зевает. Значит, совершенно нормальный человек!
Я успокоился. Точно не сумасшедший, сумасшедшие не зевают. Но ведет себя все-таки очень странно.
Спросить, что ли?
Я человек довольно стеснительный, знакомства с трудом завожу. Однажды из Нью-Йорка в Сан-Франциско ехал, так всю дорогу ни с кем из попутчиков лишнего слова не сказал, хотя с некоторыми охотно побеседовал бы.
Но тут любопытство переселило.
«Простите, — говорю, — можно у вас кое-что спросить?»
Он очень приветливо отвечает: «Пожалуйста!»
Тогда я совсем осмелел и спрашиваю прямо в лоб: «Почему вы так странно книги читаете?»
Он не понял: «В каком смысле?»
«Я имею в виду, — говорю, — что вы прочитанные страницы вырываете».
«Ах, вот оно что! — улыбается. — Знаете, давно привык с книжками так обращаться, уже даже не замечаю, что кому-то это может показаться несколько необычным. Забылся, извините. Дело в том, что для меня книжка не представляет собой никакой ценности. Зачем лишний вес в руке держать? Прочитал и выбросил. Так гораздо удобнее, понимаете? Не стоит утруждаться, если можно поступить проще».
Тут он увидел, что его остановка, учтиво поклонился и вышел.
Я задумался. Неужели я встретил умнейшего читателя на свете? Покупаешь дешевую книжку, чтобы время в дороге скоротать, потому что для современного темпераментного, быстрого человека трамвай ползет слишком медленно. Никель [115] или десять центов — это не деньги. И зачем нужны прочитанные страницы, зачем лишний груз в руке держать? Лучше сразу от него избавиться.
А мы, друзья, — с мудрой улыбкой закончил молодой человек, — хотим с собой или в себе целую библиотеку носить. Не слишком ли тяжело?
Слушатели переглянулись, не находя, что возразить. Но было видно, что история им очень не понравилась.
1915
В ресторане было скучно, отчасти потому, что изо дня в день приходили одни и те же посетители и вели одни и те же разговоры, но главное, среди постоянных клиентов почти не было женщин. Немалую часть дня и весь вечер в ресторане проводила лишь одна представительница прекрасного пола, даже очень симпатичная, голубоглазая и золотоволосая. Но, к сожалению, она так там примелькалась, что посетители иногда вообще забывали, что она женщина. А она и вела себя вполне по-мужски. Если кто-то рассказывал непристойный анекдот, то ради приличия старался сделать так, чтобы она не услышала, но она умудрялась уловить все до последнего слова. Если анекдот действительно был смешной, она хохотала вместе с мужчинами и говорила: «Чего же вы так боялись? Совершенно невинная шутка!»
Ресторан был широко известен, и завсегдатаев не удивляло, если какой-нибудь золотой мальчик приглашал в него свою новую подружку, желая произвести на нее впечатление. Парочка сразу понимала, что зря туда зашла. Девушка, особенно если она была действительно красива, чувствовала, что посетители, и молодые, и старые, внимательно ее изучают, и просила кавалера поскорей расплатиться и увести ее из этого интересного заведения.
Так продолжалось, пока одно событие не внесло свежую струю. Литератор с пышной гривой и густыми, длинными усами однажды привел в ресторан знакомую девушку. Это была высокая, стройная, белокурая американка с немного нахальными, умными и насмешливыми глазами. Дерзко оглядев присутствующих, она легкой, уверенной походкой прошествовала к заранее заказанному столику, а когда литератор представил ее, с милой улыбкой подала каждому посетителю руку.
Ресторан ожил. Разговоры за столиками стали громче и интереснее. Самый старый из завсегдатаев, мистер Янкельсон, заказал кофе и сигару, предвкушая настоящий праздник…
Оживление возрастало. Американка взяла у своего спутника сигарету, грациозно закурила и привычно выпустила дым изо рта, слегка скривив красивые, алые губы.
Единственная женщина, которая до этого находилась в ресторане, почувствовала себя уязвленной. Бросила на американку ревнивый взгляд и громко спросила:
— А это что за богемная личность?
Она рассчитывала, что ее поддержат двое мужчин, которые сидели с ней за столиком, но они так увлеклись американкой с сигаретой в зубах, что один восхищенно воскликнул:
— До чего ж хороша!
А другой согласился, что нет ничего прекраснее, чем курящая девушка.
Еврейка вздохнула и вдруг заявила:
— Между прочим, дома я иногда тоже сигаретку выкуриваю, а здесь не решаюсь…
Однако это признание не помогло. Один из мужчин посмотрел на нее и сказал:
— Сомневаюсь, что сигарета идет вам так же, как этой христианке.
— Это почему же? — с обидой спросила еврейка. И, не получив ответа, повернулась ко второму соседу по столику: — Дайте-ка мне сигарету, я, пожалуй, тоже закурю!
Он протянул ей сигарету. Она повертела ее в пальцах, осмотрелась по сторонам и густо покраснела:
— Я стесняюсь…
— А что такого? — спросил мужчина, кажется, со скрытой насмешкой. — Вон, посмотрите, как та курит. Всех тут завела!
Еврейка поднесла ко рту сигарету и чиркнула спичкой.
При первой же затяжке она так поморщилась, будто закурила лишь для того, чтобы унять нестерпимую зубную боль.
А напротив сидела американка, изящно держала сигарету длинными, тонкими пальцами и так мило подносила ее к ярко-красным губам, что весь ресторан был совершенно очарован.
Вскоре девушка устала поддерживать с новыми знакомыми разговор, который был ей совершенно чужд и неинтересен. Она позвала своего друга-писателя и собралась уходить.
Кто-то проводил ее взглядом, кто-то кинулся подавать ей жакет, хотя в него уже вцепились одновременно литератор и официант.
Она кивнула на прощанье всем посетителям, кокетливо посмотрела на старика Янкельсона, чье лицо сразу расплылось в слащавой улыбке, и удалилась вместе с литератором плавной, грациозной и гордой походкой.
Стало тихо и скучно. Гости еще долго молчали, никому не хотелось разговаривать. Единственная оставшаяся в ресторане женщина одиноко сидела за столиком в углу и думала о сигаретах и напрасно прожитых годах. Потом, еще не зная, что заказать, подозвала официанта.
1916
Прошло несколько дней, с тех пор как свояк встретил Бейнуша с парохода. Немного отдохнув, придя в себя, набравшись сил, Бейнуш увидел, что здесь, в Америке, тоже люди как люди: помогают друг другу, с родством считаются, короче, везде одинаково. Когда Бейнуш выразил удивление, что даже картошка, которую свояченица пару раз покупала специально для него, здесь точь-в-точь такая же, как дома, свояк, уже успевший изучить американскую историю, объяснил:
— Дурак ты, картошка же из Америки происходит, ее в Америке открыли.
Тогда Бейнуш, желая показать, что он тоже кое-что знает, уточнил:
— Колумб сам картошку открыл?
Только одно Бейнушу не понравилось — язык.
— В жизни такого языка не слыхал, — жаловался он на английский. — Малороссийский и польский слышал, и литовский, и даже цыганский и татарский, но такого
