По узкой улице, вымощенной крупным и неровным булыжником, держа в каждой руке по чемодану, идет мужчина. За ним — мальчик, сгибаясь под тяжестью большого чемодана. Они проходят мимо ферм; пахнет теплым навозом, слышно, как волы жуют свою жвачку. Из окон, прикрытых ставнями, не пробивается свет, и в ночной тишине гулко отдаются по скользкому булыжнику шаги. Часов десять вечера. В деревне ложатся рано, вместе с курами, и кажется, словно весь мир погружен в безмятежную дремоту. Под дверью одного дома видна робкая полоска света; приезжий направляется туда.
— Ну и темень… Это, что ли, гостиница сеньоры Этелвины, мальчик?
— Она самая, сеньор.
— Подожди-ка с вещами здесь. Да прислонись к стене — легче будет.
Приезжий помогает мальчику прислонить к стене чемодан, безжалостно пригибающий того к земле, потом зовет:
— Эй, кто-нибудь!
Никто не отвечает ему, и, подождав, он снова кричит:
— Эй, есть кто-нибудь?! Помирать нам тут, что ли?
Слышится стук деревянных башмаков по полу, и на верхней площадке появляется девочка, держа в руках керосиновую лампу с закопченным стеклом. Желтоватый свет выхватывает из темноты побеленные стены и лицо девочки. Причудливые тени играют на нем, делая его похожим на комическую маску.
— Кто здесь?
— Можно у вас поесть и переночевать?
Голос девочки вдруг звенит радостным удивлением:
— Ой, кто приехал!
Девочка кричит:
— Тетя, тетя, идите сюда скорее! Опять приехал сеньор из Порто! Ему нужна комната! Он хочет у нас остановиться!
— Так ты не забыла еще меня?
— Что вы, сеньор, как можно! Боже сохрани!
Из-за двери показываются любопытные, удивленные лица, слышатся восклицания:
— Сеньор Абилио!
— Вот не ждали!
— Теперь повеселимся на славу!
— Какое здесь изысканное общество! — Он приветствует всех, стоя на нижней площадке лестницы, широко разведя руки, голос его весел.
Возгласы радости и удивления наверху все громче. С приветливой улыбкой Абилио поднимается по лестнице, снова взяв чемоданы.
— Сеньор Абилио! В такой час!.. Кто бы мог подумать!
— Даже не верится! Только вчера мы вас вспоминали! Легок на помине!
— Ну, вот я и перед вами! Эй, мальчик, поднимайся, тащи чемодан сюда и получай свои десять тостанов. Ты их заслужил, черт возьми! Чемодан дьявольски тяжелый… Десяти тостанов мало, ты считаешь? Получишь пятнадцать, не буду скупиться, тратить так тратить!
Мальчик, изнемогая под чудовищным грузом, медленно взбирается по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы удержать равновесие. Наверху он нагибается, и чемодан медленно соскальзывает на пол. Мальчик выпрямляется, почтительно снимает шапку и протягивает руку за обещанными деньгами. Но пальцы его хватают пустоту, монеты, которые он видел собственными глазами — провалиться ему на этом месте, — исчезают как по волшебству. Мальчик воет от испуга и изумления. Абилио отводит руку в сторону и даже трясет другой рукой, чтобы доказать, что денег в ней нет. Все вокруг сдержанно улыбаются, затаив в смеющихся глазах лукавый огонек.
— Ну, мальчик, доволен?
— Вы мне ничего не дали, ваша милость!
— И ты смеешь еще мне говорить такое?! Ах ты, врунишка!
— Вы мне ничего не дали, ваша милость!
— Как вам это нравится, сеньоры?! Проглотил монеты, негодник, а теперь хочешь нас обморочить. Смотри, у меня есть свидетели!
— Я ничего не глотал, пусть сеньоры скажут, — уверяет бедняга, чуть не плача.
— А ну-ка, подойди сюда, бесстыдник.
Мальчик боязливо и недоверчиво приближается. Абилио вдруг проворно засовывает ему палец в рот и заставляет выплюнуть деньги. Монеты со звоном падают на пол. Мальчик, обезумев от страха, едва не скатывается вниз по лестнице. Его вовремя подхватывают.
— Забирай деньги и проваливай, чертенок. Такой маленький, а уже морочит добрых людей. На что это похоже! Ведь я тебе в отцы гожусь, мошенник ты этакий!
Пристыженный и разоблаченный, мальчик наклоняется, чтобы поднять деньги. Он уже стоит в дверях, совершенно сбитый этим происшествием с толку, когда Абилио сверху кричит ему:
— Ладно, вот тебе еще две кроны, да не будь другой раз таким дураком!
Согнувшись, мальчик ищет на земле монеты: слезы стыда и ярости катятся у него по щекам. Он зло шепчет:
— Жулик проклятый! Больше не обманешь, бродяга!
Но его слова встречают наверху раскатистым хохотом.
Мальчик, увидев, что месть не удалась, кричит:
— Вы, может, думаете, ваша милость, что я не знаю, как это делается? У нас бывали уже такие шарлатаны!
— Ах, вот ты как заговорил! Ну, погоди!
Он спускается на две ступеньки, чтобы схватить мальчика, но тот отпрыгивает и исчезает в темноте.
— Вот и мы, тетушка Этелвина! Чем угостите страждущего?
— Можно зажарить петушка или…
— Ради спасения души не надо петушка! Дайте мне ветчины, или филе, или свиной колбасы — словом, чего-нибудь, чтобы не переломать зубов о кости. Петушком можно только закусить! Понятно?.. Ну а ты, девочка, что стоишь как святая? Чем я тебя так удивил? Никогда раньше меня не видела? Беги, накрывай на стол и тащи скорее поесть! У меня в глазах темно от голода! Постой, постой, что это у тебя?
Он запускает руку за воротник ее платья и вытаскивает оттуда дохлую мышь. Изображая крайнее отвращение, он держит ее двумя пальцами, подносит к лицу девочки и восклицает:
— Мышь! Не может этого быть! Как она туда забралась?!
Девочка бледнеет, керосиновая лампа ходуном ходит в ее руке; она истошно вопит, зажмурившись от страха.
— Да я же шучу, глупая! Не бойся!
Придя в себя, девочка заливается краской и говорит не то восхищенно, не то пристыженно:
— Черт, а не человек! Вечно что-нибудь устроит!
Снова раздается смех; люди гнутся, как ветви деревьев под порывом ветра.
— Ох и фрукт этот сеньор Абилио!
— Торопитесь, тетушка Этелвина, если не хотите, чтобы я скончался на ваших глазах! Я уже слабею! Я измучен и болен!
В подтверждение он распахивает пиджак, демонстрируя окружающим богатырскую грудь и невероятное брюхо, обтянутое жилетом, из-под которого выглядывает белая рубаха.
— Вот убедитесь. Я самый тщедушный и хилый из восьми братьев; мать, бедняжка, бывало, со мной мучилась, все боялась, что не выживу. Аппетита у меня никогда не было, и всегда я был как щепка. Доктора мне ничем не помогли — сказали, что у меня слабая грудь, и велели побольше есть и пить. Чего вы смеетесь?
Люди ходят вокруг него, смотрят на него с восторгом, как на фокусника, которые всегда так поражают любителей цирковых чудес. Никто не в силах уйти: кто знает, что еще произойдет на узкой и полутемной площадке лестницы? А Абилио уже кричит:
— Как вам не стыдно? На ваших глазах кончается человек — и хоть бы кто помог, протянул руку! Это не по-христиански! Душа у вас есть или нет? Дайте же поесть, и побольше, повкуснее! Я умираю с голода! Да, кстати, вино здесь то же, что и раньше?
Все дружно кивают.
— Слава богу! Вы не поверите, оно мне даже снилось! Ну-ка, стаканчик, чтобы расчистить путь ужину! Ох, все нутро горит, как будто год не пил!
Чуть погодя он уже сидит за столом, повязав вокруг шеи салфетку, и разглагольствует со стаканом в руке, а постояльцы собрались вокруг и слушают внимательно, с веселым любопытством. Ужин давно закончен, но никто не трогается с места: кому же охота пропустить такой редкостный спектакль с участием этого весельчака из Порто. Время от времени он проезжает через их деревню, предлагая лавочникам множество разных товаров: ситец и батист, простое и тонкое полотно, мыло, поташ и парфюмерию, а для развлечения — ворох шуток и новостей. Его приезд — целое событие: в тусклой и вялой жизни деревни появляется веселый просвет. Ловкость и хватка у Абилио — как у великих авантюристов прошлого, что побывали во всех странах света. Между Алгарве и Алту-Миньу мечется он в торговой лихорадке с книжкой, где записаны поручения клиентов. По названиям фирм он знает едва ли не полмира: «Кошта и Абреу», «Телеш и К°», «Коммандитное товарищество Роша», «Жоакин Поликарпу и Сын» и тому подобное.
В гостинице сеньоры Этелвины все сами не свои от радости. Найдется ли такой, кто не знал бы Абилио, кто хоть раз не поговорил бы с ним? Даже сам сеньор полицейский комиссар, пусть и не присел к столу вместе с остальными — нельзя, положение обязывает, — тоже хохочет, прикрываясь салфеткой, над анекдотами и шутками Абилио.
Абилио с виду человек грубый, толстый, краснолицый, как свекла, сила в нем бычья, но при всем том он вовсе не урод. Летом ходит в полотняном костюме, словно бразилец, рубаха на нем всегда насквозь мокрая от пота, волосы зализаны на лоб. Он вечно мучается от жары и вечером, чтобы утолить жажду, выпивает не меньше полдюжины пива, закусывая маслинами с блюдечка. Зимой он надевает просторный плащ с капюшоном, какой носят в Алентежу, и нахлобучивает на голову вязаную шапку из коричневой шерсти, закрывающую уши и добрую часть щек: он говорит, что лучшей одежды для холодных туманов сьерры, для трудных поездок в ледяные декабрьские ночи и не найти. Иногда он развязывает уши на шапке — они болтаются около лица — и тогда становится похож на огромную легавую собаку.
