Ознакомительная версия.
Конечно не знаю.
– Заказала пять картин. Продала. Потом еще. Подняла ценник до десятки. Они опять заказывают. В итоге развела мужа на галерею. Сначала согласования, потом ремонт. И как-то так все закрутилось… – Лера выпивает еще бокал. – Арендаторы, СЭС какой-то, мудаки менеджеры…
«Ребенок учится, ребенок познает мир». Я допиваю свой бокал и чувствую, как пары алкоголя присоединяются к канабиатам. Лера все несет эту пургу про трудности набора персонала, клиентов, которые ни в чем не разбираются, про гору литературы, которую приходится читать, про «я уж кандидатом наук стала».
А я задаю себе сакраментальный вопрос, почему взрослые, встречающиеся довольно регулярно с одной и той же целью люди не могут просто трахнуться. Без прелюдий и никому, кроме рассказчика, не интересных историй.
– Ты пишешь сейчас что-то? – Лера вырывает меня обратно в мир галеристов, клиентов и баснословных барышей.
– Я? Ну… в общем, нет. – Мне в самом деле нечего сказать.
– Жаль…
Комната наполняется тягучей пустотой бессмысленности, которая бывает только в двух случаях: когда нужно что-то сказать перед тем как это произойдет, – и когда говорить больше нечего. Все произошло, и пора валить. Шампанское меж тем допито. Очередная сигарета докурена, Лера встает и игриво одергивает платье, чтобы оно не слишком обнажало ноги.
Она подходит ко мне сзади, запускает пальцы в волосы, шепчет:
– Давай свалим в эти выходные.
– Куда? – Закрываю глаза и возвращаюсь в состояние блаженной упоротости.
– В Рим.
– Почему в Рим?
– Потому что длинные выходные, а там деревья еще зеленые и тепло. А до моря, – она облизывает мое ухо, – сто километров.
– А как же твой благоверный? – как можно более безразличным тоном интересуюсь я.
– Ну он же не твой муж.
– Ты сумасшедшая, – улыбаюсь.
– Первые сутки будем трахаться, заказывать еду в номер, курить дурь.
– Как я могу отказаться? – А у самого в голове Лера, тайком отбивающая эсэмэсы мужу, Лера, выходящая из ресторана для продолжительных телефонных разговоров с ним же. Разрывающий утренний сон звонок ее мобильного, потом самолет с разными местами. И все очень нервно. Все пропитано страхом в любой момент спалиться, страхом, который так будоражит и так хорош в двадцать и даже лучше в двадцать пять. Сладкое ощущение чего-то постыдного, из которого весь роман и соткан. Ощущение, которого теперь нет.
Потому что все это когда-то уже было. Настолько давно, что все растворилось в годах и выпало в сухой остаток обыденности. Когда в ресторане ты допиваешь вино, понимая, что через полчаса ляжешь в постель со шлюхой, а утром проснешься с женой-домохозяйкой, которая к тому же еще и не твоя.
– Я скажу, что поеду в Италию по делам галереи, – не унимается Лера. – Я же теперь галеристка. Три дня вдвоем. Помнишь, как тогда, в доме отдыха, как его…
– Ты не боишься случайных друзей семьи, как это обычно бывает?
– Да пошли все к черту. Даже если и так… – Она расстегивает мою рубашку. – Он им не поверит. А поверит… Да куда он денется? Десять лет в браке – слишком долгий срок. Мне выбрать отель самой?
– Выбери. – Встаю, запускаю руки ей под платье и пытаюсь прогнать мысль о том, что женщина, в отличие от мужчины, с возрастом становится более безрассудна. То ли из-за генетики, толкающей ее в объятия самых безумных авантюр перед тем как окончательно накрыть климаксом. То ли в попытке доказать себе, что молодость определяется количеством новых сексуальных контактов. Непонятно. Очевидно одно: женщина в порыве страсти еще более хитра и изобретательна. И остановить этот грейдерный каток никто не в состоянии. Ни муж, ни дети, ни общественное мнение. Только забытая косметичка. И здесь уместно бы вспомнить библейскую историю изгнания из рая, которой я, разумеется, не читал.
– Я скучала. – Она садится на стол, оплетает мою поясницу ногами и прикрывает глаза, оставляя узкую щелку, чтобы по моей реакции оценить, достаточно ли круто она выглядит на этом столе.
– Я тоже. – Кажется, первый раз за сегодня я говорю искренне.
Где-то звонит телефон. Сначала писком, потом громче, настойчивей, требовательней. Лера ищет рукой по столу позади себя, открывает глаза, находит телефон на дальнем конце.
– Да! – Томность в ее голосе моментально пропадает. – Что ты говоришь? Паркуешься? В смысле? Где? Правда?!
Она сереет лицом и тычет пальцем то в меня, то в сторону окна. Я довольно туго соображаю, что происходит что-то, не входившее в планы, но что конкретно, понять не могу.
– Хорошо, жду! – Она кидает телефон на стол и начинает носиться по квартире с криками: – Он у подъезда! Паркуется! У тебя все вещи на кухне? Так! Быстро! Пиджак, возьми пиджак! Сигареты! Ладно, черт с ними!
Лера выталкивает меня в прихожую, открывает дверь, толком не дав надеть ботинки, всучивает пиджак и чуть ли не на руках выносит из квартиры.
– По лестнице, иди по лестнице! – последнее, что слышу я перед тем как дверь захлопывается.
Я спускаюсь на три этажа, достаю сигарету, и в этот момент меня душит дикий приступ хохота. Я представляю, как Лера судорожно прячет пустую бутылку, скидывает в мусорное ведро окурки, убирает стаканы, возможно, успевает открыть окно, которое, конечно же, не спасет от висящего в квартире дыма. Потом бежит в спальню, срывает чулки, платье, бросает под кровать туфли и переодевается в домашнее. И безрассудство, с которым эта женщина еще пять минут назад готова была забыть про мужа, быстро рассеевается вместе с сигаретным дымом, Римом и сотней километров до моря…
Как только муж появится в квартире, она пожалуется ему на дикую головную боль, вызванную разговором с подругой, которая выкурила пачку сигарет, рассказывая, как ее бросили. Затем склонит его к занятию любовью, чтобы после того предложить ему свалить из Москвы на выходные. Да в тот же Рим, например.
Глупо подхихикивая, я спускаюсь до первого этажа, выхожу на улицу, направляюсь к машине и вижу, как к подъезду подходит интеллигентного вида мужчина моего возраста. Строгое пальто, очки, добротный портфель Dunhill. Таких обычно в рекламе Zegna снимают. Подтянутый, выглядящий моложе своих лет. Всем своим видом как бы намекающий на то, что мы никогда не поймем, чего хотят женщины.
Сев в машину, понимаю, что залез в ботинки как в тапочки, сломав задник. Расшнуровываю, переобуваюсь.
«Придурок, уйди с балкона», – сообщает мне Лера в эсэмэс.
«С какого балкона???»
«Тебе острых ощущений не хватает? Ты давно вуайеризмом заболел?»
«Лер, тебе нужно меньше пить», – отвечаю.
«ТЫ ИДИОТ!»
Откладываю телефон в сторону. Закуриваю. Постоянно заезжающие во двор машины долго не дают выехать. Наконец я трогаюсь, миную длинный ряд одинаковых серых авто. Секунду мне кажется, что одна из них – та самая «Дэу», которую я видел два часа назад выезжающей из моего двора. Мне хочется притормозить, чтобы убедиться в своей правоте. Но я быстро отказываюсь от этой мысли как отказываются от информации, которая огорчит или испугает, – или если бокал шампанского на выкуренный косяк был явно лишним. Я делаю музыку громче и аккуратно выезжаю в переулок.
Двигаюсь по Садовому кольцу безо всякой цели. Мысленно визуализирую Леркину квартиру, пытаясь понять, о каком балконе вела речь эта чертова нимфоманка. Вспоминаю, что из окна ее кухни вроде бы виден общий балкон, на который можно попасть с лестницы. Но, честно говоря, я даже не представляю, какая дверь на него ведет. С чего бы мне там стоять? «Вуайеризмом заболел». Все-таки она сумасшедшая, эта Лера. Или не один я манией преследования страдаю.
Дверь. Мания. Тут же подкрадываются размышления о том, кто ковырялся сегодня в моей двери. Варианты: «пьяный сосед» и «мне показалось». Оба варианта не выдерживают никакой критики. Если это была слуховая галлюцинация, то слишком убедительная. Если пьяный сосед, то почему убежал, а не стоял перед дверью, покачиваясь, с упоротым выражением лица, как это в таких случаях бывает. Остается слабая надежда на то, что просто ошиблись этажом и, испугавшись моего отчаянного крика, убежали.
Или воры. Тогда надо все же установить камеры. Или показалось. А еще «Дэу» показалась. Значит, все-таки – психиатр. Замкнутый круг какой-то. Надо бы к Максу заехать поговорить.
Где-то звенит телефон. Глухо так, будто кто-то его проглотил, и теперь он пищит во чреве. Рыскаю по карманам, по соседнему сиденью, пока не обнаруживаю, что сижу на нем.
– Алле.
– Ты там спишь, что ли? – осведомляется Оксана весьма недовольным тоном.
– Нет, с чего ты взяла?
– Я звоню уже четвертый раз.
– Я телефон долго найти не мог.
– Нашел? – Очень женский вопрос, иначе каким образом мы сейчас с тобой разговариваем, интересно?
– Да. Он у меня был практически в заднице.
– Это как?
– Вот так, Оксан. Кто-то себе в задницу амбиции засунул, кто-то – диплом о высшем образовании. А у меня там айфон.
Ознакомительная версия.
