– Вы простите меня, мой дорогой друг, – снова вмешалась дама, которой уже принесли кофе и десерт. – Но я имела в виду запах огромного мерзкого дога, у которого такие… Нет, я даже не решусь сказать – что! – Правда, дама при этом решилась показать что-то такое руками, что вызвало новый приступ хохота у смешливого Педро.
– Лучше не говорите, – заметила я.
– Да я знаю! – не унимался Педро. – Я знаю, что она имела в виду! Это потрясающе! – и он тоже начал показывать руками что-то такое, от чего сам не мог успокоиться. – Да черт вас всех побери, я знаю!
Ко мне, наконец, подошел официант и подозрительно глядя на заливающегося Педро, тихо спросил, ставя тарелку с такой же чудовищной рыбиной, которую только что съела хрупкая пожилая дама:
– Все в порядке, мэм?
– Да, – ответила я. – Можно холодной воды? Минеральной?
Официант вежливо развел руками:
– Извините, мэм, увы. Сейчас холодной нет. Через десять минут.
– Принеси то, что тебе сказала молодая леди! Тебе ясно? Быстро давай! – тут же вмешался Педро.
– Но… – официант посмотрел на него с улыбкой.
– Ты давай не улыбайся! Делай, что тебе говорят.
– Я прошу вас!.. – Я покачала головой. Да не уходить же мне голодной, в самом деле! – Все в порядке, спасибо. Любой воды принесите, пожалуйста.
– Может, что-то еще, мэм?
– Нет, нет, все хорошо, спасибо.
– Ни-ко-гда! Никогда не благодари всяких «подай-принеси»! Ты поняла меня? Никогда! Это они должны быть тебе благодарны! А ну-ка! Эй! К тебе обращаюсь!
Официант обернулся.
– Ну-ка давай, скажи всем… – Педро даже чуть приподнялся, чтобы действительно слышали уже все на террасе ресторана. – Скажи!
– Что именно? – сдержанно спросил официант.
– А вот так не надо обслуживать клиентов! Я повторяю – скажи это всем!
– Простите, сэр… – Официант кашлянул. – Что именно я должен сказать? Очень вовремя… – пробормотал он, увидев приближающегося к нам полицейского.
Полицейский, сердечно улыбаясь Педро, облокотился обеими руками о его стол и весело поздоровался:
– Привет, привет… Как тут у нас делишки? – спросил он, вроде ни к кому в частности и не обращаясь. – Кому-нибудь нужна моя помощь?
– Нужна… – пробормотал Педро. – Подожди меня во-он там… – Он неопределенно помахал рукой в сторону дороги. – Я сейчас подойду… Чуть попозже… и скажу… – проговорил он чуть тише… – что тут у вас происходит, на вашем… – Он набрал побольше воздуха и вдруг проорал, сделав страшную рожу: – На вашем чертовом острове!
Даже полицейский вздрогнул, а Педро примирительно выставил вперед две руки.
– Всё в полном порядке! Не переживай, старик. Официант! Иди-ка сюда на минутку!
Полицейский, с сомнением качая головой и переглядываясь с официантом, отошел от столика, но из ресторана не ушел, встал у стойки бара, потягивая апельсиновый сок.
– Да, сэр? – подчеркнуто корректно, но не враждебно спросил официант.
– Принеси две бутылки того красного вина, которое я брал вчера… «Ночь…» Какая-то ночь, что ли… Помнишь?
– Да, сэр, – почему-то улыбнулся официант.
Педро яростно пощелкал пальцами, привлекая мое внимание, но я и так с любопытством наблюдала, чем же закончится эта живописная сценка.
– Поняла, да? – спросил меня Педро громким шепотом. – Поняла, что я имел в виду, когда говорил, что ты неправильно обращаешься с официантами?
– У нас только один сорт красного вина, сэр, – очень вежливо объяснил официант.
Педро задумчиво взглянул на него:
– Да? Мило… Тогда три. Принеси три бутылки красного вина! Бутылочку для этой прелестной блондинки… никогда не видел таких красивых волос вблизи… Другую для бедного Педро, который никому не нужен, которого никто не любит… такого веселого и щедрого… Педро не жадный, ты поняла?
– Поняла, – кивнула я, отодвигая от себя тарелку, на которой осталось больше половины рыбы, и чувствуя, что по-английски, то есть ощущая легкий голод, я уже точно из-за стола сегодня не выйду.
– Да-а… – Педро откинулся на спинку стула и сильно качался на нем, напоминая сейчас большого, одуревшего от вина глупого подростка. – А третью… Третью поставь той милой леди… «Little old lady passing by…»[4] – стал он вдруг напевать, и очень мелодично, старую песенку, которую я точно когда-то слышала у мамы с папой на пластинке. – Леди, которой совершенно нет дела до щедрого одинокого Педро и его дома на Багамах…
– В прошлый раз это были Мальдивы… – негромко заметил официант, убиравший со столика мою тарелку.
Педро грустно кивнул и отпил вина.
– Сегодня вино неплохое. Если и пахнет старым кобелем, то вовсе не его…
– Думаю, не стоит, сэр, – осторожно заметил официант.
– Не стоит, – мирно согласился тот. – Определенно не стоит… – Он несколько секунд смотрел прямо перед собой, перестав качаться на стуле, и вдруг стукнул обеими руками по столу и во все горло заорал: – Только вы мне скажите! Кто-нибудь! Скажите…
Я вздохнула, расплатилась за рыбу и вино и ушла. Можно было бы поговорить с ним, если бы он не был уже так пьян. Я бы еще сидела и сидела на этой террасе, почему-то напомнившей мне мое детство в Коктебеле, наши летние поездки с родителями. Там было одно кафе, недалеко от дома Волошина. Меня всегда сажали спиной к морю, чтобы я не отвлекалась на чаек и ела. Я смотрела на Кара-Даг, на одну и ту же дорожку, поднимавшуюся круто вверх и исчезавшую где-то между больших валунов, которыми усыпана вся древняя осыпающаяся гора, внутри которой спит потухший вулкан. Мне казалось, что если пойти по той дорожке, придешь в какую-то прекрасную неведомую страну, где всегда солнце, тепло, откуда не увозят в дождливую Москву, где можно ходить босиком и гладить белых птиц с внимательными блестящими глазами…
Я знала, что за Кара-Дагом – другой поселок, Крымское Приморье. Мы даже туда как-то ездили с родителями, на автобусе, вокруг горной гряды, и на катере, по морю. Но тропинка вела явно не в поселок… Мы так никогда и не сходили по той тропинке. Маме кто-то сказал, что в горах много змей, и она очень боялась, что меня укусят, а я была как Ийка – маленькая и не очень крепкая. Помню, как мама шептала папе на крошечной кухоньке домика, который мы снимали, думая, что я сплю:
– Вот прыгнет гадюка вверх и прямо за лицо ее укусит! А ей одного укуса хватит!
– Ну, как знаешь, Катюша… – вздыхал папа, любивший мою маму так, словно завтра собирался умереть – такими словами мама часто рассказывала про папину любовь к ней, а я еле сдерживала слезы, веря в то, что папа завтра умрет. Ведь я точно знала, видела, чувствовала, что он любит ее больше всего на свете – смотрит только на нее, всегда и везде, слушает ее, чтобы она ни говорила, слушает и слушается…
Не знаю, почему я вспомнила Коктебель, уходя с террасы ресторана «Алефано». Гор здесь никаких не было, чаек тоже, и побережье и море были совсем другими. Но что-то вдруг пронеслось в воздухе – невидимое, непонятное, что заставило меня просто зажмуриться и на миг замереть. Может, это было чужое одиночество? А может быть, мое собственное…
Приехав в гостиницу, я приняла душ в своей роскошной ванной. Я уже обратила внимание, что в такой ванной хочется снова и снова включать воду, смотреть, как льется вода из медных морд, видеть себя в двух зеркалах… После душа очень приятно, стоя на теплом полу, оборачиваться огромным белейшим полотенцем с вышитыми золотыми шелковыми буквами, монограммой отеля. Такие маленькие прелести быта тоже, оказывается, могут радовать. Может, права Ийка в своем стремлении иметь подобные глупости в избытке и постоянно?
Мысль об Ийке и моей вине перед ней заставила меня быстро выйти из ванной – драконы и красивые зеркала тут же перестали меня радовать.
Я прилегла на большую кровать, в который раз спросив себя – почему я все время ложусь на краешек, как будто оставляю место еще для троих? Боюсь, что меня сгонят? Я заставила себя лечь поперек, посмотрела на ангелочков на потолке, с азартом гоняющихся друг за другом, и уснула.
Проснувшись через пару часов, я поняла, что хочу пить. Холодной газированной воды. Или сока, сладкого, ананасового… Вообще без работы и без забот о ком-то жизнь становится очень физиологичной. Тело постоянно требует внимания, раз делать больше нечего. Помыться, причесаться так-сяк, а еще лучше эдак, одеться – нет, пожалуй, переодеться, прогуляться, поесть, переварить, попить, снова поесть, прогуляться, как следует поспать, проснувшись, подумать, чего бы съесть, легкого и повкуснее… Вероятно, это и есть отдых. Только… только мне, наверно, нужен какой-то другой отдых. Может, спросить Лео, где здесь зоомагазин? И купить ёжика? Кормить его, искать по большому номеру, возить с собой в корзинке на экскурсии, страдать, если он откажется от еды или убежит…
«Иечка», – начала писать я, совершенно уже не веря, что она мне ответит. Скорей всего, Хисейкин очень постарался, чтобы она со мной больше не общалась. – «Напиши мне два слова. Я на Мальте. Мне тебя очень не хватает. Мама».
