В первом зале мальчика сразу заинтересовала царица Анна Иоанновна, добродушный молодой царь Михаил Федорович и портрет Петра третьего в подросковом возрасте.
– Ему чуть больше, чем сейчас тебе, – заметил дед и одновременно подумал «А глаза уже взрослого».
Ему больше понравился портрет пропитанного мудростью благообразного державника Головина.
– А как ты думаешь, существовали художники до 18 века? – поинтересовался дед.
– Наверно, – неуверенно отреагировал мальчик.
Дед молчал. Он почувствовал, что поспешил с этим вопросом.
Последующие первые залы были наполнены парадными портретами в основном правителей и придворных, хотя появлялись весьма интересные лица и среднего сословия.
Алексей Петрович с детства знал эти портреты Никитина, Антропова, Рокотова, Ротари, Аргунова, хотя увидел и много новых, ранее ему неизвестных. Особенно поразил портрет Демидова художника Грота.
Потом явились более раскованные и приближенные к реалиям жизни портреты Левицкого, сентиментальные девушки и женщины Боровиковского. Внук больше обращал внимание на портреты мальчиков и девочек. Деду же приглянулся строгий священник: он видел впервые эту картину.
– Дед, смотри, – воскликнул мальчик, показывая на картину Фирсова «Юный художник».
– Они очень похожи на нас…середина 18 века…Это…лет 250 назад… Совсем недавно.
– Пожалуй.
В следующих залах они увидели первые пейзажи, в основном неаполитанские или похожие на них, а также панорамы центральных площадей, окрестности городов. Авторы этих картин Щедрин, Алексеев, Матвеев были известны Алексею Петровичу. Кроме «Колизея» здесь он нашел много новых ранее им не виденных работ.
Начиная с Кипренского, пошли уже совсем близкие нам из истории одухотворенные лица.
– Владик, узнаешь Пушкина?…Жуковского?
– Да нет, – вяло реагировал внук.
– А помнишь сказку «О рыбаке и рыбке» или вступление к «Руслану и Людмиле» мы с тобой разучивали… «У лукоморья дуб зеленый…»?
– А…да…
Дед показал портрет автора сказок.
– Красивый…
– На самом деле он не был таким красивым,…просто художник хотел этим его возвеличить.
В экспозиции появилось много неизвестных ранее Алексею Петровичу работ Карла Брюллова: громадное полотно «Защита крепости», несколько портретов писателя Кукольника. Внуку больше нравились его известные яркие картины: «Всадница», «Вирсавия». Алексей Петрович заметил, что он не сразу за ним двинулся в следующий зал и пожалел, что знаменитая картина «Последний день Помпеи» находится в Русском музее. Старик подробно рассказал мальчику о полотне Иванова «Явление Христа народу».
– Неужели можно рисовать одну картину всю жизнь? – удивился он.
– Очень даже можно…, задумчиво улыбался дед.
Его поразила увиденная «Богоматерь с младенцем» работы Бруни. Мадонна как бы в забытьи, а младенец начинает собственное движение с глубоко взрослыми проникновенными глазами.
Перешли в зал Василия Перова. Его удивительно искренние и пропитанные любовью к чаяниям простых русских людей картины – «Проводы покойника», «Тройка», «Приезд гувернантки», «Чаепитие в Мытищах», «Странник» всегда привлекают множество людей.
Владика заинтересовали «Птицелов», «Рыбак», «Охотники на привале», а деда, видимо, недавно взятая из запасников или приобретенная – «Никита Пустосвят». Проходя дальше по залам, мальчик молчаливо обратил внимание на «Не равный брак» Пу кирева.
Убедительный в нравственных противоречиях и неповторимый Николай Ге притягивал внимание своими знаменитыми работами «Что есть истина?» и «Тайная вечеря».
– О чем спорят эти люди? – удивился мальчик.
– …О самых главных ценностях жизни…
– Каких?
– Смысла духовных и имущественных ценностей…Загадоч ного и неосмысленного человеком понятия… добра и зла.
– Ты обещал мне поговорить об этом.
Дед кивнул дед, давая знать, что он помнит.
Владик молча пошел в следующий зал, где он с интересом осматривал батальные картины Василия Верещагина «Двери Тамерлана», «Смертельно раненый», «Апофеоз войны» с их необычным восточным колоритом.
Виктор Васнецов поразил мальчика сказочными персонажами. По совету деда Владик зашел со всех сторон картины «После побоища» и убедился, что погибший воин в центре любом ракурсе смотрится ногами вперед.
Алексею Петровичу вдруг припомнилось, что он был сражен росписями Васнецова, посещая несколько лет назад Владимирский собор в Киеве. Идущая мадонна с младенцем, глаза которых были очень схожи с Сикстинской мадонной Рафаеля. Поражали его «Сирин и Алконост – Птица радости и птица печали».
После нежных и тонких пейзажей Саврасова картины Шишкина поражали своей монументальностью. Русские поля, леса и долы красовались здесь в полную силу. Владик долго стоял перед картиной «Сныть-трава».
– Дед, трава, как живая.
– Да…Кажется, что вот-вот на лист сядет божья коровка, – улыбнулся дед.
Вместе внимательно рассматривали суриковскую «Боярыню Морозову».
«Вот православная Русь, – размышлял Алексей Петрович, – Сколько уникальных настоящих русских… от юродивого до вельможи и беззаботного радостного мальчика».
– Посмотри, Владик, а сани едут или нет?
– Едут, дед.
– Это обстоятельство больше всего беспокоило автора карти ны…В этом заложен глубокий смысл.
В зале Ивана Николаевича Крамского дед обратил внимание внука на портреты выдающихся людей. Основатель «передвижничества» он не побоялся покинуть Академию художеств и объединить вокруг себя единомышленников.
«Какие одухотворенные интересные лица, – думал Алексей Петрович, – …Сейчас мало встретишь настоящих русских… Все какие-то размытые, готовые пиариться по любому поводу, …а здесь молчаливые, уверенные в себе лица… сколько неподдельной гордой красоты в «Неизвестной», образ которой так близок Настасье Филипповне, Анны Карениной…Не менее сильные лица простолюдинов… «Лесоруба», если обманешь сегодняшним лохотроном, пожалуй,… получишь «по полной».
– Владик, а вот «Русалки» и пушкинский дуб.
Поднявшись на ступени, неожиданно попали под власть художественной мистики образов Врубеля. Она включала помимо картин скульптуру и керамику. Впечатление было яркое и неоднозначное.
Алексей Петрович про себя отметил современный подбор картин, который по-праву заинтересовал и привлекал посетителей.
Он неожиданно услышал сзади женский голос: «Красиво, но не на мою психику…Даже совсем…не мое…»
– Владик, как тебе Демон?
– Страшный…
– Скорее он свободный, и глаза говорят, что вовсе он не «Поверженный», – пояснил дед.
Картины Врубеля мальчик изучал с интересом. Видно было, что его фантазия пополнялась новыми персонажами.
Долгожитель, великий труженик и непревзойденный мастер кисти Репин подобно Льву Толстому выделялся разнообразием жанров и удивительной интуицией понимания жизни. Его картины неразрывны и с позиции истории: очень интересны персонажи «Заседания государственного совета» и появившаяся недавно в галерее «Прием областных старшин Александром Ш». И не случайно остались в русском лексиконе навсегда отрезанные после революционных событий родные для него «Пенаты». А вот и чрезвычайно его одаренный, искренний и чуткий ученик – Серов. Яркий продолжатель великих традиций русской школы он такой же молчаливый труженик, но уже в поиске новых форм поражает Париж, Рим, Лондон наравне с Роденом, Матиссом, Ренуаром. И как эти формы, как-то по-русски, весьма оригинальны и загадочны…
«Как жаль, что он прожил всего 46 лет» – вспомнил Алексей Петрович.
– Какой интересный мальчик…Мика Морозов, – прочитал Владик.
– Портреты Серова – это всегда неожиданное открытие, – оживился дед.
По мнению Алексея Петровича более поздние художники, в том числе ровесники: Коровин, Головин, Малявин и другие постепенно утрачивали классические формы и уподоблялись больше моде, хотя полученная школа старых мастеров и их не смогла отделить от поиска жизненной правды.
«Это как классическая музыка или джаз…кому-то нравиться, а кому-то нет…» – убеждал себя он.
Русский же классический пейзаж, несмотря на влияние импрессионизма, продолжал развиваться в работах Крыжицского, Остроухова, Дубовского, Юона, Бродского.
– Владик, как тебе русская природа?
– Понравились… всякие… виды.
– Это называется пейзажи…, – поправил дед.
– Ну, …пейзажи.
– А не чувствуешь в чем разница?
– А разве есть разница?
– Существенная…Пейзаж рисовал человек…Он что выделил, что разлил на холсте, то есть придал в пространству природы собственное понимание, свое ощущение…
Мальчик утвердительно размышлял.
И конечно Владимир Маковский с его непревзойденным жанровыми сценами и знанием действительности, понимания людей и умения ее представить в убедительной форме. Его «Свидание» или «На бульваре» – пример удивительного выбора человеческих типов и места действия. Владику приглянулись «Дети, бегущие от грозы». Они, действительно, очень притягательны своим детским непосредственым испугом.
