1. Чешская республиканская партия.
2. Русинская республиканская партия.
3. Венгерская республиканская партия.
4. Еврейская республиканская партия.
5. Чешская партия реформ.
6. Русинская партия реформ.
7. Венгерская партия реформ.
8. Еврейская партия реформ.
9. Чешская демократическая партия.
10. Русинская демократическая партия.
11. Венгерская демократическая партия.
12. Еврейская демократическая партия.
13. Чешская аграрная партия.
14. Русинская аграрная партия.
15. Венгерская аграрная партия.
16. Еврейская аграрная партия.
17. Чешская промышленная партия.
18. Русинская промышленная партия.
19. Венгерская промышленная партия.
20. Еврейская промышленная партия.
Работая, Каминский усердно пил. Когда работа была готова, был готов и Каминский. Он громко хохотал, потом начал лепетать по-детски:
— Двадцать партий в двадцать раз меньше одной партии… Двадцать партий в десять раз меньше двух партий… Двадцать партий…
— Замолчите! — всерьез рассердился Пари, может быть, потому, что Каминский угадал его мысли, а возможно потому, что пьяный русин снова осмелился острить.
Но Каминский не умолкал.
— Для двадцати партий нужно двадцать программ, — говорил он улыбаясь. — И каждая из программ должна быть красивой, благородной, правильной, лучше всех других. Двадцать программ!..
— Одной программы тоже будет вполне достаточно, — воскликнул рассерженный Пари. — Молчать!..
Предназначалось ли это слово только для Каминского или оно было также и той единственной программой, которую Пари считал нужной для всех двадцати партий, генерал так и не разъяснил.
Каминский затих. Не потому, что ему приказали, а потому, что заснул. Ходла разбудил его и вывел на улицу. Там он передал его полицейскому, чтобы тот проводил адвоката домой.
На другой день Ходла, с разрешения Пари, выпустил Кавашши, чтоб тот помог в деле создания партий. По совету Кавашши, Ходла привлек к делу также и одного из евреев, владельца берегсасского кирпичного завода Кохута.
Все шло как по маслу. Через неделю Ходла уже доложил генералу Пари, что все двадцать партий готовы.
Пари был очень доволен. Но когда Ходла начал информировать его обо всех деталях, генерал заскучал. Ходла сразу заметил, что генерал не интересуется подробностями, и поэтому вторую половину своего доклада смял. Таким образом, генерал не узнал ни того, что венгерские партии уже в день своего основания имели сотни членов, ни того, что у чешских партий, кроме президиума из двенадцати — пятнадцати человек, состоявшего в большинстве из приезжих чешских чиновников и нескольких платных служащих, никаких членов не было.
Даже президиумы пришлось составлять таким образом, что некоторые чешские чиновники были в одно и то же время членами президиума двух партий. Дело в том, что приехавшие в Подкарпатский край из Чехословакии были жандармами, военными, чиновниками или торговцами. Жандармам или военным было запрещено вступать в какие-либо партии. А торговцам не хотелось — они приехали в эту варварскую страну только на короткий срок, чтобы закупить, что возможно, и продать все, что невозможно было продать в метрополии. Тогда Ходла приказал вступать в партии чиновникам и указал каждому, в какую именно. Некоторые вступали в две партии.
Ходла многого ожидал от партий, но ошибся. Он надеялся, что партии начнут издавать газеты, устраивать собрания, организовывать кампании. Таким образом у него скопилось бы изобилие возможностей разоблачать тех, кто преступил дозволенные границы и угрожает безопасности республики. Но Пари не дал разрешения ни на издание газет, ни на устройство собраний, ни на проведение каких- либо кампаний. Так же решительно и ясно, как он приказал основать партии, Пари распорядился, чтобы единственная роль этих партий заключалась в их существовании. Ничего другого им не разрешалось. Своим приказом Пари спас много людей от тюрьмы, тем самым лишив Ходлу возможности спасать республику. Начальник полиции с внешностью учителя танцев не мог простить генералу этот приказ, как не простил партиям, что они никак не пытались его нарушить.
После создания партий Пари послал генералу Мардареску новую ноту. Ответ пришел снова от министра иностранных дел Румынии чехословацкому правительству. Румыны, которые, несмотря на питтсбургское решение, были заинтересованы в том, чтобы любой ценой удержать за собой марамарошские соляные копи, упорно «боролись» за права народов Подкарпатского края. В своей второй ноте они ссылались на невыполнение Чехословакией питтсбургского соглашения, которое гарантировало для Подкарпатского края автономию внутри Чехословацкой республики.
Прочитав копию ответной ноты, генерал Пари снова вспомнил, что родился в том же городе, даже на той же улице, где увидел свет покоритель мира Наполеон. Теперь он уже знал, каким образом нужно сделать из Подкарпатского края самостоятельное государство. Первый шаг к этому — автономия, за которую русинский народ должен будет благодарить его. Потом…
В этот день генерал долго стоял в излюбленной позе Наполеона перед несколько потускневшим зеркалом в лучшем номере гостиницы «Корона».
О своих планах он, конечно, умалчивал, но то обстоятельство, что генерал не возмущался, получив румынскую ответную ноту, что он не грозил румынскому правительству тюрьмой и виселицей, было для Седлячека вполне достаточным. Когда, беседуя с ним, Пари осторожно стал расспрашивать, кем назначается губернатор автономной провинции, Седлячек сообразил уже все.
— Не знаю, будет ли стоять во главе автономного Подкарпатского края губернатор или президент. Но если Подкарпатский край получит автономию, то его главу, — как бы он ни назывался, — никто не будет назначать, его будет выбирать народ.
Из ответа Седлячека генерал понял, что должен сделаться популярным. Он вспомнил прочитанный в детстве рассказ о том, как Наполеон покорил однажды сердца населения одного из завоеванных городов тем, что, встретив на улице плачущего ребенка, утешил его куском шоколада. Пари тут же приказал своему адъютанту закупить три центнера шоколада.
Он дал приказ Ходле собрать в воскресенье, к двенадцати часам дня, на главную площадь всех детей Ужгорода. Окруженным цепью солдат детям генерал собственноручно раздал три центнера шоколада, доставленные на военном грузовике.
Но это было лишь первым этапом кампании, предпринятой Пари для завоевания сердец народа. Второй этап был еще более величественным.
На той самой площади Масарика, где он совершил раздачу шоколада, генерал велел воздвигнуть высокую дощатую трибуну. Трибуна эта была разукрашена французскими и чешскими флагами. Генерал приказал Ходле собрать двадцать пять человек, которые должны были обратиться к нему со своими просьбами, но лишь с такими, удовлетворение которых не стоило бы денег.
— Этих просителей я буду выслушивать на трибуне лично и собственноручно накладывать на каждое прошение резолюцию: «удовлетворить», — сказал Пари.
В восторге от такого плана, благоухающий начальник полиции, у которого было очень острое деловое чутье, не только выполнил приказ Пари, но перевыполнил его — вместо двадцати пяти просителей перед лицом доброго генерала предстали двадцать шесть. Из них двадцать пять были сыщиками или полевыми жандармами, переодетыми в штатское платье, а двадцать шестая была старая русинка, одежда которой распространяла сильный запах кухни.
Одетый в парадную, шитую золотом форму, генерал на одну минуту зажал нос от кухонного запаха, но тут же улыбнулся.
«Замечательный человек этот Ходла!» — подумал он.
Чтобы продемонстрировать знаменитую французскую вежливость, Пари отвесил глубокий поклон высокой, но немного горбившейся старухе, которую величал «мадам». Затянутой в белую перчатку правой рукой он взял из коричневой руки старухи ее немного помятое прошение и, для того чтобы пахнущая кухней женщина как можно скорее сошла с трибуны, даже не стал его внимательно читать, а быстро наложил резолюцию: «Исполнить немедленно» — и сделал знак адъютанту поставить рядом с его подписью печать.
Возвращая старухе прошение и прощаясь с «мадам», распространяющей запах кухни, генерал приложил руку к козырьку.
Спустя четверть часа моя няня Маруся передала приказ генерала Пари начальнику военной тюрьмы.
Таинственный незнакомец, надоумивший няню Марусю обратиться с просьбой к генералу Пари и помогавший ей во всем, облегчил, очевидно, дело и в военной тюрьме. Миколу выпустили без всяких возражений и необычайно быстро. Таинственный незнакомец, подготовивший все это дело по поручению Ходлы, сговорился с няней Марусей о том, что Микола прямо из тюрьмы отправится на вокзал и уедет — через Чоп, Кашшу, Братиславу — в Вену. В Чопе, по поручению Ходлы, Миколу ждали четыре сыщика. Побегом Миколы Ходла хотел доказать, что большевики в Подкарпатском крае опять оживили свою работу, а арестом Миколы — что Ходла охраняет республику сильной рукой.