Это было верно. Весной Илья взял кредит и привез партию часов с Углича. Ездили они вместе с Олегом. Когда пришла пора отдавать кредит, вдруг обнаружилось, что денег − только долг отдать. Я, не раздумывая, продала те часы, которые хотела оставить себе, продала и платье, которое привез Илья, и футболки, и даже несколько комплектов дорогого белья, справедливо полагая, что я, как примерная жена, должна помочь мужу выплатить деньги.
У Лены тем не менее осталась куча «сувениров» от этого бизнеса: часы-кулоны, часы-браслеты, часы с финифтью, часы-перстень, платья, пеньюары… Я думала, что все это ей купил на свою долю прибыли Олег, но он отрицательно покачал головой.
– Я ей ничего не покупал.
– Он обещал сегодня придти сюда, – вдруг вспомнила я, – он спрашивал сегодня о тебе.
– Что конкретно?
– Спросил, где ты сейчас живешь.
– Ну он дает, – фыркнула Светлана. – А где мы должны еще жить?
Потом она стала говорить про то, какая Лена грязнуля, и что она, наконец, навела порядок в квартире, все перестирала, вымыла, отдраила. Мне это было неинтересно, и я потянулась следом за Олегом на балкон – покурить.
– Чего это он решил тебя навестить?
– А морду мне за Лену, наверное, набить хочет. Шучу. Лена забрала сервиз, моей маме это не понравилось, я договорился, что обменяю на сервиз магнитофон. Вот Илья, видать, и привезет, – он помолчал, а потом выдал фразу, которая вертелась и у меня на языке. – Слава Богу, что они вместе, по крайней мере, теперь они больше никого не сделают несчастными.
Мы вернулись на кухню, успели еще открыть бутылку вина и выпить по рюмке, прежде чем в дверь позвонили. Светлана подхватилась, чтобы открыть, но Олег прикрикнул на нее.
– Куда? Сиди… Вот и гости!
Он пошел открывать, а Светлана от волнения вцепилась мне в руку.
– Сейчас что—то будет, – ее глаза были круглыми и черными.
С моего места было хорошо видно, что происходит в прихожей: Олег открыл дверь, весьма сдержанно поздоровался с Ильей и вышел в подъезд, поговорить. Светлана еле-еле могла усидеть на месте.
– А вдруг они сейчас раздерутся? – она близко наклонилась ко мне. – Что делать будем?
Я пожала плечами: я ощущала облегчение. От того, что все, что теперь делает Илья – не мое дело. Как бы он не позорился, в какую бы глубокую и грязную лужу не сел, мне все равно, я больше не должна за него переживать, я больше не буду краснеть, мне больше не будет стыдно! Боже, хорошо-то как!
За Ломакина я не волновалась – Илья ему в драке не соперник. После непродолжительного разговора, Ломакин вернулся с сумкой, пронес ее в комнату, вытащил в прихожую магнитофон.
– А где усилитель? – спросил Илья.
– Какой усилитель? Мы с Леной договаривались только о магнитофоне. Баста!
– Пойдем-ка, поговорим…
Ломакин снова вышел.
– Ну точно раздерутся! – Светлана то смеялась, то была готова заплакать.
– Да не волнуйся ты так, – сказала я. – Уж кто-кто, а твой Олег может за себя постоять.
– Правда?
Дверь в подъезд была приоткрыта, и я видела, что Илья с Олегом поднялись на площадку выше этажом. Внезапно послышалась возня, удары, и в следующее мгновение я поняла, что они катятся по лестнице, сцепившись в клубок. Так они с размаху и влетели в квартиру. Илья оказался на полу. Его кроссовки торчали над головой, казалось, что его связали в узел. Сверху на нем сидел Ломакин, жилы у него на шее вздулись, удерживать Илью было трудно. На мгновение Илья почти вывернулся из рук Ломакина, попытался ударить, но Олег неимоверным усилием снова его скрутил. Светлана метнулась в прихожую, но я перехватила ее и усадила обратно. В дверях показался Андрей Гордый. Он был, как всегда, невозмутим.
– Слушай, Олег, ты бы отпустил его.
– Я бы отпустил его, Андрей, но ведь он дерется! – натужно ответил Ломакин.
Андрей посмотрел на них сверху вниз, оценил ситуацию.
– Илья, ты бы закруглялся, что ли? А то мне ждать некогда, ехать надо.
Я поняла, что Андрей привез Илью на своем автомобиле.
– Будешь драться? – спросил Илью Ломакин.
Илья в ответ что-то прохрипел.
– Будешь драться, по голове настучу, – пообещал Ломакин и отпустил Илью.
Тот вскочил на ноги, хотел было ударить Ломакина еще раз, но Олег просто вытолкнул его из квартиры и захлопнул дверь. Раздалось несколько ударов по двери, потом вдруг трель звонка, быстрые шаги и звон разбитого стекла в подъезде. Было слышно, что на площадку выскочила соседка. Под аккомпанемент ее крика Илья ретировался. Ломакин посмотрел на нас и захохотал.
– Вот цирк, а?
У него был ободран локоть и только.
– Ну сволочь Илья, сил нет. Бам-бам-бам мне по физиономии, и такой повернулся, чтобы уйти. Он что, думал, что я ему не отвечу? Хотел я было его к стенке приложить, но передумал, вдруг убью ненароком. Ну его, слабосильного.
Ломакину пришлось выйти на площадку, выслушать претензии соседки по поводу разбитого стекла. Я и Светлана тоже выглянули – звонок был основательно разбит, на подоконнике кровь – Илья разбил стекло кулаком. Позже Валерия рассказала, что он приехал в ларек, выпил банку тоника, пробил кулаком ДВП, которым был обшит ларек, закурил и стал прижигать себе руку сигаретой.
– Лиана, он же больной, его же лечить надо, – говорила она мне.
– А он и есть больной, на учете стоит. Ты не знала?
– Нет, – Валерия испуганно на меня посмотрела.
Я представила, что ей пришлось пережить наедине с Ильей, и пожалела ее.
– Он и в армии из-за этого не служил.
– Ужас какой-то, – пробормотала Валерия.
– А он что, курить начал? – поинтересовалась я.
– Да, Лена сказала, что ему идет курить, вот он и курит.
Ну-ну. Три года Илья воевал со мной, бился, чтобы я бросила курить, и вот – на тебе, сам закурил. Вот уж точно, любовь зла…
После драки Ломакин на всякий случай подстраховался. Чтобы Илья с Леночкой не написали заявление в милицию, он просто взял знакомого милиционера и съездил с ним в ларек. Тот пять минут поговорил с Ильей, и этого было достаточно, чтобы парочка раз и навсегда зареклась строить Ломакину козни.
Странно, несмотря на то, что весь мир вокруг рухнул в одно мгновение, мне было хорошо… почти неделю. Я спала беспробудным сном сурка, со спокойным сердцем работала, и даже аппетит не пропал. Я давно заметила, что в критических ситуациях мой мозг как бы отключается, не воспринимает окружающее, словно откладывает принятие оценки и важного решения на потом, на тот момент, когда подсознание по-своему переработает и разложит по полочкам происходящее. Наверное, так мне легче перенести то, отчего можно просто рехнуться.
Глава шестая
Великая депрессия
….До меня дошло через неделю. Стало настолько плохо, что и высказать невозможно. Самым страшным оказалось ложиться вечером в холодную постель. Одиночество после развода стало почти осязаемым, оно неуловимо отличалось от одиночества до замужества тягостной безнадегой. Я никогда никого не впускала в свою душу близко, никогда ни с кем так не откровенничала как с Ильей. Не нужно было так привыкать к другому человеку, корила я себя. Не нужно…
Заснуть я не могла до четырех часов ночи, потом все же забывалась дремой, и мне грезились кошмары, и очнувшись в самый страшный момент сна, заснуть я уже не могла. Просто лежала, уткнувшись лицом в твердую спинку софы и думала, думала… По щекам текли слезы, но вслух я никогда не плакала – в нашей семье было не принято открыто выражать свои чувства.
В последние годы Аленка со всеми своими любовными интрижками и пьянками отошла на второй план, общалась я в основном с Ломакиным и Леночкой, и в полном смысле Илья, Лена и Олег составляли весь мой мир. Вне этого мира не было ничего, пустота, вакуум. Я оказалось выкинутой за пределы собственного мира, и это было жутко. В этот момент главное было – не задумываться. Вот только сказать это в миллион раз легче, чем осуществить на деле.
Мне снились очень странные сны: мы мотались с Ильей по городу: то я за ним, то он за мной, и не могли никуда деться друг от друга, ругались, требовали, кричали, снова и снова я убегала от него, снова и снова догоняла по ночным трамваям, автобусам, улицам, незнакомым домам. Отчетливо помню один сон – день, очень чистенький, светленький ларек, в котором работает моя знакомая, я прихожу к ней в гости и вдруг вижу на стене приклеенную фотографию Леночки. Я с силой провожу по фотографии рукой, и мои ногти, вдруг выросшие, длинные, острые, рвут бумагу. Мне хорошо. Как мне хорошо!
Снились и кошмары, не связанные с разводом. Несмотря на то, что в комнате было тепло, я спала под двумя одеялами. Не потому, что мне было холодно, просто второе, тяжелое одеяло давало ощущение уюта, надежности, которого мне так не хватало этой зимой.
Однажды, еще не полностью проснувшись, в темноте я откинула второе одеяло и вдруг поняла, что под ним, между одеялами, лежит, ласково и крепко обнимая меня кожистыми крыльями нечто черное, лаково блестящее… Оно подняло темный, продолговатый, крысиный череп, глянуло акульими, черными глазами и зашипело. Я с криком рванулась с дивана…
