни: шахтерский поселок в отпуске. Была суббота, о чем свидетельствовали развешенное на веревках, а то и по плетням, выстиранное белье и витиевато поднимающийся банный дымок. «Китайская» слобода замерла в предвкушении вечернего отдыха.
Подруги молча брели по переулку, еле передвигая ноги в плотной пыли. Люся чихала, периодически задвигая очки на лоб, чтобы протереть слезящиеся глаза. Они рассматривали номера домов, причем обнаруживали их в самых неожиданных местах: номера где мелом, где масляной краской то белого, то синего, то зеленого цвета были написаны на покосившихся дверях, скорчившихся калитках, а иногда и на почтовом ящике, прикрепленном прямо к плетню.
У дома восемь оказался неожиданно благопристойный вид: жестяная табличка с названием переулка и номером висела в положенном месте; стены выкрашены свежей краской омерзительного синего, как солдатское одеяло, цвета; доски в заборе – одной высоты, ладно пригнаны друг к другу, и, наконец, перед калиткой на небольшом травяном островке грязно-зеленого цвета развалилась мохнатая животина, вывалив розовый язык прямо в пыль.
Собака часто дышала, изнемогая от полуденной жары, и службу несла как-то лениво, вполсилы. Размеры пса впечатляли. Подруги остановились, не осмеливаясь подойти к калитке.
Минуту-другую стояли молча, тупо глядя на существующий как-то отдельно розовый влажный язык в грязных разводах. Валентина расправила плечи и решительно, как ей казалось, сделала шаг вперед. Собака, не сводя с посетителей глаз, перевалилась на спину, позволив барышням определить свой пол. Но когда Валя подняла ногу, чтобы сделать еще один шаг, кобель утробно зарычал.
– Ой! – от прежней решительности Валентины не осталось и следа.
В результате у калитки замерли сиамские близнецы, отчаянно разные по комплекции. Спаянность «родственников» была абсолютной.
– Люсь, вдруг укусит?
Сменившая гнев на милость перед лицом общей опасности Петрова шепотом произнесла:
– Если не делать резких движений, не укусит.
Пес, видимо, считал по-другому. Как-то неожиданно рассвирепев, он вскочил, задрал голову и отчаянно залаял. В голосе лохматого кобеля одновременно слышалось несколько интонаций: обида, что потревожили; угроза, потому что на посту, и интерес к странному организму о двух головах, чего в «китайской» слободе ни одна собака не видела.
– Мух-та-а-ар, – пропел женский голос. – Идь сюда!
Пес дернулся, но боевых позиций не сдал и залаял звонко и устрашающе.
– Мухтар, ко мне! – скомандовал невидимый хозяин.
Кобель занервничал, разрываясь между службой и интересом. Служба оказалась сильнее: рявкнув на прощание, Мухтар степенно вошел в калитку.
Девочки поспешили за ним. Навстречу им катилось нечто шарообразное, но невероятно обаятельное:
– Прыи-и-ихалы? От и хорошо, шта прыи-и-ихалы!
Валентина приосанилась и выступила вперед – но шарик прокатился мимо:
– Ва-лю-ша, дитынька. – Шарик уткнулся в бок изумленной Петровой. – Прыи-и-ихала. Як на батьку похожа! Така же худа, як он.
Люся растерялась. Зато Валентина, не скрывая неодобрения, отодвинула подругу и с обидой сказала:
– «Ва-а-лю-ша», между прочим, это я!
Шарик заметался и поменял траекторию:
– Ва-а-лю-ша, дитынька, прыи-и-ихала! Як на мамку похожа! Така же толста, як вона.
Родственницы обнялись – встреча состоялась. Вскоре Петрова разглядела симпатичную физиономию, обнаженные от плеч, налитые руки, натянутое на крепкое тело платье с огромными красными розами и две колотушки-ноги с толстыми грязными пятками.
– Теть Нина, – улыбнулась женщина и потянулась к Петровой.
Люся стояла, как истукан, не зная, что делать: целоваться с незнакомыми людьми она не умела, а протянуть руку для приветствия просто не догадалась.
– Это Люся, – по-хозяйски представила подругу Валентина. – Со мной приехала поступать.
