P.S. Интересно, что Лене, примерно в это время также приснилась машина времени – будто бы все мужское население, в срочном порядке, мобилизуется на войну, она их провожает, а меня уговаривает остаться. Затем появляется какой-то чудак, он говорит, что изобрел машину времени, которая могла бы всех спасти, но его никто не слушает.
– Следующая станция – «дно болото»46, – написал за 2 месяца до этого Птица в контакте. Я все лето пытался понять, чтобы это значило и вот только теперь, кажется начал прозревать…
Эта станция преследовала меня все лето, став нежеланной, но неминуемой целью назначения и теперь, по-видимому, я на нее приехал.
Птица прислал сообщение с просьбой прислать фотографии из Праги, наконец, я решился ему ответить:
Андрей
А я застрял на станции дно-болото, очень конкретно, поэтому и отмалчиваюсь…)
31.08.13
Птица
у этой станции есть еще дно, а там ветка метро в верхний мир
01.09.13
правда к входу ведет лабиринт…
Как же я угодил на эту станцию? Я ведь только и думал о том, как туда не попасть. А сам, оказывается, только и делал, что стремительно несся туда, как тот младенец в роковой подвал. Я уже не могу ничего контролировать. Вина распространяется стремительно как инфекция. Не остается сил ни на что, кроме бесконечных угрызений. Боже мой, сделал ли я за всю свою жизнь хоть что-то правильно? Кажется, весь мой путь устелен ошибками, как этими больными листьями с черными пятнами, которых с каждым днем становится все больше на улице. Этой осенью их так много, как будто природа отражает мое внутреннее состояние.
Со мной начинают происходить странные вещи – каждое утро я просыпаюсь в холодном поту, с уверенностью, что повинен еще в одном преступлении. Как будто некий внутренний прокурор показывает мне, что я виновен в том или в другом. Словно из-за одной только связи со мной у людей начинались проблемы и болезни, даже лейкемия у отца будто бы развилась из-за меня… Это кажется бредом, я не хочу в это верить, но прокурор говорит прямо в душу, будто некие печати ставит. Как бы не бился рассудок в конвульсиях, душа все больше заполняется тяжестью и ядом. Такое ощущение, что она при смерти. Может быть, она и есть та куколка в гробу из сна? Юнг называл душу анимой и считал, что она появляется в бессознательном через женские образы. Как бы то ни было, нужно что-то делать. Иначе дракон просто съест принцессу. Но душа, словно муха в паутине – с каждым рывком паука, становится все слабее. Каждый вечер приходит необъяснимая тупая радость – мне кажется, что все хорошо, что все, о чем я думал весь день – это кошмарный сон, который должен вот-вот пройти. Каждый раз перед засыпанием я верю, что утром все это рассыплется, и я проснусь в новую счастливую жизнь. Но каждое утро приходит очередное обвинение от внутреннего прокурора, и свинцовая тяжесть заполняет душу. Я отчаянно пытаюсь биться с драконом – встаю рано, отжимаюсь, сажусь за диссертацию, но сил становится все меньше и меньше. Я теряю способность к какой либо осмысленной деятельности, рву на себе волосы, плачу, бью себя кулаками, но ничего не помогает. К трем часам приходит Леночка, вечером опять наступает бессмысленная радость, утром – очередная доза вины. Это вечный космический маятник – Люцифер и Ариман47 (два рабовладельца?). И, если верить Штейнеру, есть только одна сила способная его уравновесить. Но кажется я ее потерял. По-видимому Доктор оставил за скобками страшную тайну – если личность утратит Христа, как некую стержневую уравновешивающую силу, она обречена на авторежим – вечные колебания между двух зол. И вот это, по-видимому, и есть «станция дно болото»
Как-то вечером, в очередной раз тщетно пытаясь найти ответ в Интернете, я наткнулся на свою старую заметку посвященную священнику, философу и математику Павлу Флоренскому.
Андрей Сафонов «Павел Флоренский, Георг Кантор и проблема творчества в математике».
«Пространственно-временные модели Флоренского изучены достаточно хорошо, далее мы остановимся лишь на одном моменте – загадочной точке перехода, между действительным и мнимым, между физическим миром, и миром сверхсветовых скоростей, между сном и явью, точке которую символически можно обозначить местом переворота Дантовских героев, в которой тело выворачивается через себя:
«мы наглядно представляем себе, как, стянувшись до нуля, тело проваливается сквозь поверхность – носительницу соответственной координаты, и выворачивается через самого себя, – почему приобретает мнимые характеристики.» [10,48]
Идея переворота совершаемого на духовном пути также является архетипической, можно вспомнить, например, германского Одина, провисевшего вниз головой 9 дней на мировом древе Иггдрасиль. Однако нас далее будет интересовать другой вопрос: какова природа этой точки…»48.
Господи, да понимал ли я сам, то что писал?
Звонила мама:
– Как дела, сыночек?
– Да, ничего… нормально, – говорю механическим голосом.
– Как твоя диссертация?
– Пишу…
– А я хотела сказать, что приходила женщина и принесла тебе повестку в военкомат. Я ей сказала, что ты учишься. Она говорит, что они в курсе, надо только принести справку.
– Угу…
– Мне снился сон про тебя. Будто бы ты снова маленький мальчик, ходишь по маленькой комнате, и тебе хотят ставить оценки, но ставить будут не учителя, а ученики.
– Мишка49, а как ты думаешь, что будет, если человек всю жизнь руководствуется только эгоистическими мотивами?
– Только эгоистическими? Ну такого, наверное, не бывает…
– Ну а все же, если допустить это?
– Всю жизнь только эгоистическими мотивами? Но это было бы полным безумием… Я думаю, это хуже смерти. Я имею ввиду, что для меня это хуже смерти…
09.2013 Пытался устроить пост, дабы хоть как-то дисциплинировать волю и утихомирить совесть. Но к обеду не выдержал и наелся как свинья. Ездил на станцию «Академическую», к новому ученику, с огромным трудом объяснял материал, голова почти не работала. Безумный попугай в коридоре издавал истошные крики, будто из самой преисподней. По дороге домой заглянул в «Пятерочку», купил шоколадку и вишневый рулет. Выйдя из магазина, заметил сгорбленную старушку, еле ковылявшую вслед за мной. Она заинтересовала меня тем, что была очень похожа на проводницу из сна, на которую когда-то накинулся с требованием счастья. Вот она заходит в банк. Хочу войти за ней, но, немного подумав, решил подождать ее за углом. Решаю для себя, что если, выйдя, она повернет направо, то я подойду к ней. Наконец она появляется. После небольшого колебания, она поворачивает направо. Сердце отчаянно бьется, боясь упустить шанс, бросаюсь к ней – «Это вам!» – протягиваю маленькую шоколадку, немного подумав, добавляю рулет – «И это».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
.«Пир Вальтасара» – библейский сюжет из книги пророка Даниила, в котором описывается, как вавилонский царевич Вальтасар устроил грандиозный праздник, на котором совершил кощунство, после чего вавилонское царство было разрушено персидскими войсками, а сам царевич был убит. В настоящее время выражение является синонимом «пира во время чумы».
Рудольф Штейнер – немецкий философ и эзотерик, создатель учения антропософия, о котором будет говориться далее.
Плерома – высшая полнота бытия в греческой философии. Согласно учению гностиков, плерома – это совокупность высших духовных сущностей (эонов), в которой потенциально содержатся все проявленные и непроявленные миры.
Термин из эзотерического учения В. Зеланда «Трансерфинг реальности», основанный на т.н. многомировой интерпретации из квантовой физики, в которой говорится о множественности одновременно существующих вариантов развития вселенной. Похожие идеи развивал Х. Л. Борхес в рассказе «Сад расходящихся тропок». В нашей с Птицей терминологии пространство вариантов фактически совпадает с плеромой.
Улицы в смерть (нем).
Густав Майринк – австрийский писатель-экспрессионист, увлекавшийся йогой, алхимией, герметизмом и многими другими эзотерическими практиками, и пытавшийся все это использовать в своих произведениях. Долгое время прожил в Праге и посвятил ей свои ключевые романы «Голем» и «Ангел западного окна».
