– А как мне гулять с сумками пять часов на набережной? Может, я пока хоть вещи оставлю? – У Сурика-Резинки впервые по лицу метнулась тень сомнения, но тут же исчезла.
– Сурен, ты не понимаешь: у меня с сыном своя жизнь, я работаю, он учится. Я не могу думать о том, что ты делаешь на набережной, и переживать за это. Ты ехал в гости к болгарину? Вот и хорошо! Сегодня – ваш день.
Ей уже на самом деле было совершенно безразлично, что будет делать Сурик, с кем будет делать, а уж тем более – как будет делать. Да и в чём проблема? Он сказал до пятницы? В пятницу приедет его друг и они уедут в Халкидики? Всё. Пятница пришла, а с ней и господа из Благоевбрата. А потом пусть он из Халкидиков едет к сыну в Катерини, в семизвёздочную гостиницу, и раскидывает алебастровое тело на прибрежных скалах. Что ему, идти что ли некуда?
– Ну, хорошо! – Сурик внезапно обмяк. – Тогда я вещи оставлю у тебя. В Халкидики же можно ехать в шортах и сланцах?
– Да хоть вообще босиком. Конечно можно.
– Тогда я поеду с ними кататься на яхте, а потом тебе маякну, что я в городе.
– Уж изволь! Сделай милость «маякни», чтоб я за тебя не переживала.
Но ирония не была близка Сурику-Резинке.
– Так ты его отправила в Халкидики без вещей? – Иркин голос задрожал от жалости и обиды.
– Ирка! Ну почему «я отправила»?! Он сам отправился! Знаешь, мужик в «за пятьдесят», наверное, уже должен понимать, что люди после купания в море переодеваются, меняют нижнее бельё и так далее. И в конце концов, я его к себе домой не приглашала. Я пять раз спросила, к кому он едет, так он мне ответил, что к Мише. Теперь выяснилось, что Миши, типа, дома нет. Но ведь у Миши есть жена, дети. То есть он, как ближайший друг туристического «короля», пусть идёт к его жене и детям. Я то… я то с какого боку?! Он во дворе на меня даже внимание не обращал. Ан нет, нет вспомнила! Обращал! Он меня «пятитонкой» называл. И потом… если я правильно поняла: его собственный родной сын с семьёй отдыхает в тридцати километрах от Салоник. Ну, нету твоих друзей – осчастливь сына своим присутствием.
– Тебе долить чаю? – День был такой ясный, а тема такая тяжёлая, и они обе совсем забыли про чай. Да уже и глоток в горло не идёт. А печенье Ирка все равно давно раскрошила для голубей. На лице её проступили страдание и тоска. Она совершенно не разделяла радости подруги по поводу отплытия украинского гостя. Ей было неловко за неё, неловко за себя и вообще неловко за такой жестокий и некрасивый мир.
– Так я всё хочу понять, зачем ты мне вчера свой мобильник бросила и убежала? Можно же просто на его звонки не отвечать. Ты мне велела что-то ему передать, но, если честно, из твоей бессвязной речи я совсем не поняла, что именно. Вообще-то там тридцать четыре его не отвеченных звонка. И как только батарейка не села?
– Ой, я не могу!!! Я же тебе пять раз повторила, что надо сказать!. Я тебе сказала: в супермаркете для него лежат его родные туфли и пять литров оливкового масла, а я с туристами уехала переводчиком в другой город.
– Ты сама сейчас поняла, что сказала?… – Да, Ирка окончательно расклеилась…
– Ладно… – подруга как то боязливо стала озираться по сторонам. – Сегодня вторник, так?
– Так! – Согласно кивнула Ирка.
– Через сутки он умотает, так?
– Так!
– Надо сутки продержаться!
– Слушай… – Голос Ирки стал заискивающим, приглушённым. Так говорят опытные врачи только с очень, очень больными людьми. Или с придурковатыми.
– Зачем всё усложнять? Ты ему просто отдай его вещи и пусть идёт с Богом, а?
– Да не идёт он никуда!!! Неужели тебе не понятно! Иначе какого хрена бы я от него пряталась и залезала к тебе на балкон со двора вместо того, чтоб войти в дверь?!
– Как это «не идёт»? – тут уж Ирина на самом деле удивилась от всей души.
– А вот так! Ты знаешь, что дальше было? Во-о-от – не знаешь! А я тебе скажу. Поехали мы с Сашкой, сдали документы, вернулись домой. Я была так рада, что мы снова с ним вдвоём без чужого дядьки, аж всплакнулось на радостях. Т-о-о-о-лько я слёзы счастья просушила – опа! Звонок на мобильный. Прикинь, это он мне звонит, как и обещал, чтоб я «не переживала», дескать я вот уже еду с Красом и его дражайшей в Халкидики на его яхту. Как вернусь, сообщу. Я хотела сказать, что уж это излишне, и тем не менее, все-таки стало спокойней, что Сурик своего друга встретил, как собирался, и слава Богу. В субботу вдруг он мне снова звонит часов в десять утра и начинает беседу так:
– Ты дома? Я уже вернулся из Халкидиков. Так ты дома?
То есть, не прошло и суток, представляешь? Я-то надеялась, ну пусть не до среды, ну хоть выходные они вместе пробудут, ну пусть в понедельник утром вернётся. То есть, как мы тут ездим на море? В пятницу вечером укатил, в понедельник утром обратно. А я его голос в трубке как услышала, аж опешила. Да я родной маме в жизни не докладывала где я. Чисто в силу стоматологического образования, я хоть и сонная была, но быстро смекнула.:
– Нет! – Задорно так отвечаю ему, – Я в Халкидиках.
– А когда ты приедешь?
– Я приеду когда закончу работу.
– А мне куда идти?
– Послушай… – тут я взяла себя в руки и стала говорить очень ласково и убедительно. – Послушай, Сурик! Когда приехал твой друг я тебе сказала – бери сумку, потому что не надо меня к себе привязывать. У тебя свои дела, тебя Миша ждёт, все глаза выплакал, свой «Мерседес» тебе подарить хочет, а я бегаю пешком, зарабатываю себе на майонез с хлебом. Я не знаю, когда приеду, с кем и приеду ли вообще. Саша теперь живёт у дедушки. У него ключа от квартиры нет и никогда не было, стало быть, прости, если что не так.
– А почему ты ему вещи не отдала? Ну на самом деле Саша же мог отдать ему сумку и всё бы закончилось.
– Ах, Ирка, Ирка… чистая душа… да если б ты знала, как я была права, что побоялась просто открыть дверь и отдать ему сумку.
– По тому, как он начал мне настойчиво каждые пятнадцать минут звонить, я поняла, что простой отдачей сумки тут не отделаешься. Выключить телефон совсем я физически не могла, клиенты же звонят, работу предлагают. Вот я и попросила тебя сказать ему, что телефон я забыла у тебя, меня нет, и когда я буду – неизвестно. Может, бессвязно тебе объяснила, может, непонятно, но прости уж! Как могла. Все эти дни я сидела дома, заперев окна и двери. Хочешь верь, хочешь нет – у меня ребёнок с балкона прыгал в супермаркет и с балкона же залезал обратно, держа в зубах, как последняя Жучка, пакеты с молоком.
А этот как его … Резинка-то звонил мне в дверь, то на телефон, то ходил под моими окнами. Намедни он впёрся во двор с каким то мрачным типом с однообразным лицом. Уж когда и где он с ним познакомился, я не знаю. Тип залез на каменный забор, Сурен на тощую сливу. Уж как она под ним не треснула, просто удивляюсь. Они звали по именам и фамилиям всю мою семью так громко, что я надеялась, да, я просто надеялась, что соседи вызовут полицию. Причём тип почему-то тяжёлым басом всё время выкрикивал имя моего супруга. «Ори громче, – бурчал под нос Сашка, – до Кипра далеко, папа не услышит!». Но через час и это перестало быть смешным.
На следующие сутки я поняла, что умираю. Я постоянно чувствовала, как его зоркий глаз постоянно за мной следит. У меня даже выпало, что Сурен-Резинка близорукий. Вдоволь накричавшись, они снова исчезли. Я гадала: куда, ну куда мог пойти человек в таком неприглядном виде, прямо после моря в засаленных, неправильно пошитых шортах и сланцах? В этом облачении у Резинки был такой вид, что хотелось повсеместно увеличить на стенах количество планов эвакуации. Днём он так и ходил вокруг нашего дома, я его наблюдала в щёлку на ставнях, а вот вечерами стал исчезать. Он одичал, оброс седой бородой и жуткими усами. Может быть, его даже дети на улице дразнили его: «Дедушка Маугли!». И вдруг. Вдруг Сашка на него напоролся. Тут и выяснилось где коротает ночи будущий вожак стаи.
Оказывается, Сурен поселился в зале игровых автоматов. И правильно сделал. Там прохладно, и денег с присутствующих не берут в отличие от восьмизвёздочных отелей, в которых на море жил его сын с семьёй. Как только я это узнала, сразу решила отдать ему сумку. Только каким образом? Вещи его я запихала в нехитрый саквояж, подравняла, чтоб разошлись равномерно, и тоже, как сын, спрыгнула с балкона. Потом позвонила Сашке, велела взять с собой деда и устроить с Суреном-Резинкой на нейтральной территории «случайную встречу». Всё прошло отлично. Сашка при встрече разыграл бесконечное удивление и не менее бесконечную радость. Они вчетвером пошли ко мне за сумками. В смысле его «новый друг» тоже увязался. Дед гордо, моим ключём отомкнул входную дверь.
Как только дверь распахнулась, Сурен с тихим воем кинулся к «своему» дивану, и все присутствующие поняли, что его не так легко будет оттуда отодрать.
– Дядя Сурик! – Саша был сама любезность. Дед стоял в коридоре живым укором, тряс подбородком и молчал. Он всегда тряс подбородком, когда нервничал.
