— Ермиловы дома?
— Дома, дома, — сказал Вадим Александрович. — Проходите.
И отступил с дорожки, полез по лестнице на крышу. Поддавал широкой лопатой снег, и тот тяжко ухал вниз, в сад. Раз за разом росли сугробы слипшегося, подкопченного трубой снега вперемешку со льдом. Работа эта требовала известного искусства — снег нужно было сбрасывать так, чтобы не угодить в яблони. Без лишней скромности: он владел этим искусством со снайперской точностью.
А летом сад, собственно, на нем лежит: окапывать, подбеливать, удобрять, опрыскивать, выпалывать и прочее, и прочее. Так что и еще есть специальность на черный день — садовник, может, и не высшей квалификации, но кое в чем разбирается.
Когда он слезал с крыши, вернулись с прогулки Маша и Витек, румяные, проголодавшиеся, веселые. Маша закричала:
— Привет верхолазам!
А Витек прокричал, как прокукарекал:
— Пап, ты похож на Деда Мороза, весь в снегу!
— Угу. Я такой…
— Вадик, а что за «Волга» у калитки?
— Кто-то приехал в гости…
— В гости?
— А почему бы нет? Мы же приехали…
— Ну, сравнил, Вадим, сравнил…
Он ее подзуживал, и она подзуживалась. Позлись, позлись немного, милая, не все же тебе веселиться. Одернул себя: брось, это недостойно мужчины — срывать дурное настроение на женщине. Дурное? Нет, скорее смутное, если копнуть поглубже. Поглубже копать не следует, это опасно. Вас понял…
В гостиной Николай Евдокимович представил их: моя дочь Мария, ее муж Вадим, их сын Виктор. А затем уже без скороговорки, солидно представил:
— А это мой однополчанин, можно сказать, мой бывший подчиненный… Жора… пардон, Георгий Илларионович Коломийцев, Герой Советского Союза, генерал-полковник. Действующий генерал. В отличие от меня… А это его супруга Аля… можно вас так просто называть? Можно? Да, это вот его Аля, врач-терапевт, и очень неплохой, говорят…
И Георгий Илларионович, и Аля вели себя скромно, но с достоинством — генерал-полковник был в штатском пиджаке, и никаких регалий на лацканах не было. Да в будни и не положено, положено но праздникам, хотя некоторые свои звездочки с пиджаков не снимают никогда. Это, увы, не от избытка скромности.
— Я командовал ротой, — сказал Коломийцев. — Николай Евдокимович был тогда уже комдивом, Батей… Где комдиву упомнить своих ротных? А меня упомнил…
— Потому, Жора, что ты воевал справно, Героя зря не дают, — сказал Николай Евдокимович. — И заметьте: в ту пору Жоре было двадцать лет… Сколько сейчас — умалчиваю…
Да, предпочтительней умолчать. Генерал-полковник был моложавый, но не молодой, а вот жена его, Аля, намного моложе Маши. И что они все так любят молоденьких? А ты не суй своего носа куда не просят. И то правда.
А тесть был настроен шутить. Он говорил, показывая в улыбке металлические зубы:
— Тебе, Жора, надо было жениться на Але все-таки пораньше. Пока ты еще был генерал-лейтенантом. Почему? Объясняю. Генерал-лейтенант состоит из двух слов: генерал — это пожилой, опытный, а лейтенант — юный еще, обе части смешиваются, получается что-то подходящее. Генерал-полковник же обозначает: генерал — старый и полковник — немолодой, в итоге что имеем?
Шутил тесть, надо признать, без особого такта, но Коломийцев легонько посмеивался, красивый, седеющий, крепкий еще мужчина, которому под шестьдесят. Але — лет тридцать, вероятно, второй брак. Она хрупкая, остроглазая, в джинсовом комбинезоне, тоже чуть-чуть посмеивается. Не хотят обидеть старика. Правильно!
Адресуясь к Мирошниковым, Лидия Ильинична огорченно сказала:
— Вот — не хотят с нами обедать…
— Торопимся в город, — сказал Коломийцев. — Бумаги кое-какие предстоит просмотреть.
— Ну тогда по стопочке коньяку? — спросил Николай Евдокимович.
— Я за рулем, — сказал Коломийцев.
— Да что ж творится? Жора отказывается, зять отказывается, женщины не пьют. В таком разе и я не буду нюхать!
— Я понюхаю, — сказала Аля. — Налейте мне стопочку.
— Молодец! — несколько ошарашенно сказал Николай Евдокимович и налил ей трехзвездного, армянского.
Он так растерялся, что не плеснул себе. Аля сказала:
— Хочу с вами чокнуться, Николай Евдокимович.
Тут только тесть опомнился, налил и себе стопочку. Они чокнулись, Николай Евдокимович лихо опрокинул в рот армянский, трехзвездный, сосудорасширяющий, закашлялся до слезы, смущенно вытер глаза. А Аля, смакуя, потихоньку посасывала коньячок, прислушивалась к беседе. Беседовали, собственно, двое: тесть и Коломийцев, остальные в общем-то слушали.
Сперва собеседники вспомнили сослуживцев-фронтовиков, тех, которые недавно умерли, и тех, которые еще живы, — кто где обитает, что делает, — затем заговорили о том, когда будет следующая встреча ветеранов армии, затем о том, как сады переносят зиму и как бороться с мышами, обгладывающими кору, затем обменялись последними данными насчет целительных свойств яблочного уксуса и капустного сока. Тут бы и женщинам впору вступить в разговор, но они по-прежнему лишь слушали.
Как всегда, Николай Евдокимович проехался по адресу современной молодежи, вновь рассказал про Яшку Голубева с его кладбищенским крестом, подытожил:
— Подраспустилась молодежь. Пьянствуют, бездельничают, хулиганят. Надо им укорот сделать!
— Ну, претензии не только к части молодежи, — сказал Коломийцев. — Подчеркиваю: к части! Распустились и некоторые зрелые люди. Нашу демократию понимают как вседозволенность…
— Вот-вот, Жора! Пора наводить порядок!
— Я тоже за это. За крепкую дисциплину, организованность, за ответственность каждого члена общества. Чтоб любой гражданин, сверху донизу, помнил не только о своих правах, но и о своих обязанностях…
— А я что говорю?
— Кто касается молодежи, то доложу: подавляющее большинство ее — духовно здоровое, нравственно цельное. Это настоящие патриоты, надежные в итоге хлопцы. Сужу по армейской молодежи, кто-то из них еще вчера бренчал на гитарах, носил длинные волосы, слонялся по дискотекам. А, все это наносное, шелуха, в армии она быстро спадает… Приведу-ка, пожалуй, один случай, думаю, характерный, типичный…
— Слушаем! — наконец-то подала голос Лидия Ильинична.
— Месяц, как я прилетел из Афганистана… Трудно там, конечно, нашим ребятам: банды басмачей, американское оружие, советники и доллары, необъявленная война против Афганистана не прекращается ни на день… Ребята наши, даже самые молодые солдатики, показывают себя с наилучшей стороны. А ведь только что с гражданки… Командир полка рассказал мне эту историю… Один солдатик был ранен в боях с душманами, его эвакуировали в госпиталь, а затем — отпуск, в Москву. Так вот перед эвакуацией, прощаясь с друзьями по роте, парень сказал: «Поправлюсь — вернусь к вам». Друзья говорят: не вернешься, у тебя в Москве высокопоставленные родители, оставят как-нибудь. «Нет, вернусь!» Что же дальше? Действительно, в Москве родители уговаривали его остаться: мол, устроим это, не волнуйся. Парень ответил: я дал слово товарищам, они ждут меня. И после лечения вернулся в Афганистан, под пули, гранаты и мины, в боевое пекло… Вот вам современная молодежь!
— Да-а, — протянул Николай Евдокимович. — Она и впрямь разная…
Конечно, конечно, разная, подумал Мирошников, у отца в дневниках тоже есть кое-что про современную молодежь, про то, например, как подростки подняли руку на участника Великой Отечественной войны, издевались над старым человеком, по сути проливавшим кровь и за них, жестокосердных сосунков. Но хочется верить генерал-полковнику: большинство молодежи — это такие, как солдат в Афганистане…
Да что молодежь? А взрослые, а зрелые — разве не подавляющее большинство их составляют л ю д и, а не мелкие душонки. Разумеется! И оттого быть с ними легко и радостно. Надо только присматриваться к людям повнимательней, не судить-рядить с ходу, часто хорошее менее заметно, чем плохое. И вообще жизнь прекрасна, черт возьми! Хотя говорить «черт» нельзя…
Коломийцев посмотрел на Алю, посмотрел на часы. Николай Евдокимович сказал:
— Да погоди ты, посидите еще маленько… Ты скажи мне, Жора, вот о чем… Я, конечно, отставной конь, который вообще не пашет. Но ты-то — действующий! Стало быть, в курсе… Вот и скажи: на что рассчитывают американцы, размахивая ядерной дубиной? Шантажируют нас, что ли?
Георгий Илларионович ответил не сразу. Подумал-подумал и сказал не торопясь:
— Порой их просто не понять, Николай Евдокимович. Если исходить из нормальной человеческой логики… Но если исходить из логики имперских амбиций, то кое-что можно понять. Я лично считаю: и шантажируют, и всерьез готовятся к ядерной и неядерной войне. Не вдаваясь в подробности, подчеркну: ставка на шантаж — дрогнем, поддадимся, пойдем на попятную — сорвалась, стали готовиться к войне, чтобы силой оружия решить исторический спор между социализмом и капитализмом.
