От праздничных ощущений, плавно перешли к насущному.
– Евгений Павлович, что будем с мясом делать? Ландрасы подрастают… Время подходит… – словно переворачивая «похвальную» страницу, беспокоится Василий Кузьмич Митронов.
– Я думаю, нам нужно мини-колбасный цех свой иметь. – С готовностью отвечаю. Я об этом уже много думал. Пришло время обсудить идею. – Как вы думаете?
– Во, здорово. – Послышались голоса. – А это можно?
– Сильное предложение, председатель. Мы всегда о таком мечтали!
– А мини, это сколько?
– А почему мини? Который большой – лучше.
– А он дорогой?
– А где его взять?
– Были бы деньги…
– Я думаю, найдём, – выслушав ворох вопросов, уверенно заявляю. – На такое дело – найдём. Другое главное, куда колбасу с окороками да грудинкой девать?
– Так в город и возить. Продавать там.
– Они сами к нам ездить будут…
– Далековато…
– За хорошим товаром – из-за границы едут…
– Так то за хорошим.
– А мы что, плохим, что ли…
– Ну, да. Верно. Стоило бы огород городить.
– Хорошо, – останавливаю дебаты. – Мы так давайте поступим. Поручим Мишелю и мне провести маркетинговые исследования по перерабатывающим линиям, и спросу на мясную продукцию. Потом доложим наши соображения, тогда и решим.
– Правильно, Палыч.
– Годится, председатель. Записывай Валентина Ивановна.
– Так, идём дальше, – читает Валентина Ивановна повестку. – Второй вопрос. Относительно объединения. С соседями. Как думаете, товарищи. – Внимательно оглядывает собрание.
– А что думать, – надо. И родни там полно, и вообще, соседи…
– Нет, так не пойдёт. Зачем нам нищету на себя брать…
– О, о… А давно ли сами-то…
– Не в этом дело. Они же пьют там, алкаши грёбаные, почём зря. Там же не жизнь, – видимость одна.
– Правильно, у них даже оркестра своего нет…
– Погоди ты, Глебовна, со своим оркестром…
– А давайте мы к ним на собрание сходим, послушаем… – По-школярски подняв руку, предлагает Звягинцев. – Может что и услышим хорошее.
– Вот это хорошее предложение, Матвейка, дельное. Опосля и решим.
– Пойдёт, Валентина, пиши.
– Записала. Третий вопрос. – Валентина Ивановна поднимает глаза от тетрадки, сурово спрашивает. – Что на будущее планировать будем?
– До следующей весны дожить, – поджав губы, замечает Людмила Леонидовна Феклистова.
И не вредная она вовсе, кто подумал, чтобы губы когда ни попадя поджимать… Просто Валентина в свои почти пятьдесят пять лет никак понять не может, зачем людям вперёд куда-то далеко заглядывать, когда им уж на седьмой десяток, и даже за… Сегодня – нужно жить… Сего-дня! Здесь и сейчас!
– Погоди, ты… до следующей весны… Доживём! Не в первый раз, – перебивая «не серьёзное» предложение, серьёзным тоном выкрикивает Егор Дмитрии. – С Европой нам надобно объединиться, люди… С Европой! – По лицу и по-виду вроде трезвый дед, а счастьем от чего-то сияет. Счастьем общения, наверное, учитывая наш трезвый образ жизни.
– Ну ладно вам шутить. Я серьёзно спрашиваю… – укоризненно отворачиваясь, стучит карандашом по столу Валентина Ивановна.
– Тогда, значит, с якутами… – не унимается дед Егор.
А, понятно, сегодня у него перерыв от своего шлагбаума, отдыхает он, поэтому и разговорчивый.
– Почему это с якутами? – переспрашивает Валентина Ивановна.
– А у них золото. – С удивлением на лице щурится дед: как такое можно не понимать.
– Во, дед, вспомнил! – хлопает ладонями по парте агроном Байрамов. – Хрен ли с того золота, если они – там, так же бедствуют.
– А потому что имя с начальством не повезло. – Высказывается Дарья Глебовна. Будто только она об этом одна и знает.
– Господи, а кому сегодня повезло? Везде такие, – пожимает плечами Вера Никандровна, бухгалтер. – Одни коммунисты, да бывшие комсомольцы опять у власти… Этого хотя бы взять – детский сюрприз который! Киндер-сюрприз, во! По лицу видно – запросто что угодно скоммуниздит. И другие…
– Уже скоммуниздили, Никандровна…
– Я и говорю…
– О, а у меня идея, люди, нам Палыча нужно в Думу выдвигать, – приподняв бровь, заявляет вдруг Звягинцев. – В президенты.
– Ух, ты!
– А что, хорошая идея, – аж подпрыгивает дед Егор. Многозначительно крутит пальцем в воздухе. – Ещё не старый, Матвейка, а уже, смотри – голова, кумекает! Правильно! И проверенный у нас Палыч. И не ворует, не пьёт…
– Таких туда не берут… – С сожалением замечает Василий Кузьмич Митронов.
– Эт да! Тц-ц!.. А жаль!
– А сам-то, Палыч, что думаешь, если мы направим тебя? Делегируем, а?
– Нет, братцы, со всем бы удовольствием, – с жаром отказываюсь. – Спасибо, но только не к ним. Я цветом не вышел. Не в масть буду… Хотя, по большому счёту и надо бы… Но там же как в стае, там же вместе выть надо… А я не могу… Да и интересы у них не государственные, а шкурнические. Мы ж видим… Точно работать не дадут… Сожрут.
– Правильно, Палыч, пошли они все… корове в трещину.
– Дед! – Грозно одёргивает Валентина Ивановна.
– В смысле коту под хвост, в баню, то есть. – Послушно исправляется дед Егор, машет руками. – Пусть будет с нами. Хоть один хороший начальник с людями, будет. И то ладно…
– Нет, не отпустим Палыча…
– Конечно, пока к светлому будущему нас не выведет.
– Тогда нам типа Мао Дзе Дун нужен. – Заявляет дед Егор. Он один только, кажется, ещё помнит пару строчек из песни про Великого Кормчего на Востоке.
– Ладно вам, – отмахивается Валентина Ивановна. – Нам Палыча хватит, не подвести бы.
– Эт да, Валентина! – сельчане дружно кивают головами. – Не подведём!
– Ага, мы почти на рельсах.
– Ладно, Валентина, что там дальше? – Требуют. – Читай.
– Про учителей и про руки. Людей у нас не хватает. – Близоруко сощурившись, читает с листка Валентина Ивановна.
– Так ведь мы уже говорили, наших надо домой возвращать, земляков. И все дела…
– Ага, с горы что ли им крикнуть?
– Зачем с горы? Письмо написать…
– На всех бумаги не хватит…
– Во, деревня, а Интернет этот электрический изобрели для чего?
– Электронный…
– Не перебивай старших Матвейка! – Выговаривает дед Егор Звягинцеву. Что-то он сегодня излишне раздухарился, с чего бы. – Мы учёные. – Грозит дед Егор, и заявляет. – Всё одно от розетки. Значит, электрический… пусть когда и электронный. Мишка вон, специалист, одной левой сделает. Да, Мишель?
Мишка, он в дверях с ребятами – как на фотографии в три ряда сидят – скромно пожал плечами, а что тут говорить, в лёгкую. Заявил.
– У нас многие уже могут.
– О! Кто это такие у нас – многие? – Вроде не поверила Вера Фёдоровна. Вернее, она-то как раз хорошо об этом знала, что ребята у Мишеля учатся. И видела иной раз, и в тайне радовалась, одобряла. Просто хотела, чтобы и другие об этом узнали. Все, чтоб…
В ответ, с разных сторон, из коридора, из окон, послышались задиристые ребячьи голоса: «Я могу уже в Интернете!» «И я!» «И я умею!» «И меня Мишель уже немного научил». – Торопились сообщить. В основном взрослые: и Серёга, и Толян Пронин, и Вера… И Гошка, с опозданием, размышляя – говорить-не говорить – выкрикнул: «А я уже читать могу. Да. Научился!» Его поддержала и маленькая Оля, она на коленях у бабушки сидела: «И я…» – выкрикнула она.
– Ну!.. – Весело ахнуло собрание, – И ты уже читать можешь? Ну, дела!
– Правда-правда, я сама слышала, как Гоня сам читал. Он уже может.
– Ух, ты, люди! Глянь, какая грамотная у нас гвардия появилась! Молодец, Мишель!
– Не теряли время, значит…
– Ну, вот, пусть, значит, и телеграфируют.
– Хорошо, – на правах председателя, вклиниваюсь в разгорающиеся дебаты, предлагаю. – Сегодня-завтра мы с Валентиной Ивановной напишем письмо – открытое письмо, сразу же и отправим… Мишель отправит.
– Куда?
– На кудыкину гору… – вновь явно хохмит начальник шлагбаума.
– Нет, – не поддаюсь на его шутливый тон, уточняю. – Во все центральные газеты.
– А это долго? – спрашивает Пронин.
– Нет, это быстро, – совсем не напрягаясь на подсчёты, уверено заявляет Мишка. – Минут десять – пятнадцать.
– Так быстро!..
– А чего ж мы тогда время зря тратим, люди! Писать нужно, и всё. Пусть возвращаются. Не хрен, чужие углы обогревать, сопли на кулак наматывать.
– Ой, заживём тогда на старости лет! Ой, заживём… – сладко пропела Дарья Глебовна.
– Не говори, кума, гоп, пока не…
– Приедут-приедут… Куда им деваться… если во всех газетах пропечатают.
– Кстати, председатель, люди, чтоб не забыть… – подскочила Дарья Глебовна. – Отметьте, мы теперь на любых собраниях всем оркестром уже Гимн страны как положено играть можем. Да. Разучили. – Совсем не по повестке доложила Дарья Глебовна, сорвав громкие ребячьи аплодисменты.
Взрослые почему-то не отреагировали. Или не успели, или застеснялись, или не поняли, как показалось детворе. Инертный потому что материал они – взрослые, инертный. Пока это дойдёт до них смысл хорошего известия, пока это они сообразят, что похвалить кого надо, ручками, например, похлопать… А детвора уже тут как тут, уже отреагировала. Восторженно и бравурно. И не удивительно, что именно они и были главными поклонниками живой оркестровой музыки. Особенно, если музыканты дадут подудеть потом. Такой трамтарарам счастливый тогда возникает… с острой конкуренцией, восторгом, и обидой, если кому инструмента не досталось… Остановить такой «концерт» всегда было трудно. Популярными инструментами были все. Без исключения. Но особенно туба. Дудка такая огромная. Потому что очень большая. Дядя Матвей только на ней играть и мог. Потому что сам большой и сильный, как Илья-Муромец. И инструмент себе потому такой большой подобрал. Только называлась она как-то странно, заумно, – тубой бас, почему-то. Не трубой, а именно тубой. Без буквы «р». Действительно, странно. Ошиблись, грамотеи, наверное, или нужную букву пропустили, забыли её вписать. Впрочем, там, кроме барабана с гармошкой, да балалайки, все инструменты довольно непонятно назывались, но интересно: труба, баритон, туба… В самих только названиях уже слышался притягивающий сознание, будоражащий воображение и душу волшебный музыкальный звук… Ага! Как магический гипноз такой. И слу-ушал бы, слу-ушал… Здорово!
