Санька Журавлев рассказал диковинную историю. Был он в городе (мотоцикл садил покупать), зашел там в ресторан покушать. Зашел, снял плащ, в гардеробе, направился в зал… А не заметил, что зал отделяет стеклянная стена – пошел на эту стенку, И высадил ее. Она прямо так стоймя и упала перед Синькой и со звоном разлетелась в куски. Ну, сбежались. Саньки был совершенно трезв, поэтому милицию вызывать не стали, а повели его к директору ресторана на второй этаж. Человек, который вел его по мягкой лестнице, подсчитал:
– Зарплаты две выложишь. А то и три.
– Я же не нарочно.
– Мало ли что?
Зашли в кабинет директора… И тут-то и начинается диковина, тут сельские люди слушали и переглядывались – не верили. Санька рассказывал так:
– Заходим – сидит молодая женщина. Пышная, глаза маленько навыкате, губки бантиком, при золотых часиках. "Что случилось?" Товарищ этот начинает ей докладывать, что вот, мол, стенку решили… А эта на меня смотрит. – Тут Санька всякий раз хотел показать, как она на него смотрела: делал губы куриной гузкой и выпучивал глаза. И смотрел на всех. Люди смеялись и продолжали не верить.
– Ну, ну?
– Она этому товарищу говорит: "Ну, хорошо, – говорит, идите. Мы разберемся". А кабинет!.. Ну, "-мо", наверное, у министров такие: кругом мягкие креслы, диваны, на стенах картины. "Вы откуда?" – спрашивает. Я объяснил. "Так, так, – говорит. – Как же это вы так?" А сама на меня смо-отрит, смо-отрит… До-олго смотрела.
Еще потому не верили земляки Саньке, что смотреть-то на него, да еще, как он уверяет, долго, да еще городской женщине, зачем, господи?! Что там высматривать-то? Длинный, носатый, весь в морщинах раньше времени… Догадывались, что Саня потому и выдумал эту историю, чтобы хоть так отыграться за то, что деревенские девки его не любили.
– Ну, ну, Саня? Дальше?
Дальше Санька бил в самое дыхало; история начинала звенеть и искриться, как та стенка в ресторане…
– Дальше мы едем с ней в ее трехкомнатную квартиру и гужуемся. Три дня! Я просыпаюсь, от так от шарю возле кровати, нахожу бутылку шампанского – буль-буль-буль!.. Она мне: "Ты бы хоть из фужера, Санек, вон же фужеров полно!" Я говорю: "Имел я в виду эти фужеры!" Гужуемся три дня и три ночи! Как во сне жил. Она на работу вечером сходит, я пока один в квартире. Ванну принимаю, в туалете сижу… Ванна отделана голубым кафелем, туалет – желтым. Все блестит, мебель вся лакирована. Я сперва с осторожностью относился, она заметила, подняла на смех: "Брось ты, – говорит, – Санек? Надо, чтоб вещи тебе служили, а не ты вещам. Что же, – говорит, – я все это с собой, что ли, возьму?" Шторы такие зеленые, с листочками… Задернешь – полумрак такой в комнатах. Кто-нибудь спал из вас в спальне из карельской березы? Мы же фраера! Мы думаем, что спать на панцирной сетке – это мечта жизни. Счас я себе делаю кровать из простой березы… город давно уже перешел на деревянные кровати. Если ты каждый день получаешь гигантский стресс, то выспаться-то ты должен!
– Ну, ну, Сань?
– Так проходят эти три дня. Вечером она привозит на такси курочек, разные заливные… Они мне сигналют, я спускаюсь, беру переносной такой холодильничек, несу… И мы опять гужуемся. Включаем радиолу на малую громкость, попиваем шампанское… Чего только моя левая нога захочет, я то немедленно получаю. Один раз я говорю: "А вот я видел в кино: наливает человек немного виски в стакан, потом туда из сифончика… Ты можешь так?" – "Это, – говорит, – называется виски с содовой. Сифон у меня есть, виски счас привезут". Точно, минут через пятнадцать привезли виски. Они мне, кстати, не поглянулись. Я пил водку с содовой. От так от нажимаешь курочек на сифончике, оттуда как даст в стакан… Прелесть.
– А как со стеклом-то?
– С каким стеклом?
– Ну, разбил-то…
– А-а. А никак. Она меня потом разглядывала всего и удивлялась. "Как ты, – говорит, – не порезался-то?" А мотоцикл – я ей деньги отдал, мне его прямо к подъезду подкатили…
Вот такая история случилась будто бы с Санькой Журавлевым. Из всего этого несомненной правдой было: Санька в самом деле ездил в город; не было его три дня; мотоцикл привез именно такой, какой хотел и на какой брал деньги; лишних денег у него с собой не было. Это все правда. В остальное односельчане никак не могли поверить. Санька нервничал, злился… Говорил мужикам про такие поганые подробности, каких со зла не выдумаешь. Но считали, что всего этого Синька где-то наслышался.
– Ну, "-мо"! – психовал Санька. – Да где же я эти три дня был-то?! Где?!
– Может, в вытрезвителе.
– Да как я в вытрезвитель-то попаду?! Как? У меня лишнего рубля не было!
– Ну, это… Свинья грязи найдет.
– Иди найди! Иди хоть пятак найди за так-то. На что же бы я жил-то три дня?
Этого не могли объяснить. Но и в пышного директора ресторана, и в ее трехкомнатную квартиру тоже не могли поверить. Это уже черт знает что такое – таких дур и на свете-то не бывает.
– Дистрофики! – обзывал всех Санька. – Жуки навозные. Что вы понимаете-то? Ну, что вы можете понимать в современной жизни?
Слушал как-то эту историю Егорка Юрлов, мрачноватый, бесстрашный парень, шофер совхозный. Дослушал до конца, усмехнулся ядовито. К нему все повернулись, потому что его мнение – как-то так повелось – уважали. И, надо сказать, он и вправду был парень неглупый.
– Что скажешь, Егорка?
– Версия, – кратко сказал Егорка.
– Какая версия? – не понял Санька.
– Что ты дурачка-то из себя строишь? – прямо спросил Егорка. – Чего ты людей в заблуждение вводишь?
Санька аж побелел… Думали, что они подерутся. Но Санька прищемил обиду зубами. И тоже прямо спросил:
– У тебя машина на ходу?
– Зачем?
– Я спрашиваю: у тебя машина на ходу? – Санька угрожающе придвинулся к Егорке. – Ну?
Егорка подождал, не кинется ли на него Санька; подождал и ответил:
– На ходу.
– Поедем, – приказным голосом сказал Санька. – Надоела мне эта комедия: им рассказываешь, как добрым, они, стерва, хаханьки строют. Поедем к ней, я покажу тебе, как живут люди в двадцатом веке. Предупреждаю: без моего разрешения никого не лапать и не пить дорогое вино стаканами. Возможно, там соберется общество – может, подруги ее придут. Кто еще хочет ехать, фраера? – Саньку повело на спектакль – он любил иногда "выступить", но при всем том… При всем том он предлагал проверить, правду ли он говорит, или врет. Это серьезно.
Егорка, недолго думая, сказал:
– Поехали.
– Кто еще хочет? – еще раз спросил Санька.
Никто больше не пожелал ехать. История сама по себе довольно темная, да еще два таких едут… Недолго и того… угореть. А Санька с Егоркой поехали.
Дорогой еще раз ругнулись. Санька опять начал учить Егорку, чтоб он никого не лапал в городе и не пил дорогое вино стаканами.
– А то я ж вас знаю…
– Да пошел ты к такой-то матери! – обозлился Егорка. – Строит из себя, сидит… "Я ва-ас…" Кого это "вас"-то? А ты-то кто такой?
– Я тебя учу, как лучше ориентироваться в новой обстановке, понял?
– Научи лучше себя – как не трепаться. Не врать. А то звону наделал… Счас, если приедем и там никакой трехкомнатной квартиры не окажется, – Егорка постучал пальцем по рулю, – обратно пойдешь пешком.
– Ладно. Но если все будет, как я говорил, я те… Ты принародно, в клубе, скажешь со сцены: "Товарищи, зря мы не верили Саньке Журавлеву – он не врал". Идет?
– Едет, – буркнул мрачный Егорка.
– Черти! – в сердцах сказал Санька. – Сами живут… как при царе Горохе и других не пускают.
Приехали в город засветло.
"Направо". "Налево". "Прямо!" – командовал Санька. Он весь подсобрался, в глазах появилась решимость: он слегка трусил. Егорка искоса взглядывал на него, послушно поворачивал "влево", "вправо"… Он видел, что Санька вибрирует, но помалкивал. У него у самого сердце раза два сжалось в недобром предчувствии.
– Узнаю ресторан "Колос", – торжественно сказал Санька. – Тут, по-моему, опять налево. Да, иди налево.
– Адрес-то не знаешь, что ли?
– Адресов я никогда не помнил – на глаз лучше всего.
Еще покрутились меж высоких спичечных коробков, поставленных стоймя… И подъехали к одному, и остановились.
– Вот он, подъездик, – негромко сказал Санька. – Голубенький, с козырьком.
Посидели немного в кабине.
– Ну? – спросил Егорка.
– Счас… Она, наверно, на работе, – неуверенно сказал Санька. – Сколько счас?
– Вез двадцати девять.
– У нее самый разгар работы…
– Ну-у… начинается. Уже очко работает?
– Пошли! – скомандовал Санька. – Пошли, теленочек, пошли. Если дома нет, поедем в ресторан. Поднялись на четвертый этаж пешком.
– Так, – сказал Санька. Он волновался. – Следи за мной: как я, так и ты, но малость, скромнее. Как будто ты мой бедный родственник… Фу! Волнуюсь, стерва. А чего волнуюсь? Упэред! – И он нажал беленький пупочек звонка.
За дверью из тишины послышались остренькие шажочки.
– Паркет, знаешь, какой!.. – успел шепнуть Санька.
