Седлячек вежливо, по категорически отверг ходатайство владельцев виноградников. Тогда они послали делегацию в Прагу. Там, с помощью министра Клейна, они добились большего успеха. Седлячеку было дано указание, чтобы в целях определения правильных и справедливых размеров повышения он образовал смешанную комиссию, состоящую из представителей предпринимателей, рабочих и государства. Седлячек повиновался. Указ о повышении заработной платы был выпущен 16 сентября. Указание из Праги было получено 4 октября. Смешанная комиссия, составленная Седлячеком с большой предусмотрительностью, приступила к работе 29 октября. Согласно постановлению комиссии, вынесенному 8 декабря, заработная плата рабочих виноградников должна была быть повышена не в пятнадцать, а только в полтора раза.
В течение этого времени огромная часть урожая винограда осталась несобранной, а большая часть того, что было собрано, сгнила.
За это «наменьский герой» получил признание не только картеля пивоваренных заводов (выразившееся в виде довольно значительной суммы денег), но и печати. Но все же социал-демократическая газета назвала «наменьского героя» «большим идеалистом», а органы банков, приводя многочисленные научные аргументы, доказывали невыгодность для рабочих борьбы за повышение заработной платы: даже если она увенчается успехом, то в первую очередь ударит именно по рабочим, а затем погубит и производство.
«Утопические стремления Седлячека служат ценным доказательством того, что действительными друзьями рабочих являются именно те, кто препятствует осуществлению социалистических экспериментов».
Только газета сочувствовавших большевикам «левых марксистов» «Рейхенбергер Форвертс», выходившая на немецком языке, не считала Седлячека идеалистом.
«Если бы в Праге, — писала она, — кто-нибудь сделал нечто подобное тому, что Седлячек в Ужгороде, его убили бы».
«Это верно, — подумал Седлячек, прочитав газету, — но я знаю то, чего не знают газетчики, — что Ужгород находится в Марокко».
Пока Седлячек таким образом улучшал положение рабочих и прибавлял новые лавры к собранным на поле битвы, Пари занялся завоеваниями. Начал он свои завоевания с того, что письменно предложил генералу Мардареску очистить восточный Подкарпатский край. Вместо Мардареску ответил министр иностранных дел Румынии, причем не генералу Пари, а пражскому правительству, В своем ответе румынский министр разъяснил, что именно на основании точных указаний того постановления Высшего совета, на которое ссылается генерал Пари, румынские войска только тогда будут иметь право оставить восточный Подкарпатский край, когда там будет восстановлена «нормальная политическая жизнь».
Румынское королевское правительство объяснило правительству Чехословацкой Демократической республики, что следует понимать под «нормальной политической жизнью». Самым неприятным для чешского правительства оказался последний пункт ответа, в котором румыны сообщали чехам, что предполагают послать экземпляр меморандума Высшему совету.
По предложению министра Клейна, чехословацкое правительство послало полное тяжелых упреков отношение эмиссару Седлячеку, возлагая на него всю ответственность за то, что в Подкарпатском крае до сих пор еще не восстановлена «нормальная политическая жизнь». Седлячек показал послание своему коллеге по диктаторству, который в ответ на это сказал «наменьскому герою», что хотя он видел много скверного в жизни, но сейчас убедился, что самое скверное — это политика. Вероятно, в этот самый день в голове Пари зародился план, оказавшийся впоследствии решающим для всей его жизни, — план отторгнуть Подкарпатский край от Чехословацкой республики и, объединив его с частью расположенных к северу от Карпат украинских земель, образовать отдельное самостоятельное королевство. Пари даже решил про себя, что будет царем.
Но этот план пришлось временно отложить. Сейчас необходимо было приступить к восстановлению «нормальной политической жизни». Когда Пари получил от Высшего совета указания, не только требовавшие восстановления «нормальной политической жизни», но и разъяснявшие, что именно нужно понимать под этим термином, он целый час бесновался от ярости. Ругался и пил крепкий коньяк, который владелец гостиницы «Корона» специально заказал для него во Франции. А настоящий коньяк, если его много выпить, способен примирить человека со всем, чем угодно, даже с «нормальной политической жизнью». В данном случае коньяк был настоящий и употреблял его настоящий пьяница: генерал Пари умел пить. И если в трезвом виде он не всегда владел своим языком, то, напившись, он всегда знал, что делать. После часовой близости с бутылкой коньяка он послал за Каминским, которого не видел уже несколько месяцев. У «унгварского Хефера» совесть была не совсем чиста. Поэтому, прежде чем отправиться в «Корону», он наполнил чемодан вещами, необходимыми человеку в лагере интернированных. Чемодан он оставил у швейцара гостиницы, сам же поднялся на второй этаж и попросил доложить о нем генералу.
Пари принял его подчеркнуто любезно. Он назвал его «милым другом» и угостил коньяком и сигарой. Как только Каминский закурил, он сразу же приступил к делу.
— Скажите мне, милый друг, во сколько обойдется создание политической партии?
— Это зависит, ваше превосходительство, прежде всего от того, поддерживает ли эту партию политическая полиция или нет. Во-вторых, от того, какой вес должна иметь эта партия.
— Создаваемая партия может, конечно, рассчитывать на поддержку политической полиции. Что же касается вопроса о весе, то нет абсолютно никакой необходимости, чтобы эта созданная нами партия обладала каким-либо весом. А чтобы вам легче было составить смету, я сразу скажу, что сорганизовать нужно будет не одну партию, а штук пятнадцать — двадцать, скажем точно — двадцать. Все двадцать могут рассчитывать на поддержку политической полиции; и ни одна из них не нуждается в том, чтобы иметь какой бы то ни было вес.
— Я не понимаю, ваше превосходительство. Честное слово, по понимаю, — сказал совершенно ошеломленный Каминский.
На этот раз он сказал правду.
Генерал не любил объяснять. Он доверил это дело коньяку. Волей-неволей Каминский начал пить, все время растерянно глядя на висевший на стене портрет Наполеона, словно ожидая от него совета. Спустя полчаса коньяк подействовал. Каминский стал опасаться, что генерал напоил его нарочно, чтобы выведать, о чем он за последнее время думал, что говорил и делал. Поэтому он заявил, что понял, чего хочет от него генерал.
— Замечательный план, ваше превосходительство! Честное слово, прямо-таки делающий эпоху, — лепетал он.
Тогда генерал велел позвать Ходлу, начальника политической полиции, так называемой «канцелярии пропаганды».
— Наздар!
Ходла приветствовал генерала на манер чешских националистов. Это был низкорослый, худой, черноглазый и черноволосый человек, с бритым лицом, хорошо одетый и всегда пахнущий крепкими духами, походивший скорее на учителя танцев и правил приличия, чем на начальника полиции. При габсбургском режиме он в качестве начальника тайной полиции одного из маленьких чешских городишек защищал монархию от чешских националистов, социалистов и прочих «изменников» отечества.
Во время войны ему удалось раскрыть несколько антимилитаристических заговоров. После крушения монархии главные участники этих заговоров не могли доказать, что Ходла — в качестве агента-провокатора — был не только разоблачителем, но и главным инициатором всех раскрытых им антигосударственных организаций. Они не сделали этого только потому, что расстрелянные по приговору военных судов не могли давать свидетельских показаний против своих убийц. Однако Чехословацкая республика, которая почти полностью приняла как наследство полицию габсбургской монархии, не могла использовать достаточно скомпрометированного Ходлу в чешских районах и должна была послать его на периферию, сначала в Словакию, потом в Подкарпатский край.
Ходла был зол на всех: на немцев и на венгров за то, что они не могли защитить Австро-Венгерскую монархию, на чехов за то, что они прогнали Габсбургов, на рабочих за то, что они критикуют Чехословацкую республику. Так как он всех ненавидел, то обращался со всеми даже любезно и терпеливо ждал своего часа.
— Наздар!
Ходла, знавший об обмене нотами между чехословацким и румынским правительствами, тут же понял, для чего понадобились генералу Пари политические партии, и вполне одобрил его план.
За полчаса три господина составили список предполагаемых партий. Каминский вносил предложения, Пари одобрял их, а Ходла протоколировал решения. Когда работа была закончена, Ходла прочел записанное:
