он изредка усмехался и кивал головою в знак согласия.
Потом оба удалились, и опять явился ротный командир. Он велел разойтись и прибавил, что теперь наступило время, когда он увидит, точно ли они — слуги царя и отечества. Говорил, что если заметит ослушание, то велит расстрелять. Солдаты молча выслушали слова старика-графа и ротного и так же молча вернулись в сарай. И опять не было разговоров ни про графа, ни про слова ротного командира… Все было ясно и понятно..
Наступил вечер. В доме графа горело много огней и было видно в открытые окна, как танцуют, блистая улыбками и нарядами, красивые дамы и барышни. То и дело играла музыка, нежная и веселая, изредка кричали «ура!» и пели песни Солдаты получили к вечеру щи, кашу и еще по чарке вина. Многим хотелось уже спать, но мешали шум и песни графских гостей. Усталость понемногу взяла, наконец, свое, и к полуночи глубокий мрак сарая огласился богатырским храпом сотни людей.
Наутро горнист сигнальным рожком поднял разоспавшуюся роту. Фельдфебель сердитым голосом кричал на запаздывающих. Солдаты поспешно плескали себе в лицо горсть воды, надевали шинели и строились на дворе. Офицерство, с докладом к которому уже не один раз сбегал фельдфебель, заставило себя ждать, и солдаты около часа стояли в строю, ожидая выхода начальства.
Его благородие, сонный и сердитый после вчерашней попойки, наконец, появился на крыльце. Несколько секунд он угрюмо смотрел на роту. Затем сказал, отчеканивая слова:
— Слушайте, вы!.. Если только кто из вас, мерзавцев, при команде «пли» оставит пулю в стволе — шкуру спущу… Лучше бы тому из вас и на свет не родиться!
Раздались команды: — «Смирно!» — «На-а плечо!» — «Ряды вздвой!» — «Налево!» — «Шагом м-марш!» — и колонна роты, вздымая густую, белую пыль деревенской дороги, пошла по направлению к крамольному селу, где жили «нутренние враги»…
Пять верст были пройдены быстро, и скоро село, рядами черных, кривых улиц, показалось на склоне отлогого холма. В середине серой кучи изб белела колокольня церкви с ярко горящим в солнечных лучах крестом. Невдалеке протекала извилистая речушка, окаймленная густым кустарником, и вода ее ярко блестела в темной зелени берегов. Худые куры, две-три пары свиней бродили у околицы.
Проходя по улицам, трудно было заметить признаки жизни. Изредка лишь из того или другого окна высовывалась белокурая головка какого-нибудь мальчишки и так же быстро пряталась.
Рота вошла в село и остановилась по команде перед волостным правлением. Офицер уже кричал и ругался у ворот с двумя или тремя мужиками, растерянно стоявшими перед его благородием. Василий видел, как один из них вдруг опустился на колени, но сейчас же вскочил, потому что офицер с ругательством ударил его ногой.
Скоро перед волостным правлением появились стражники, человек двадцать. Ротный долго бранился с ними, кричал и топал ногами. Василий слышал, как он приказывал двоим из них идти разыскивать старосту и волостного старшину, которые скрылись еще накануне неизвестно куда. Остальные рассыпались собирать мужиков-домохозяев на сход. Начиналась расправа…
Немного погодя, приехало еще «начальство» — чиновник губернского правления и становой.
Для Василия все виденное им и то, что он собирался видеть и сделать, имело точный и ясный смысл. Он знал, что его привели усмирять грабителей… Эти грабители, в свою очередь, представлялись ему потерянными и окончательно негодными людьми, не верующими в бога, что-то вроде шайки мошенников. Разглядывая мужиков, постепенно стекавшихся к месту «действия», он с острым и жадным любопытством всматривался в их лица, и мужики, самые обыкновенные деревенские мужики, казались ему какими-то новыми, страшными и отчаянными мужиками, которым нет места в порядке будничной, повседневной жизни, полной хозяйственных хлопот.
Пустая улица постепенно наполнялась народом. Человек шестьдесят наиболее уважаемых и почтенных крестьян столпилось у крыльца волостного правления. В обоих концах улицы, на некотором расстоянии от двух главных групп — караемых и карателей — столпилось много баб и ребятишек. То тут, то там слышались вздохи, плач и причитания. Дети с любопытством осматривали гостей-солдат. Самые маленькие, сидя на земле, сосредоточенно ковыряли глину или топтались в пыли. Чиновник из города, худощавый низенький брюнет, надел пенсне и, помахивая тросточкой, оглядывал крестьян, стоявших без шапок в полном молчании.
Так прошло минут пять. Наконец, становой вышел вперед и крикнул:
— Ну, что же вы молчите? Ах вы — голь беспортошная! Слушайте-ка: добром мы с вами хотим поладить… Ведь вам же хуже будет! А если вы, негодяи, покоритесь — только одних зачинщиков отправлю в тюрьму. Ну… кто зачинщики?
Мужики молча переглянулись. Никто не двинулся с места, никто не проронил слова, только кой-где послышались тяжелые вздохи.
— Что же — разговором, значит, меня удостоить не желаете? — спросил становой. Лицо его постепенно наливалось кровью, и он, как хищная птица, тяжело дыша, поводил вокруг жесткими, круглыми глазами. — Эй, вы! — крикнул он вдруг каким-то высоким, злорадным голосом. — Вы чего притворяетесь? Вы не знаете, что от вас требуется? Вы не виноваты? Может, думаете, — судить вас будут? Нет! Нет вам суда! Я вам суд и расправа!!! Подать сюда все: графский хлеб, лес и имущество! Выдать зачинщиков! Вы все зачинщики! На колени! — заревел он, потрясая кулаками.
В ответ — ни слова. Крестьяне смотрели прямо перед собой, и в лицах их, загорелых и печальных, была написана решимость. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу.
— Слушайте: вам же будет хуже!.. — мягким и грустным тоном сказал чиновник. — Правительство не может допустить беспорядков. Советую вам исполнить наши требования.
— На колени, скоты! — снова закричал становой.
Ни звука, ни движения…
— Валентин Георгиевич! — обратился становой к офицеру, указывая на толпу. — Видите?
— Братцы! — крикнул он солдатам. — Вы видите, как закоренели мятежники! Слушай! Ружья на ру-у-ку! Прямо — шагом марш!
Рота двинулась, и через несколько мгновений острия штыков касались уже передних рядов толпы крестьян. Страшный крик и плач поднялся среди детей и женщин. Бледные растерянные лица солдат встретились почти в упор с бледными, но решительными лицами крестьян. Но тут солдаты в нерешительности остановились.
— Бей прикладами их! — закричал офицер, подбегая к роте.
Винтовки постепенно стали опускаться прикладами вниз, но никто еще не решался ударить.
— Бей ты — ну! — И офицер ударил саблей плашмя молоденького солдата, растерянно сжимавшего в руках винтовку. Солдатик встрепенулся и судорожно ударил прикладом впереди себя. Удар попал в грудь какому-то старику. Тот покачнулся и сел на землю; у него захватило дыхание.
В душе Василия внезапно вспыхнуло злобное чувство и желание мести этим загадочным
