Ознакомительная версия.
.Дядя Абрам даже немного всплакнул, пытаясь отбиться от ненасытных насекомых, а потом, скрежеща зубами, все же продолжил свой изнурительный подъем.
Жара, москиты, постоянное напряжение и пот, застилающий глаза, абсолютно все, выводило его из себя, и дядя Абрам матерился, матерился громко, иногда нежно-акапельно нараспев.
Временами ему казалось, что он первобытный человек затерявшийся в чаще девственного леса, и тогда он вместо обыкновенного мата издавал протяжный рев, более всего похожий на звериный, и с удивлением прислушивался к нему как к незнакомой и причудливой песне дикарей, на какой-то миг ставшей для него родной и знакомой.
– У-У-А! – ревел дядя Абрам и поднимался все выше, уже с оплывшими от укусов насекомых глазами.
Его зрительное восприятие как будто отказывалось ему подчиняться, очертания деревьев, лиан и корней с камнями расплывались в какую-то разноцветную мозаику, в которой бедное сознание дяди Абрама едва угадывало свой путь.
Иногда он спотыкался о корни деревьев или камни, которые не успевал разглядеть, и падал, больно ранясь об острые выступы скал.
Когда до вершины оставалось совсем немного, он ощутил сзади в спине ужасную боль, а когда оглянулся, то увидел быстро уползающую в чащу леса серую змею с черными точками на спине, и, упав на колени, стал с плачем молиться Богу.
– Не оставь меня, Всемогущий и Премудрый, – рыдал он до тех пор, пока боль в спине не утихла, но теперь после укуса его торс и руки стали как ватными, а тело стала бить ужасная лихорадка.
Дядя Абрам стучал зубами как волк от мороза. От такого сильного стука у него совсем раскрошился один задний зуб сверху. Однако потом он очень сильно сжал свое лицо, руками, и несколько раз ударившись лбом о дерево, продолжил свой подъем на вершину.
Как только он ее достиг, он сразу увидел небольшую ровную лужайку с белым миниатюрным вертолетом, в котором сидел улыбающийся и махающий ему руками продюсер.
Дядя Абрам кинулся к вертолету, но его мотор тут же заревел и вертолет поднялся на несколько метров над ним, причем и продюсер, и дядя Абрам очень хорошо видели друг друга.
– Ну, что, смотришь, сука, получаешь удовольствие от наших мучений?! – спросил его дядя Абрам пересохшими от нестерпимого зноя губами.
– Абрам! Я тебе даю шанс, – неожиданно крикнул продюсер, – я тебе спущу лестницу и верну тебя твоему сыну, твоей жене, вообще в цивилизацию, если только ты согласишься оставить здесь свою Риту?!
– Что?! – обезумел от гнева дядя Абрам.
За одно мгновенье перед ним пробежало множество лиц родных, друзей и знакомых, он даже видел не только своего сына и жену, но и своих умерших родителей, он увидел себя еще ребенком бегущего за гусями по лугу, увидел яркую осень в багряных деревьях, церковь на холме и заплакал, уже навсегда расставаясь со своей прошлой жизнью.
– Нет, – заорал он сквозь слезы, – ни за что!
Его любовь к Маргарите, ждущей от него ребенка, оказалась сильнее всех родных, и даже всей цивилизации! Да, ему было больно навсегда прощаться со своим сыном, хотя бы, потому что дороже для него была одна Рита, Рита – Маргарита, а еще его другое «я», его будущее дитя.
– Как хочешь?! – вздохнул продюсер. – Я уже улетаю навсегда!
– За что ты нас так?! – спросил дядя Абрам, но продюсер не ответил. Рев мотора вертолета заглушил их слова и поэтому весь их разговор состоял из одних криков.
– Что ты хочешь?! – спросил его продюсер.
– Чтоб ты нас вернул назад! – крикнул дядя Абрам.
– Это уже не получится! – усмехнулся продюсер. – Ты уже сделал свой выбор между цивилизацией и любовью!
– А я и не отказываюсь от него! – вздохнул со слезами на глазах дядя Абрам. – Если можешь, передай хотя бы сыну, что я жив и живу на необитаемом острове!
– Хорошо! – согласился продюсер, и дружелюбно взмахнув ему на прощанье рукой, быстро взлетел на своем вертолете высоко в небо.
Дядя Абрам еще долго вглядывался в исчезающую из его глаз точку и уже ни о чем не думал.
Почему-то в этот миг он почувствовал странное облегчение, словно кто-то его навек освободил от тяжкой ноши нести на себе весь крест за человечество которое все равно никогда не будет ему за это благодарно.
Единственно, о чем он больше всего жалел, это о том, что больше никогда не увидит своего сына – Леву, хоть и приемного, а все равно своего – родного.
Глава 66. Число зверя – 6 6 6!
Весь сон Эскина был перенасыщен многочисленными злодеями, которые с одинаковым злым, а порой отсутствующим взглядом оттаскивали от него упирающегося и сопротивляющегося изо всех сил дядю Абрама.
Дядя Абрам что-то кричал, размахивая руками, но расстояние между ними продолжало неумолимо расти, пока его отец совсем не превратился в крохотную точку.
Больше всего Эскина удивляло, откуда сразу возникло столько злодеев, неужели их всегда было так много, и они тихо и незаметно жили среди нас?!
– Да, конечно, они всегда жили среди нас, а используя наши ошибки, почти всегда добивались своего! Какой-то злой рок или какая-то неумолимая стихия двигала их больным рассудком в одном и том же безумном направлении.
Эскин понимал, что злодеи из его сна это никакие не сказки и не суеверия, и хотя они все вместе одинаково волнуют, злодеи – это реальные существа, и сколько бы их не было, один или множество, они похитили его отца и где-то спрятали.
Повар Кочегарова вроде дала подсказку своим астральным прогнозом, что на каком-то острове, но Амулетов убедил его не верить в этот бред, ведь даже если бы этот бред был правдой, то он все равно ничего не узнал из этой правды.
Весь день после этой ночи Эскин пролежал в постели глубоко задумавшись о природе зла, злодейства, в то время как Алла и Лулу пытались разбудить и разогреть его тело страстными поцелуями, но Эскин проявлял к ним равное равнодушие, отчего его женщины тут же расплакались и побежали заливать свое маленькое горе в ближайший ресторан.
После их ухода Эскин немного очнулся, встал, подошел к книжной полке и схватил с нее первую попавшуюся книгу – это была Библия, а потом раскрыл наугад несколько страниц и читал интуитивно, пытаясь осмыслить и запомнить прочитанное.
«Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вы же берегитесь: вот, Я наперед сказал вам все. Но в те дни, после скорби той, солнце померкнет, и луна не даст света своего. Звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою. И тогда Он пошлет Ангелов Своих и соберет Избранных своих от четырех ветров и от края земли и до края неба.
От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето; Так и когда увидите то сбывающимся, знайте что близко при дверях. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все это будет».
Эскин захлопнул Библию, лишь мельком взглянув на оглавление, чтобы узнать, что он читал. Это было Евангелием от Марка. Тут же зазвонил его телефон.
– Лев Абрамович, это вы?! – спросил голос.
– Да, а что вам нужно?
– Меня ваш отец просил передать, что он жив и живет на необитаемом острове! Если вас, конечно, удовлетворяет такая информация, – незнакомец хихикнул, словно говорил о пустяках.
«Так и когда увидите то сбывающимся, знайте, что близко при дверях», – вспомнил Эскин тут же фразу из Библии.
– Это вы, Альфред Тарговиц?! – спросил Эскин.
– Надо же, какой вы проницательный, – засмеялся продюсер. Эскин в этот момент быстро набрал по домашнему телефону номер Амулетова и приложил трубку ближе к сотовому телефону, чтобы Амулетов услышал их разговор.
– Знаете, Альфред, я очень восхищен вашими умственными способностями, – глубоко вздохнул Эскин.
– А я в этом и не сомневался, – засмеялся продюсер.
Эскин услышав первый гудок из трубки, извещающей Амулетова о его звонке, успел зажать отверстие динамика ладонью, оставив только отверстие в трубке, из которого Амулетов мог слышать весь их разговор.
– Скажите, а почему вы все-таки похитили моего отца, да еще бросили его на необитаемом острове? Если можно, ответьте только на этот вопрос?!
– Вопрос, конечно, интересный, – усмехнулся продюсер, – почему человеку вообще дано право судить другого человека?! Лично я исхожу из того, что человеку все позволено, и что все, что человек подумает, все будет!
– Так говорил Рене Декарт, – заметил Эскин.
– Да, совершенно верно, – рассмеялся еще громче продюсер, – сразу видно, что вы очень начитанный молодой человек.
– А вы не можете назвать хоть бы широту и долготу местонахождения этого острова?! Ведь найду я отца или нет, вам от этого ничего не прибудет и не убудет.
Ознакомительная версия.