надежду всплыть на поверхность социального моря, начал жить спокойно, как большинство людей, и подыскивать себе какое-нибудь занятие попроще.
И тут ему в голову пришла мысль, как выделиться из толпы.
За несколько сотен долларов, которые он скопил, он купит автомобиль!
Еще до того как он купил автомобиль, Добкин заметил, что все, кому он поверяет свой план, сразу обращают на него внимание.
— А когда вы машину покупаете, мистер Добкин?
— Я пока водить учусь! — отвечает он с гордостью.
— И как успехи?
— Отлично! У меня способности к вождению.
И вот он купил машину. Отдал все, что у него было, остался без цента в кармане. Пришлось больше работать. Из-за автомобиля сразу расходы выросли. Ведь автомобилю, как человеку, не будь рядом помянуты, жилье нужно, значит, плати за гараж. Потом Добкин спохватился, что машину могут украсть, и застраховал ее от угона. Потом застраховал на случай, если человека собьет. Случись что, пусть лучше страховая компания платит. Потом застраховал от аварии, если свою машину разобьет, да и чужую тоже.
В общем, все до последнего потратил.
Пришлось на машине голодным ездить…
Но если есть машина, долго голодать не будешь. Вечером Добкин садится за руль и едет к знакомым. Когда тормозит возле их дома, сразу замечает, что на него из всех окон смотрят. В доме переполох: Добкин на машине приехал! И чтобы произвести еще большее впечатление, он заглядывает под капот, копается в двигателе, снимает резиновое колесо, ставит обратно. Прохожие останавливаются, смотрят с уважением. Наконец-то сработало!
Естественно, как раз к ужину он случайно приехал. Его приглашают к столу, а потом он немножко катает по городу молодую хозяйку с ребенком.
Вот, значит, не осталось у него ни цента, но зачем деньги, если есть машина? Теперь для него все двери открыты. Он член клуба автомобилистов, там тоже иногда поужинать можно, если какой-нибудь богатый американец угостит.
Вечером Добкин приезжает домой и вдруг вспоминает, что у него спичек нет, чтобы газ зажечь, и денег, чтобы спичек купить, тоже нет. Он выходит на улицу и заводит машину. С гордостью проворачивает стартер, двигатель хлопает, как бомба, из выхлопной трубы вырывается столб дыма, а Добкин садится за руль и летит стрелой.
Удивленные прохожие провожают его взглядом, полисмен издали грозит дубинкой, что в участок заберет, но Добкин ничего не видит и не слышит.
Он мчится к знакомым попросить спичку, чтобы зажечь газ, и, может, еще займет у них «дайм» [113] на завтрашний «брекфаст» [114].
И он летит в автомобиле, как птица.
1914
В кафе сидела компания молодых людей. Некоторые из них были весьма глубоко начитанны, остальные тоже не чужды печатному слову. Шел спор о том, как литература влияет на жизнь.
Когда дискуссия была в самом разгаре, один из компании, высокий брюнет с мечтательными, но умными глазами, вдруг махнул рукой, улыбнулся, будто вспомнил какой-то забавный случай, потом посерьезнел, наверно подумав о чем-то важном, вновь улыбнулся и попросил слова.
Видно, ему действительно было что сказать. Все замолчали.
— Вы спорите о книгах, — начал молодой человек, — о чтении, о читателе. Этот вопрос давно меня интересует. Правда ли книга влияет на действительность? Когда я сижу в городской библиотеке, где на полках стоят миллионы книг, меня охватывает непонятная тоска. Мне кажется, если бы книги правда оказывали влияние, мир сошел бы с ума. Представьте себе, что все поколения мертвецов, спокойно лежащих на кладбище, вдруг воскресли, встали из могил, и каждый начал требовать, чтобы мир переделали по его разумению. Пришлось бы сумасшедшие дома строить. Причем столько, что не хватило бы филантропов, которые смогли бы обеспечить человечество этими нужными заведениями… Но я отвлекся. Я только хочу сказать, что книги, если вдуматься, — это самая скучная вещь на свете, и, по правде говоря, глубоко в душе мы их не любим. Так же как не любим, когда в компании парней и девушек появляется проповедник и начинает вещать о смерти…
Но мне запомнился один странный читатель…
Простите, что я рассказываю несколько сумбурно. Меня очень интересует этот вопрос. Из только что сказанного мною вы можете сделать вывод, что я ненавижу книги. Поверьте, это не так. Но я побаиваюсь их, мне становится от них грустно, хотя я никогда не осмелюсь утверждать, что мир может без них обойтись.
Итак, о том читателе.
Я обратил на него внимание в трамвае, когда из центра в Бронкс ехал. Путь неблизкий, и мне было очень скучно. У меня была газета, но я прочитал ее за четыре остановки. Я быстро читаю. Разумеется, если бы я взялся за газетный роман, мне хватило бы еще на несколько остановок, но такое чтиво не для меня. У меня не настолько дурной вкус! И я стал смотреть на пассажира напротив, который читал дешевую книжку в бумажной обложке. Он не спеша переворачивал страницы, и вдруг я заметил, что одна страница выпала из книжки и валяется у его ног. Я встал, поднял листок и подал ему.
Он с улыбкой поблагодарил и опять бросил листок на пол.
Я удивился, но ничего не сказал. Только продолжал смотреть то на своего визави, то на листок бумаги у него под ногами.
А он увлеченно читал дальше. Его глаза сверкали, по лицу было видно, что ему интересно. Но вскоре я заметил, что у его ног лежит еще одна страница.
Потом туда же упала третья, потом четвертая…
Может, сумасшедший? Я даже немного испугался. В жизни не видел такого странного читателя! Страницы не случайно выпадают, он вырывает их из книжки. Вот так-так! Занятно! А народу в вагоне мало, середина дня, когда весь Нью-Йорк трудится в мастерских, на фабриках и в редакциях. И с каждой остановкой пассажиров становится все меньше. Если он и правда сумасшедший, некого будет на помощь позвать…
Мне и страшно, и любопытно. А он книжку уже до середины дочитал, и вырванные страницы валяются на полу, как осенние листья под деревом. Одна у моих ног оказалась. Я поднял украдкой, посмотрел. Ничего особенного. Заурядный семейный романчик. У героев универсальные имена, так что даже не поймешь, то ли оригинал английский, то ли перевод.
Мое любопытство достигло предела. Вижу, он уже почти до конца дочитал, в руке два-три листочка осталось, а остальные на полу, и он на них спокойно ногами наступает.
И вот у него в руке последняя страница. Дочитывает, бросает ее туда же и широко
