Георгий Садовников - Суета сует

Я — чемпион! Это сразу стало ясно, как только в коридоре затопали. Словно кто-то пробежал с полным двухпудовым мешком на руках. Пробежал, вминая половицы. Сусекин торопится в туалет, в этом ни у кого нет сомнений.

В нашу комнату вошел член жюри, дежуривший у постели Сусекина, и деловито сообщил:

— Сусекин спал двадцать два часа, семь минут, тринадцать и восемь десятых секунды.

Можно вставать, но я лежу с закрытыми глазами — жду официального признания своей победы.

— Итак, звание чемпиона общежития по сну завоевал Лев Зуев! — объявил председатель жюри.

Он склонился надо мной и участливо спросил:

— Идешь на побитие рекорда?

Я открыл глаза.

— Нет, нет, — сказал я поспешно. — Мне это ни к чему, — сказал я спокойнее. — Я не тщеславен.

— У меня даже оскома на зубах. Вот, думаю, терпит, — содрогнулся член жюри, парень со спортивного факультета, и скрипнул зубами.

Я не спеша сел на кровати. Жалок тот чемпион, что, завоевав первенство, сразу бежит в туалет. Это не победа, а убогое зрелище. Поэтому я терпел и даже сделал несколько гимнастических упражнений по системе йогов. Затем влез в брюки. Набросил пиджак. Причесался. И только тогда пошел в туалет. Не торопясь, вразвалочку.

— Не дай бог там уборщица! — ужаснулись за моей спиной.

Я остановился у стенгазеты. Прочитал передовицу — она призывала блюсти порядок в душевой, и, заложив руки в карманы, двинулся дальше.

— Знай наших!

Это Кирилл Севостьянов гордился моей выдержкой. Он мой однокурсник и лучший друг.

Выдержка у меня действительно железная. Я не преувеличиваю.

Как-то еще в десятом классе ребята спорили, кто выведет меня из равновесия. На что они бились об заклад, я не помню. Помню, что дело было на большой перемене. Я тогда играл в шахматы. Запутанная сложилась ситуация. Я мог сделать мат. Я это чувствовал, но не мог найти подходящий ход. Я стал усиленно думать. В тот момент ребята и поспорили. Мне не понравились их намерения. Не то, чтобы я боялся, просто хотелось доиграть партию — уж очень выгодная для меня была позиция. Я на секунду отвлекся от доски и пообещал треснуть стулом каждого, кто вздумает мешать.

Ребята еще плохо знали меня. Ко мне подошел Вася Сусекин, снял с доски слона, сунул в карман и вызывающе посмотрел мне в глаза. Вася уже тогда имел первый разряд по вольной борьбе. Он взял ферзя и отправил туда же — в карман. Но я не расстроился и не стал ругаться. Я не люблю ругаться и считаю это занятие недостойным культурного человека. Я только встал, поднял стул и опустил его на череп Сусекина. Как и обещал. Затем сел на тот же стул и выиграл партию. Оказывается, у меня был блестящий ход. Но я его просто не замечал. Спасибо Сусекину. Едва он пришел в себя, я поблагодарил его.

Признание Кирилла для меня очень ценно. Он гордо сказал: «Знай наших». И вообще-то он никак не поймет, что выдержка прежде всего, а потом уж может быть и все остальное. Он вечно суетится, будто на пожаре.

А я считаю так: держись спокойно, и все будет в порядке. Некоторые остряки ничего не понимают и смеются над этим. Они прозвали меня Йогом. За мою непроницаемость.

Я вернулся в комнату. Посреди комнаты сидел Сусекин и сжимал руками живот. Он взглянул на меня с надеждой.

— И у тебя болит? — спросил он.

— С чего бы? Для меня это — плевое дело.

— У меня болит.

— Не связывайся с Йогом, — сказал ему председатель жюри, — это добром не кончится. Может, у тебя оторвался мочевой пузырь? Шутка ли — двадцать два часа.

— Только не пузырь! У меня первенство зоны, — испугался Сусекин.

Васе не везет со мной. Повалить и то не может, хотя два года держит первенство области по борьбе. Я не имею представления о технике борьбы, но стоит мне двинуть рукой, ногой — и Сусекин лежит на лопатках, будто приклеенный к полу. Тихий такой и умиротворенный. Лежит и размышляет. Анализирует. И не поймет до сих пор, в чем загвоздка. А загвоздка в моем спокойствии. Он нервничает, бросаясь на меня. Он слепнет и ничего не соображает. А я безмятежен. Ничего страшного не случится, если меня и повалят. Я встану, отряхнусь — и все, будто и не был на полу. Поэтому я не волнуюсь. Я ставлю Васе заурядную подножку и толкаю в плечо — он падает на землю. Это продолжается с первого класса. Именно из-за фанатичного желания взять реванш он занялся борьбой и поступил на спортивный факультет. Теперь он носит значок мастера спорта, но и это ему не помогает. Видать, такая у него судьба.

Сусекин уже боится меня. Кажется, он скоро начнет верить в существование нечистого. Пока он держится из последних сил. Реванш стал его единственным стремлением. Его идефиксом. Его проклятием. Вот и сегодня он ввязался в безнадежную авантюру, решил переспать меня и при этом пустился на всякие ухищрения. На время соревнования поменялся койками со студентом из соседней комнаты. Чтобы не видеть мое невозмутимое лицо. Оно приводит его в трепет. Чем кончилась его затея, известно. Я покачал головой и дал Васе совет:

— Займись гимнастикой для йогов. Великие люди эти йоги.

Бывало, шагаю по этой лестнице через две ступеньки, а навстречу спускается Женя Тихомирова. Она смятенно опускает глаза и держится ближе к перилам.

«Нервы, — командую я себе. — Нервы».

Я прохожу мимо, не здороваясь, даже не глядя на нее. Странные у нас были отношения. Мы передавали друг другу приветы через общих знакомых. Встречаясь, делали вид, будто незнакомы.

После зимней сессии она сразу же уехала во Владивосток. Мне остались одни воспоминания. Да бесполезный номер домашнего телефона, который я запросил в справочном бюро Владивостока. Сделал это сгоряча, в первые дни. Нервы тогда еще не были достаточно крепкими...

Я медленно поднимаюсь по лестнице и вспоминаю. Меня догоняет Кирилл. Не отдышавшись, говорит:

— Достал Лорку.

Он имеет в виду сборник Гарсии Лорки. За его стихами мы охотимся второй месяц. Я специально зафлиртовал с хозяйкой одного такого сборника. Напросился в гости. Стянул книжицу из шкафа и сунул под пиджак. И лицо у меня, как всегда, было каменное. Но вот поди же, хозяйка догадалась и обыскала в прихожей. Даже не попрощалась потом.

Мы входим в аудиторию. Приветствуем всю группу скопом — сами поделят. Получаем в ответ разнобойный град голосов и пробираемся к себе, в конец аудитории. Тут нас караулит староста Жилина.

— Вас к декану обоих.

— Сию минуту?

— Ишь хитрые! В перерыв, конечно. Накапал Гусаков.

Вчера мы удрали с лекции Гусакова. Кирилл — в знак протеста. Он считает его лекции пустым времяпрепровождением. Я — по другой причине: мне предстоял финал чемпионата по сну.

Звонок. Открывается дверь, входит кандидат филологических наук Николай Николаевич Гусаков.

Конспекты лекций написал Гусаков лет пятнадцать назад. Теперь он будет читать их всю жизнь. Завидная работенка у человека — листай, читай и в ус не дуй. Гусаков так и делает. Он даже не вникает в смысл читаемого. По-моему, у него где-то есть подобие кнопки. Нажал — и пошла лекция. Я так предполагаю. Я философ по натуре и отчасти склонен к технике.

Кирилл, тот не рассуждает, он взял да перевернул конспект Гусакова на две страницы назад. Гусаков оставляет конспекты на кафедре и уходит на перерыв, не утруждает себя человек. Вот Кирилл взял да и перевернул две страницы. После звонка Гусаков вернулся на кафедру и стал читать то, что уже читал предыдущие сорок пять минут.

...Итак, Гусаков нажал кнопку, и мы занялись своим делом. Кирилл открыл Лорку, а я подмигнул Елочке.

Елочка сидит у стены, под углом к кафедре. Она пользуется этим и сидит вполоборота ко мне. Она демонстрирует профиль. У нее потрясающий профиль. Он принес ей титул «Мисс первый курс».

Я не против того, чтобы она демонстрировала профиль. Но ей очень важно лично удостовериться, какой эффект производит ее профиль на окружающих. Для этого Елочка изо всех сил косит глазом. Удостоверившись, она радуется вместе со всеми. Она не эгоистка и считает свой профиль общественным достоянием.

Вот и сейчас Елочка исподтишка следит за мной. Я подмигиваю вновь. Она не выдерживает, оборачивается и еле заметно показывает язык. Обычно в ответ она чарующе улыбается. Такая установилась традиция. Ежедневно в начале лекции я подмигиваю, а она улыбается.

Но сегодня Елочка сердита. Она недовольна Кириллом. Он игнорирует ее. Он читает Лорку.

Если бы Лорку читал я, а подмигивал Кирилл, Елочка бы злилась на меня. Она до сих пор не разберется, кто ей больше нравится — Кирилл или я. Она морочит нам головы в равной степени. Может, виной тому наша внешность. Мы с Кириллом похожи. Оба высокие. Оба чернявые. Энергичный разрез на подбородке — и тот одинаков. Нам обоим по девятнадцать лет. Даже профессия до института у нас была одна и та же. Он работал слесарем на ремонтном заводе, я — слесарем в мастерских научно-исследовательского института. Мы долго хохотали, когда выяснилось все это. Для смеха мы теперь носим черно-красные ковбойки. Такое у нас сходство. Я разве что немного поплотнее, тяжелее в плечах и особенно в нижней части туловища. Но к этому нужно еще приглядеться. Люди малознакомые так и зовут: «Эй, Севостьянов-Зуев! Иди сюда!» Чтоб было наверняка.