– Мистер Морис Френч, – отозвался голос, который я сразу узнал, – мы не желаем вам и всем вашим гостям никакого вреда. Нам нужны только английские офицеры, и мы намерены их взять.
Это прокричал Салливан, один из самых больших негодяев, известный в округе под прозвищем Тигна Доул – Том-Дьявол.
– Салливан, – ответил я, – офицеры, которые гостят у меня, не англичане, они родом из Шотландии.
– Неважно. Они английские офицеры, а двоих наших расстреляли их моряки. Так что вы должны их нам отдать, мистер Морис Френч.
– Никогда! – без колебаний ответил я. – Эти джентльмены – мои гости, и мой долг хозяина и честного человека – защищать их. Если ты захочешь их взять, то только через мой труп. Я сразу предупреждаю тебя о последствиях, если ты попробуешь это сделать.
– Откажись от них! – воскликнул кто-то еще из отряда. – Мы их все равно заберем, так что тебе лучше отказаться.
– Никогда! – повторил я так же решительно, как и раньше. Одновременно прошептав стоявшим сзади друзьям: – Оружие приготовить…
– Парни! – услышал я еще чей-то голос. – Я его давно знаю. Этот Морис Френч… Он говорит серьезно. Нам лучше поискать удачи в другом месте.
– Тем хуже для него, – вмешался Салливан. – Мы обойдемся с ним точно так же, как и с остальными.
– Капитан Френч! – услышал я голос того, кто говорил, что меня знает давно. Этот голос тоже показался мне знакомым. – Капитан Френч, вы должны меня помнить. Меня зовут Диллон. Мы служили вместе на «Сьюпербе». Может, вы забыли, как меня выпороли по вашей жалобе. Но я-то не забыл, и теперь моя очередь, так что получайте!
Раздался звук выстрела, и пуля ударилась в подоконник прямо передо мной. Крошки штукатурки попали мне прямо в лицо.
Я ожидал чего-то в этом роде и заранее зарядил дробовик крупной дробью. Через мгновение я поднес его к плечу и, отвечая на вспышку выстрела Диллона, разрядил оба ствола.
Крик боли свидетельствовал, что я его задел. Одновременно со мной Кокрейн и Сеймур из второго окна выстрелили в толпу, собравшуюся у ворот.
Ответили ружья врага. В ущелье слышались вопли, словно в нем поселился легион демонов.
Торопливо повернувшись и положив разряженное оружие, мы снова повернулись лицом к нападающим. Обе дамы – моя сестра и старая Пегги – принялись хладнокровно перезаряжать наши ружья.
Некоторое время царила тишина, выстрелов слышно не было. Нам подумалось, что негодяи решили, что с них хватит, и разбежались. Ночь была очень темная, и ничего снаружи не было видно. В темноте едва виднелась серая каменная стена. Мы знали, что если враги остались, то прячутся за ней. Я вглядывался в темноту – мне показалось, что я различаю тут и там что-то, напоминающее человеческие головы. Но они поднимались и опускались так быстро и призрачно, что я мог и ошибиться.
Вскоре мы услышали шум; некоторое время слышались голоса многих людей. Похоже, шел ожесточенный спор. Теперь уже сомнений не оставалось: наши враги не ушли. Они прячутся за стеной и о чем-то между собой совещаются. Я уверился, что темные предметы, время от времени показывающиеся над стеной, не галлюцинация, а головы.
В этот момент я отдал бы сто гиней, чтобы узнать, которая из них принадлежит Салливану. Было очевидно, что именно этот тип, да еще мой «сослуживец» Диллон – настоящие предводители и движущая сила нападающих. С Диллоном как будто покончено. Еще один такой удачный выстрел в Салливана, и, по всей вероятности, нападающие будут обезглавлены. Однако стрелять наудачу – дело неблагодарное. Я держал ружье наготове, Кокрейн и Сеймур делали то же самое.
Мы уже начинали думать, что наши выстрелы запугали противника и что он больше о нападении не думает; но тут с дальнего конца поляны послышались новые голоса, им ответили крики Салливана и его товарищей, которые продолжали скрываться за стеной. Я догадался, что это значит. К врагам подошло подкрепление – та часть отряда, которая отправилась отбирать оружие у лорда Бернхема!
Им это удалось. Это доказывал залп, который прозвучал, как только новые враги присоединились к старым. Потом, словно потеряв осторожность от такого численного преимущества, враги показались над стеной и бросились к дому. Одновременно мы трое выстрелили в самую гущу – раздались крики и стоны. Еще несколько мгновений слышались проклятия и топот. Теперь мы были окружены, и враг подобрался совсем близко.
Я снова повернулся за заряженными ружьями. Рядом со мной стояла сестра.
– Вот, Морис! – воскликнула она. – Вот это заряжено, оба ствола! Только трусы так нападают! Не промахнись, прошу!
– Обязательно, Кейт, – ответил я, беря у нее ружье. – Погасите огни. Держись поближе к стене, сестра.
Свечи погасили, и мы оказались в темноте.
Но ненадолго. Не успели мы освоиться, как снаружи что-то вспыхнуло, будто зажгли спичку, потом огонь снова погас. Я не успел понять, что это такое. Но у сестры слух острее, и она услышала слова, объяснившие, что происходит.
– Они собираются поджечь крышу! – прошептала она. – Я слышала, как один из них говорил об этом.
Но не успела она это произнести, как снова блеснул свет – но на этот раз не погас, а стал разгораться все ярче. Мгновение спустя в окнах стало красно, как будто на небе взошло солнце. Однако это было не солнце – горела соломенная крыша, насколько можно было судить по треску. Крыша над нами в огне!
– Боже мой! – крикнул я Кокрейну. – Мы поджаримся живьем! Или должны сдаться на милость рассвирепевшей толпы?
– Да, должны! – ответил голос снаружи, это кричал Салливан. – Выбирайте! Отдавайте своих английских гостей или поджаривайтесь вместе с… а-а-а-ах!
Это «ах», которым окончилась речь Салливана, очень походило на стон. Это было так неожиданно и необъяснимо, что мы все застыли в удивлении.
Но только на долю секунды. Одновременно с этим восклицанием послышался треск флотских ружей. Залп за залпом, которые для нашего привычного слуха прозвучали настоящей музыкой. Трудно было не узнать стрельбу нескольких рядов обученных солдат. Наступила глубокая тишина; вокруг домика все неожиданно стихло. Наконец из глубины ущелья послышался голос, который я узнал. Капитан Уотерсон отдал приказ:
– Вперед! В штыки!
– Клянусь Иисусом, береговая стража! – воскликнул кто-то за окном.
Последовал торопливый топот, словно от домика разбегался насмерть перепуганный скот: мы увидели, как наши трусливые противники разбегаются во всех направлениях.
Но это им не удалось. Люди Уотерсона переловили почти всех пытавшихся выбраться из «козьей дыры», и среди них Салливана, раненного пулей в ногу. Но на этом его история не окончилась: спасая свою шкуру, он стал изменником и доносчиком и выдал других фениев.
Пожар погасить не удалось, домик мы не спасли. В огне погибло все охотничье снаряжение. Надо заметить, что мой друг Сеймур потерял гораздо больше: еще до ухода корабля он признался моей воинственной сестре, что потерял свое сердце. А когда он рассказал мне об этом, я ответил, что не имею ни малейших возражений против такого зятя.
Доктор Бонанфан задумался о прошлом, повторяя вполголоса:
– Рождественская история?.. Рождественская история?.. – И вдруг воскликнул: – Да, конечно! У меня есть одно воспоминание и в самом деле необыкновенное. Настоящая фантастическая история. Да, видел чудо. Именно так, сударыни, чудо в рождественскую ночь.
Вас удивляет, что это говорю вам я – человек, ни во что не верящий? И тем не менее я готов повторить – да, я видел чудо! И еще раз повторю: я его видел, видел собственными глазами, именно видел.
Но удивило ли оно меня? Отнюдь нет: если я не верю в ваши догматы, то верю в существование веры и знаю, что она движет всем миром. Я мог бы привести много примеров, но боюсь возбудить в вас негодование и ослабить эффект моего рассказа.
Прежде всего признаюсь, что если я и не был переубежден всем виденным, то, во всяком случае, был очень взволнован. А теперь я постараюсь передать вам все это с наивной доверчивостью и бесхитростностью настоящего овернца[6].
Тогда я был деревенским врачом и жил в самой глуши Нормандии, в городке Рольвиль.
Зима в тот год выдалась лютая. С конца ноября после недели морозов выпал снег. С севера надвигались тяжелые тучи, затем начали падать густые белые хлопья. За одну ночь вся долина покрылась белым саваном.
Одинокие фермы среди квадратных дворов, за завесой больших деревьев, опушенных инеем, казалось, уснули под этим плотным и легким покрывалом.
Ни один звук не нарушал тишины деревни. Одни только вороньи стаи чертили длинные узоры по небу в тщетных поисках корма. Они спускались черными тучами на мертвые поля и клевали снег своими большими клювами.
Ничего не было слышно, кроме мягкого и непрерывного шороха мерзлой пыли, продолжавшей сыпаться без конца. Так длилось всю неделю, потом снегопад прекратился и землю окутал покров почти в пять футов толщиной.
