стал механизмом, что тяжело сломать. Все детали отточены под заказ и не имеют аналогов. Там, где я посмотрел, ты уже сделала, а там, где ты промолчала, я все понял. Каждый винт на своем месте. И это было отрадно.
Я наблюдал со стороны, будто призрак, как ты готовишь и стираешь, как ты меняешь постельное и прихорашиваешься перед прогулочными вечерами. И каждый раз замирал, глядя на эту театральщину, что я не в силах разыграть. Все четко и без лишних движений, как этюд. Репетиции не пошли насмарку.
Но не считай нас эталонной парой. Нет, это не так. И это прекрасно. Мы несчастны по-своему и оттого ощущаем себя людьми, а не глянцевым журналом. У каждого из нас паразиты в голове, и мы к ним привыкли. Мы точно также просыпаемся с ними, за руку идем умываться, а во время завтрака держим их на коленках, пытаясь достойно воспитать и выпустить из дома под названием «черепная коробка».
Страх, что тебе пресытится концентрат любви неиссякаем, он находит меня лунными ночами и солнечными буднями. Он ищет меня, когда я прячусь и нейтрален ко мне, когда я на виду, но он всегда рядом. Я видел, как другие свечи тают от огня, по капле превращаясь в мазут. Почему же ты не можешь стать такой?
Из-за нашей любви я стал немного себя предавать, но вовремя очнулся и осознал, что этого делать не стоит. Я отказался от своей альма-матер — литературы, в угоду тому, чтобы дарить все свое внимание вам. И только сейчас, спустя время, понимаю, что это можно и нужно совмещать, ведь как ни крути, вы все же моя муза. Я предал свою самую важную грезу, что давала мне вдохновение и силы жить, и ты о ней даже не слышала. Всю жизнь я был влюблен в образ, что подстерегал меня на каждом углу, в образ, что был идеалом для меня, недостижимым идеалом. Каждый встречный подергался сравнению с этой лирой, и всякий раз оставался в проигравших. И тут появилась ты, чувства к моей эфемерной даме иссякли, отчего она начала хворать и иногда истерить, подобно Госпоже Бовари, что разочаровалась в любви.
До меня часто доходят мысли о том, что мы не самые интересные люди. У нас нет увлечений, которыми можно удивить людей на набережной. У нас нет неординарного вкуса, коим можно блеснуть в компании незнакомцев. И мы не совсем кровоточим страстью к жизни, как минимум, пока мы находимся дома. Эти мысли, порой, меня угнетают, а порой возвышают. В моменте приходит осознание о том, что мы просто люди, бесчинные обыватели планеты. Наша суть в том, чтобы нас перемололо и переработало в более захудалых ребят с нашими генами, что будут волочится по земле, по коей мы когда-то бродили, держась за руки, утопая в обсуждении закатов и запаха деревьев. Так какая же разница как мы покончим, если после нас толком ничего и не останется? Останется лишь тепло, что мы дарим друг другу. Останутся лишь творения, что мы подарим свету. Останутся лишь дети, что мы подарим будущему.
Закончить хочется все же на минорной ноте, ведь даже команда «coda» звучит как-то одиноко. Не находишь? Последние слова останутся просьбой, мольбой. Коль мы будем врагами, не одевай на поле боя кольчугу, все должно быть живым и беспечным, чтоб резало кожу, оставляя шрамы, что кровоточат по праздничным субботам. А коли останемся мы в свете и пока мы любимы, то прошу, не горюй, и продолжай так мило спать.
