Нужно время, опыт и, разумеется, везение, чтобы за увертюрой, за внешним оформлением почувствовать близость разгадки. Тайна непреходящего очарования Мальдив — в их далекой истории и в повседневном труде людей, навечно связавших себя с морем. Одно, впрочем, неотделимо от другого: волны истории, закаменевшие культурными пластами в коралловых недрах, и неизменные волны моря, которое всегда было таким, как сейчас.
Я видел извлеченные из земли древности: статуи будд с их покоряющей вечной улыбкой, стелы, исписанные знаками евела акуру — древнего письма, которое ныне уже никто не может прочесть, связки раковин каури, издревле служивших островитянам разменной монетой. Столь же бережно отмерший коралл донес до наших времен и медные бомбарды португальцев, и тесаки из бирмингамской стали, которыми щеголяли надменные британские офицеры, и монисты с куфическим арабским письмом. С безразличием ребенка сохранила природа позабытый лепет истории и ее ясно читаемые зарубки.
Сами мальдивцы за точку отсчета своей биографии принимают 1153 год, когда на один из островов приплыл уроженец Магриба Абдул Баракатул Барбари, сумевший склонить мальдивских буддистов к исламу. Неожиданно легко преуспев в своей миссии, ловкий проповедник принял имя Мухаммеда ул-Абдула и провозгласил себя султаном. С той поры архипелаг восемь столетий оставался султанатом. Однако пятнадцать лет португальского владычества и семьдесят восемь — британского протектората не только воспитали мальдивцев в духе ненависти к иноземному господству, но и подорвали саму идею монархии.
Несмотря на то, что англичане стремились изолировать острова, лежащие на полпути между Аденом и Сингапуром, от охватившего мир антиимпериалистического движения, древний мальдивский народ не остался в стороне от глобальных исторических сдвигов. В шестидесятых годах на Мальдивах развернулась упорная освободительная борьба, которую не удалось подавить традиционными средствами «канонерок». Угрожающе застывшие на рейде британские эсминцы население встретило черными флагами и всеобщей забастовкой.
В полном соответствии с колониальными традициями британская корона попыталась удержать заморские территории с помощью куцего самоуправления. На островах Ган и Хиттаду были созданы военные базы, на которые передислоцировали войска, вынужденные убраться из Шри Ланки. Но передышка оказалась недолгой. В апреле 1964 года мальдивцы подняли восстание против оккупантов и послушного им марионеточного правительства, а 26 июля 1965 года островное государство вернуло себе исконную независимость. Последним аккордом в упорной борьбе маленького свободолюбивого народа явился референдум 11 ноября 1968 года, когда большинство мальдивцев проголосовало за республику.
Десять лет для истории не более чем миг.
Чисто внешне Мале с его рыбным портом, пропахшим вяленым тунцом, и лавчонками, где рядом с кокосами выставлены на продажу амулеты из акульих зубов и бусы, выточенные из редкостного черного коралла, почти не изменился за эти годы. Но мне показалось символичным, что буквально по другую сторону улицы, где находится свято чтимая усыпальница Барбари и старинная Пятничная мечеть, вырос памятник, куда более причастный к биению пульса планеты. В раскаленном, белесом от коралловой пыли небе ажурная чаша, нацеленная на спутник связи, казалась галактической гостьей, потерпевшей вынужденную посадку где-то на задворках обитаемого мира. Журчали фонтаны в саду, на идеально подстриженный газон роняли багряные лепестки деревья, прозванные «огонь джунглей». Все казалось призрачным в этом тенистом оазисе среди раскаленной пустыни, где за глоток пресной воды издавна платили полновесной монетой. Понадобился маленький опыт, чтобы убедиться в реальности происходящего.
Всего через пять минут после того, как оператор записал номер моего телефона, на проводе была Москва. Я говорил с домом через спутник, подвешенный на орбите, с клочка суши размером полтора на два километра, а совсем рядом, в противоположном уголке сада, чернели древние пушечные жерла и британские торпеды времен минувшей войны. Сваленные у дверей Национального музея, они словно стерегли глухую старину: шитые жемчугом одеяния султанов, кривые клинки охотников за кораллами, остроги ловцов акул. Едва ли за всей этой эклектической близостью скрывался осознанный замысел, но впечатление получалось очень сильным. Упругие струи невиданных здесь фонтанов словно хлестали из отверстых жил самой истории. Необратимо, победно и животворно. Окном будущего мысленно назвал я сад. Живой шум пятнадцатитысячного морского городка, гортанная музыка чужой волнующей речи раскрывались день за днем в вещих знаках каменных стел, позеленевших монет и хрупких пергаментных свитков. Но то яркой ракушкой, которой приветливые мальдивцы привыкли одаривать гостя и вообще первого встречного, то неумолкающим гомоном рыбного причала океан постоянно напоминал о себе. Да и слепящая синь вокруг не позволяла забыть о том, что самим своим существованием Мальдивы обязаны слепой милости мириад живых существ, построивших на морском дне свои причудливые колонии.
Пальмовые леса над кромкой прибоя — не более чем вершина кораллового айсберга, живущего удивительной, скрытой от глаза жизнью. И если остались на Земле чудеса, то окном в сказку стало для меня овальное стеклышко обычной резиновой маски.
Я плыл над сверкающим многоцветьем рифового уклона, медленно уходящего в неразличимую глубину. Там, на самой границе синей космической бездны, смыкали бесконечные круги стада невиданных рыб. Нет на суше оттенков, способных соперничать с этим неистовым пиршеством цвета. Самые изысканные орхидеи меркнут рядом с коралловыми колониями — зелеными, как живой изумруд, ядовито-сиреневыми с желтым опасным огоньком на разветвленных рожках, синими, как васильки во ржи, пурпурными или же черными, словно ветви железного дерева. И ярчайшие птицы земли меркнут рядом с бесчисленными обитателями неподвижных коралловых рощ, где колышутся кружева морских перьев и щупальца анемонов.
Бабочки и попугаи подводного мира не боялись людей. Они давали трогать себя, а то и сами терлись жаберными крышками о пальцы, протянутые вперед с призывом и миром. Все было, как в начале творения или в детском забытом сне, когда пробуждаешься с ощущением полного счастья. Даже голубые стремительные тени акул не внушали тревоги. Пьянящая эйфория туманила голову. Мерещилась разлитая в воде музыка, чьим аккордам повиновались циркулирующие над бездной косяки и ползущие из расселин голубые лангусты.
Однажды мальдивский мальчик Али, чьей специальностью стала добыча красивых раковин, показал мне укромную банку, где среди крапчатых каури и перламутровых конусов я увидел желто-фиолетовых моллюсков с оранжевой мантией. Это были «принцессы», живые, нетронутые, охраняемые законом.
Мудрая природа сберегла в тайных кладовых сокровища, считавшиеся навеки утраченными. Отказывая в своей бесконечной милости разрушителям красоты, одержимым слепой жаждой наживы, она возвращала исконным хозяевам скрытые до срока богатства. Финал, достойный гордых и мужественных тружеников моря. И если угодно, опять-таки наполненный глубинным смыслом, ибо Мальдивы издревле называли Островами Ракушек, а на Востоке раковина — один из символов счастья.
«Кто мы? Откуда пришли? Куда идем?»
Есть вечные темы истории, волнующие загадки бытия.
Почти две с половиной тысячи лет длится спор Платона с Аристотелем. И не видно ему конца. Лишь изредка приоткрывается завеса тайны, и рука случая подкидывает новые, подчас совершенно ошеломительные аргументы. Именно они, эти новые факты, ставшие подлинной сенсацией сегодняшнего дня, и подвигнули меня возвратиться к далеким истокам, когда впервые упомянуто было самое название Атлантиды.
Великие реки рождаются из скромных, незаметных подчас родников. За двадцать пять веков ожесточенной полемики «атлантоманов» с «атлантофобами» было обнародовано около трех миллиардов страниц. Это в сто миллионов раз больше того, что написал сам автор пленительного мифа Платон о «погибшей» в один страшный день и одну роковую ночь о стране. Как остроумно заметил польский астроном Л. Зайдлер, «вода», содержащаяся в атлантологических писаниях, могла бы покрыть землю такой толщей, что в ней потонули бы все пять существующих ныне материков.
Где только не искали следы потонувшего континента: в Южной Америке, Египте, Греции, на острове Пасхи и даже на Северном полюсе. Гипотезы наслаивались на гипотезы, на зыбкой почве домыслов вырастали эфемерные, не лишенные порой очарования, карточные домики. Лишь последнее десятилетие привнесло в атлантологию существенно новые черты. Вместо сомнительных аналогий в древних культурах, вместо необъяснимых совпадений, вместо мифов и превратно истолкованных текстов священных книг все чаще стали привлекаться проверенные данные из области океанологии, климатологии, астрономии, археологии, геологии, вулканологии и прочих наук.
