Но разве можно не говорить на такую тему? Это же нелепо — дочь поссорилась с отцом из-за собственных выдумок; дочь бросила отца в одиночестве; дочь не желает с ним даже видеться. А отец-то какой замечательный!
Виктор часто встречается с Варей в цехе. Варя продолжает вести на заводе интересную работу, которую начала в институте. Она расспрашивает об Оле, о том, как они живут. Виктор сказал ей однажды по простоте душевной: «Что же вы не заходите к нам? Заходите». — «Спасибо, — ответила она. — Но это, кажется, исключено». И он мысленно согласился: действительно, исключено. Ольгу не переубедишь.
Разговорились они и о Павле Петровиче. Варя рассказала Виктору о том, какую роль сыграл Павел Петрович в ее жизни, как помог ей правильно переменить профессию. Виктора тянуло к Олиному отцу, он бы, наверно, проводил с Павлом Петровичем все свободное время, если бы не Ольга с ее принципами. Павел Петрович умел вести дело так, что все, кто принимал участие в этом деле, относились к нему с полным созданием, с полным пониманием, для чего это дело делается. Вот он, Виктор… Плавил тут сталь и плавил, работал хорошо, его хвалили. А стал работать под руководством Павла Петровича — все как бы осветилось впереди. Идет, оказывается, жесточайшая борьба с водородом, борьба за прочность стали, следовательно — за прочность и долговечность машин. В этой борьбе надо во что бы то ни стало победить. Виктор взялся для этого читать такие книги, каких и в руках-то прежде не держал. Ольга удивляется: уж не диссертацию ли он надумал готовить. Вот, мол, будет смешно: она бросила аспирантуру, пошла на производство, то есть в школу, а он бросит производство и пойдет в аспирантуру.
Вспоминая Ольгу, он думает о ней с нежностью. Ну пусть она не всегда справедлива, ну пусть злюка, пусть, — зато она самая лучшая на свете, самая умная и самая красивая. А главное — она говорит: давай наплюем на всякие зеркальные шкафы, холодильники и хрустальные вазы. Давай жить так, чтобы эта дребедень нас не закабаляла. Давай лучше ходить в театры, в кино, в музеи. Давай накопим денег и вместо шкафов купим автомобиль и каждое лето будем путешествовать по Советскому Союзу.
С этой программой жизни Виктор полностью согласен. Он очень любит Маяковского и в стихах Маяковского находит много мыслей, схожих со своими собственными. Вот, например: «Страшнее Врангеля обывательский быт»… Был у Виктора школьный друг — Санька Толстихин. Мечтали. О многом мечтали — о путешествии в Индию, об открытии новых земель, о работе на дрейфующей станции «Северный полюс», а во время Отечественной войны строили планы того, как проберутся они в тылы врага — в Берлин, в его подземелья — и уничтожат проклятого Гитлера, и потом все человечество будет чествовать их — мировых героев земного шара.
Где же сегодня Санька Толстихин? Где этот мировой герой земного шара? Он зубной техник, изготовляет зубы и челюсти, делает это на дому, дерет с людей громадные деньги, обставляет квартиру дорогой мебелью, покупает ковры и фарфоровые штучки. Как же это случилось с героем земного шара? Женился на какой-то Верочке, у которой отец тоже зубной мастер. Не он ли и приучил Саньку к большим деньгам?
Нет, ну их к чертям, эти шкафы «под птичий глаз» и фарфоровые штучки восемнадцатого века, лишь бы не жить такой глупой и самодовольной жизнью, какой живет Санька. Права Оля, права, нельзя попадать в кабалу ко всякой дребедени, из-за которой жизни не видно, все эта дребедень заслоняет.
В яме под печью вдруг ярко вспыхнуло пламя, разбрасывая брызги металла и ослепительные искры. Виктор бросился вокруг печи к выпускному отверстию: ему подумалось, что сталь прорвалась именно там. Но дело обстояло гораздо хуже: была прорвана стенка печи, рядом с выпускным отверстием, несколько ниже его, сквозь огненную скважину хлестала струя расплавленной стали.
Все, о чем только что размышлял Виктор, было забыто. Осталась одна мысль: плавка особо ответственная, решающая плавка, от которой зависит победа над водородом… Или — еще одно очередное поражение.
Виктор оглянулся: инженеры и мастера куда-то ушли, звать на помощь было некого.
— Выключить ток! — приказал он. — Наклон в сторону завалки! — кричал он подручным. — Давай магнезит, давай руду.
Подручные бросились к ящикам с материалами. Замелькали лопаты, приготовлялась смесь из магнезита и кусковой руды. Виктор поднял заслонку завалочного окна, обдало жаром, — казалось, расплавленный металл вот-вот хлынет через порог прямо ему под ноги. Он принялся бросать приготовленную смесь на порог окна, создавая плотину на пути огненной реки. По мере того как эта плотина нарастала, печь все наклоняли и наклоняли. Сталь перестала уходить через прорванную стенку.
Бешеная работа длилась, может быть, минуту или две — никто в бригаде не считал времени, — и когда подошли оповещенные об аварии Павел Петрович и Константин Константинович, Виктор сидел на краю бочки с водой, дышал тяжело, но улыбался.
— Все в порядке, — сказал он, подымаясь. — Через несколько минут будем выпускать.
Павел Петрович осмотрел печь, установил причину аварии, которая не зависела от сталевара, убедился, что плавка спасена и, подойдя к Виктору, сказал:
— Вы молодец, Журавлев! Вы поступили так, как не каждый из бывалых сталеваров догадается поступить. Иной на вашем месте выпустил бы сталь в яму — и все, и был бы прав. Большое вам спасибо!
Виктор почти не слышал того, о чем говорил Павел Петрович. Он выдержал страшное напряжение, в голове у него стоял звон, глазам было больно, ноги подкашивались. Но он изо всех сил старался улыбаться.
Сдав печь, он пошел с завода пешком, ему не хватало воздуха. Долгий путь по дождливой погоде сделал свое дело: к дому он подходил обычным, бодрым шагом. Оля встретила его у подъезда в третьем часу ночи.
— Что случилось, Витя? — воскликнула она, обнимая его за шею. — Где ты пропадал?
— Стенку новой печи прорвало. Металл пошел наружу, — ответил он, входя в подъезд.
— Да что ты! — воскликнула Оля со страхом в голосе. — Тебя не обожгло?
— Нет, так, подгорел немножко. Понимаешь, какая штука… — Он принялся рассказывать о том, что случилось у него с печью.
Они уже вошли в их комнатку, Виктор снял куртку, кепку, размотал шарф.
— А пока так колбасился около печи, чуть-чуть и припекся, — закончил он.
Оля смотрела на Виктора с укоризной и состраданием, восхищением и любовью. Кожа лица у него была красная, воспаленная, будто он перегрелся на солнце, брови почти исчезли, остатки их были рыжие. Оля встала, прикоснулась носом к одной из бровей — пахло паленым; паленым пахло и от головы.
— Витенька, — сказала она. — Милый мой! Так ведь и вовсе сгореть можно.
— Что ты! Зря я, по-твоему, горячий металл рукой рубил? Привыкаю к огню. Обожди, такой сделаюсь, что огонь меня уже и не возьмет.
Через несколько дней заседало бюро райкома комсомола, на которое вызвали Виктора. Оля, как всегда, сидела между Кирой Птичкиной и Никитой Давыдовым, а Виктор, войдя, снова сел на стул возле дверей и дальше не двинулся.
— Товарищи! — сказал Коля Осипов. — Мы пригласили Виктора Журавлева, бригадира-сталевара завода имени Первого мая, чтобы, во-первых, снять с него тот выговор, который ему был дан, конечно, совершенно правильно, а во-вторых, чтобы торжественно объявить ему благодарность. Виктор Журавлев исключительно мужественно и находчиво вел себя во время тяжелой аварии электропечи, происшедшей по вине монтажников. Виктор Журавлев спас несколько тонн ценнейшей стали, еще более ценной оттого, что плавка была опытной и очень важной. Мы не будем снова повторять то, о чем так обстоятельно поговорили с Журавлевым в этом кабинете прошлый раз. Правда, пословица что говорит? Кто старое помянет — тому глаз вон. Ну, а кто его забудет, тому и оба долой. Не будем вспоминать, но не будем и забывать. Итак, нет возражений: отметить мужество, находчивость и техническую грамотность Виктора Журавлева и объявить ему благодарность? Администрация завода это уже сделала. Должны сделать это со своей стороны и мы, комсомольцы. Нет возражений?
— Нет, — ответили три голоса одновременно.
— Товарищ Осипов, — сказала Оля, густо краснея. — Я воздерживаюсь.
Все засмеялись, даже Виктор улыбнулся.
Коля Осипов сказал:
— Ладно, воздерживайся: причина, так сказать, твоя ясна. Но в протоколе мы этого не отметим. До свидания, товарищ Журавлев! Желаем тебе новых успехов в труде и в жизни!
Виктор вышел. Оля выскользнула за ним в коридор, проводила до лестницы, незаметно пожала ему руку: «Поздравляю. Буду скоро дома. Мы должны это сегодня отпраздновать, слышишь?»
3
Шел студеный январь. Ночами город скрипел и потрескивал от лютого холода. Лопались стекла в домах, рвались трамвайные провода, раскалывались деревянные столбы фонарей в окраинных улицах. Дохли воробьишки. Лада промерзла больше чем на метр.
