Продвигаясь через толпу туристов, отправляющихся чартерным рейсом в Хургаду, к столику регистрации билетов в Хельсинки, я ощущала приятный аромат дорогого парфюма, исходившего от моего спутника. Да, сегодня он выглядел просто великолепно. Как бы мне хотелось бы соответствовать ему, но, увы, его класс был порядками выше моего. Даже для дипломата, я бы сказала, он выглядел сверхэлегантно. А ведь только вчера передо мной стоял простой обыкновенный чиновник. Вот такие вот метаморфозы. Мы быстро прошли регистрацию, а пока продвигались в очереди на досмотр багажа, Банев, слегка наклонившись надо, мной тихо сказал:
– Как официальное лицо ничего посоветовать вам не могу. Но, выйдя за рамки профессионального, замечу, что вчера после нашей встречи с вами я долго думал: будь на вашем месте моя дочь или моя жена, что бы я посоветовал им в такой ситуации?
Две сумки остались при мне. Я ничего не стала сдавать в багаж. Банев сдал чемодан, легкий на вид, видимо с одеждой, потому как сегодня он был в другом костюме. Когда в таможенном досмотре он снял пальто, я не могла не обратить внимания на его красивый джемпер песочного цвета. Все это великолепно гармонировало с его шикарным, сшитым из дорого шерстяного драпа пальто. Небрежная элегантность широкополого двубортного пальто, широкий рукав реглан. Мягкая линия плеча. Как хорошо, что после долгих раздумий я надела свое демисезонное пальто, не стала придумывать себе походное обмундирование. А ведь был соблазн влезть в стеганое, напоминающее спальный мешок, зимнее пальто. Но я представила себя в аэропорту, в самолете, в Софии. Вот тогда было бы кричащее несоответствие. Честно сказать, я непритязательна в одежде. Просто порой позволяю себе эпатажные вещи. Роскошная сумка, эффектная обувь, элегантная и дорогая. Перчатки из великолепной кожи с пуговкой, обтянутой кожей другого цвета. Я могу себе позволить лишь роскошные мелочи. Они придают настроение и создают иллюзию благополучия. И позволяют одним дорогим аксессуаром, поднимающим мне настроение и создающим иллюзию материального благополучия, отвлечь от других, тривиальных предметов моего гардероба.
Естественно, мы отличались от остальной публики. Все в основном были в легких куртках, в спортивной одежде. Ясно, летят через Финляндию в жаркие страны. Мои родные тоже всегда норовят ехать налегке, чуть ли не в шортах. И тогда встречай их с ворохом теплой одежды, особенно маленьких беречь надо, ведь разница температур – тридцать и более градусов. Из знойной Африки да в завьюженный Таллинн.
Сегодня Красимир Банев был явно чем-то расстроен или озадачен. Его проницательный взгляд был направлен мимо меня, мне никак не удавалось, как я ни пыталась, перехватить взгляд его темно-серых глаз. Что-то случилось, подумала я, когда мы последовали к таможенным воротам.
– Я вижу, вы в советах не нуждаетесь. Это хорошо. А ведь есть люди, которым необходим совет со стороны. Маленький толчок служит к действию, – сказал он, и, как мне показалось, его лицо помрачнело. После недолгого молчания он добавил: – Хорошо, если это направлено на хорошее дело. Но чей-то совет – мнение – толчок могут столкнуть и в пропасть… Последовала долгая пауза. Не знаю, о чем думал этот человек и почему так изменчиво было его настроение.
– А у вас, я уверен, все сложится. Съездите, в разговорах с окружающими там вас людьми вы наверняка что-то узнаете. Проскользнет, непременно проскользнет что-то, за что можно будет ухватиться. Тем более что в денежном выражении эта поездка вам ничего стоить не будет.
Эта его последняя фраза рассмешила меня. Заметив в моих глазах смешок, он добавил:
– Вы взяли на себя очень большую ответственность. Но, очевидно, это свойственная вам черта характера. Женщина вы умная. Надеюсь, разберетесь.
Его лицо было и грустным и виноватым, недовольным и сочувствующим одновременно. За эту палитру чувств я была ему безмерно благодарна. Но я упорно молчала, как чем-то недовольный подросток, тупо ковыряя носком сапога полированный каменный пол зала ожидания. Если бы Банев знал, как я нуждалась в этот момент в чьем-то совете. Пропустив его впереди себя к движущейся ленте с пальто и портфелем, я подождала, пока его обследуют, что-то у него зазвенело – оказалось, он забыл снять ремень. Так смешно, когда рядом с тобой посторонний мужчина зрелых лет расстегивает ремень на брюках. Но надо отдать ему должное, он выглядел при этом весьма импозантно.
В салоне самолета он привычными движениями помог мне снять пальто в узком проходе между креслами. Не дожидаясь, пока подойдет стюардесса, ловко убрал в шкафчик над головами мою дорожную сумку и свою сумку-портфель, какая обычно бывает у странствующих дипломатов или чиновников из Брюсселя. Пропустив меня в кресло возле иллюминатора, он устроился рядом; кресла узкие, и он слегка задевал меня своим плечом.
Время от времени я чувствовала, что он поглядывает на меня, словно хочет что-то сказать или спросить. Самолет вырулил на взлетную полосу. Включились двигатели и… мой спутник (мне очень понравилось, как он пообещал себя мне в спутники), повернувшись ко мне, вдруг улыбнулся:
– Летим?
– Угу, – ответила я. И впервые за время нашего знакомства мы улыбнулись друг другу. И как-то очень по-доброму. Смена роли, видимо, подействовала: рядом со мной сидел не какое-то официальное лицо, а просто приятной наружности пожилой мужчина. Не знаю, каким образом мне удалось склонить его на свою сторону, я не помню, после чего, с каких сказанных мною слов, в нем произошла перемена.
Глава 5. С высоты птичьего полета
Набрав скорость, самолет оторвался от земли и резко взмыл в небо. Грань между последним прикосновением к земле и отрывом от нее по ощущениям почти неопределима, часто даже при взлете приходится посмотреть в иллюминатор, дабы убедиться, что самолет уже в воздухе. Этот миг отрыва настолько короткий – миг и есть, но в нем столько неопределенности, столько разных эмоций. Этот миг – отрыв на долю секунды от действительности. Счастливое мгновение отрыва, момент временного небытия. Это бывает, когда еще ничего не изменилось, но вот-вот изменится. Мгновение, когда еще ничего не произошло, но вот-вот произойдет.
Свершилось. Самолет взмыл в небо, слегка наклонив крыло, развернулся и, постепенно набирая высоту, последовал выбранным курсом в точку назначения. Теперь уже все ясно и понятно.
С этого момента я была ввергнута в водоворот не столько событий, сколько сильных эмоций и ощущений.
Мы, около сорока пассажиров и пять членов экипажа, летели в Хельсинки. Я сидела, потупив взор, чтобы никто не смог прочесть на моем лице детской радости и восхищения, которое я всегда испытываю от ощущения полета. Мой спутник по-своему понял каменное выражение моего лица и спросил:
– Вам плохо?
Я только мотнула головой в ответ, но, не сдержавшись, правда, не размыкая рта, улыбнулась. Увидев мое довольное лицо, он все понял, потому как слегка усмехнулся и произнес на болгарском языке фразу, из которой я поняла, что и ему нравится видеть землю с высоты, но не выше полета орла.
Мне, кстати, тоже неинтересно лететь над глыбами облаков, похожих порой на айсберги в океане или заснеженные вершины гор. Однообразная картина не производит впечатления. Другое дело, когда видишь внизу землю, море, точечки морских судов, невероятных оттенков море, морскую гладь. Перелет из Таллинна в Хельсинки длится менее сорока минут, а чистого времени полета и того меньше, и естественно, что на большую высоту самолет и не выходит, не успевает.
Я глянула на своего спутника, еще раз посмотрела на пассажиров, шумных и веселых, предвкушавших замечательный отдых на южных курортах. Это было заметно по их легкой одежде. И поняла. Этот то, что я уже когда-то видела во сне. Те же ощущения, тот же рисунок событий, что и в моем сне. Здравым смыслом этого не объяснить. Мистика. И это мистическое пугает. Как часто мне в жизни приходилось слышать во сне фразы, которые чуть позже уже наяву звучали из уст виденных мною в своих снах людей. Мистические переживания, о которых я никогда не могла никому рассказать. Ну кто бы мне поверил, что слово в слово было сказано накануне тем же лицом. Только во сне. Больше всего боюсь таких состояний души, которые похожи на те, что уже испытаны мною в ярко запомнившихся сновидениях. Сейчас дежавю налицо. Пугающее чувство повтора. Почему я боюсь его? Почему в первую очередь возникает тревога, что именно в момент повтора что-то произойдет? И потому хочется поскорее вспомнить, что происходило там и каков был исход событий? Этот сон из разряда тех, которые производят сильное воздействие. Он запоминаются своей красочностью, необычностью сюжета, пережитыми сильными ощущениями и глубокими чувствами. Вот так и этот сон, общее впечатление от которого – состояние зыбкости почвы под ногами, страх приближающейся опасности, растерянность, что же там произошло… надо быстрее включить память и вспомнить все подробности и символы этого сна. Кстати, это помогает.
