оставленной крестьянами деревне. Полк в это время был в резерве.
Днем офицеры выводили солдат на площадь за деревню и учили их маршировать, учили владеть винтовкой. А вечерами солдаты собирали под поветями брошенные дрова, а если их не было, ломали заборы, пилили на дрова жерди, корыта и топили печи, а в посуде, оставленной хозяевами, варили накопанный картофель.
Эта жизнь в деревне очень напоминала солдатам оставленные ими далекие родные хаты, откуда к ним каждый день шли слезливые письма жен и матерей. Вечерами, у огонька, солдаты перечитывали друг другу полученные из дому письма и тогда обо всем начинали думать по-прежнему, не как солдаты, а как крестьяне, рассказывали друг другу о своих далеких деревнях, о новостях из тыла, а новости возбуждали и вселяли в каждого желание поехать домой, увидеть родных.
Днем слышали солдаты несмолкающие пушечные выстрелы на фронте. Каждый день через деревню везли на подводах искалеченных, раненых людей. И выстрелы и раненые напоминали об угрожающей смерти, и солдаты тихонько высказывали друг другу нарастающий в сердце страх и желание поехать или удрать домой.
Через четыре дня после того, как послал Никита письмо брату, писал он вечером первое свое донесение в контрразведку Н-ской действующей армии. В донесении Никита писал, что в полку тихо, но письма из дому и раненые тревожат солдат, и советовал, чтобы перевозку раненых производили по какому-нибудь другому пути.
* * *
Тихо в хате. Тепло. От небольшого огонька в лампе мало света в новой Кондратовой хате, царит полумрак.
Кондрат со всей семьей за столом ужинает. На столе небольшая корзиночка с печеным картофелем. Кондрат берет в руку крупные яблоки печеного, как раз по его вкусу, картофеля, сдувает с него пепел, долго качает картофелину в ладонях, чтобы отстала корочка и чтобы картофелина была более рассыпчатой, потом соскребает немножко верхнюю кожицу, чтоб оставалось желтенькое, пригоревшее, ломает картофелину пополам, высыпает себе в рот рассыпчатое ее нутро и медленно жует желтую, пригоревшую вкусную корочку.
Кондрат ест картофель и время от времени посматривает в окно. На дворе начинается дождь. Дождь стучит каплями в стекла, и слышно уже, как начинают за окном падать капли с крыши на землю.
Потом на дворе затарахтела повозка. Кто-то остановил коня. Кондрат положил разломанную пополам картофелину и прилип лицом к оконному стеклу.
— Смотри, не Никитиха ли приехала. Она, наверное...
Кондрат набросил на плечи пиджак и пошел на двор.
Вся семья прилипла к окнам.
На дворе у повозки стояли женщина и двое детей. Мужчина, подводчик, снимал с повозки большущую корзину. Кондрат поцеловался накрест с Меланьей, подал руку соседу, который привез ее.
— Это же написали бы, я бы и приехал, конь все равно отдыхает:..
— А если я привез, так что?
— Да ничего, но и свой конь есть, и на своем можно привезти.
Семья отошла от окон и сгрудилась на крыльце. Кондратиха поздоровалась с Меланьей и так же, как и Кондрат, трижды накрест поцеловалась с нею. Внесли в хату чемодан и корзину. Кондрат добавил огонь в лампе, помог Меланьиным детям раздеться и опять сел на свое место у стола...
— Достань разве сала да поджарь,— обратился он к жене,— они ж, наверное, не постят... Оно и нам постить тяжело, нет селедцов и алей вышел... А может и картошки бы нашей печеной попробовали, я так очень люблю. Все богатство наше теперь в картошке.
Три года, прожитые Меланьей в городе, отучили Кондрата видеть в ней свою крестьянку. Ее городской костюм отличал ее от всей семьи. Меланья чувствовала это и хотела как-нибудь сгладить разницу своим поведением.
— Ой, я ж очень люблю печеную картошку, еще не забыла.
— Правда, садись да попробуй, может, давно уже ела ее,— приглашал Кондрат.
Жена ставила на стол молоко и, косо глянув в сторону Кондрата, сказала:
— Чего ты с картошкой своей пристал, вот вкус нашел...
В стекла стучал мелкий осенний дождь. С крыш на мягкий песок у свеженасыпанной завалинки падали капли воды.
Часть вторая
На земле, раздвинув ноги, сидел Алесь. Вокруг него цепочкой, взяв друг дружку за пояски, ходили дети. Впереди самый большой — это «матка». Большой медленно вел за собой своих «детей» и ставил вопросы Алесю. Тот отвечал.
— Коршик, коршик,— спрашивала «матка»,— что ты делаешь?
— Ямочку копаю,— отвечал коршик.
— Зачем тебе ямочка?
— Камушки прятать.
— Зачем тебе камушки?
— Иголочки острить.
— Зачем тебе иголочки?
— Мешочки шить.
— Зачем тебе мешочки?
— Камушки собирать.
— Зачем тебе камушки? .
— Твоим деткам зубки выбивать.
— Зачем зубки выбивать?
— Чтоб они моей капусты не клевали.
— А зачем тебе капуста?
— Своих деток кормить.
— Зачем тебе детки?
— Чтоб твоих клевать.
После этих слов «матка» стала напротив «коршика» и приготовилась к защите детей, замерших на месте за плечами «матки». «Коршик» подхватился с земли и хочет наброситься на самого крайнего мальчика. Потом запрыгали, забегали дети вокруг «матки», а «коршик» налетает на них и всюду натыкается на нее, высокую. Утомила такая игра «коршика», и он как будто притих, остановился на минуту, потом, прицелившись, прыгнул и ухватил самого заднего мальчика за плечи. Остальные метнулись в сторону, рванули за собой «матку», и она, неповоротливый тяжелый мальчик, упала па землю. Алесь захохотал.
— Ну, и «матка», падает, как кабан.
Василь Кондратов (маткой был он) поднялся с земли, глянул на Алеся, стоявшего неподалеку в коротеньких черных штанах, и зло крикнул ему два раза:
— Хоть из панов, да без штанов! Хоть из панов, да без штанов!
Дети стали полукругом и ждут, что будет дальше. Когда они впервые увидели на выгоне Алеся в коротких черных штанах, позавидовали ему и невзлюбили его. Алесь начал каждый день гонять на выгон свиней и учить детей разным, привезенным из города, играм, они увидели в нем хорошего компаньона и стали самыми близкими его друзьями. Василя они не любили. И сейчас их симпатии были на стороне Алеся. Эти симпатии усиливались еще и потому, что Алесь часто, как знали дети, страдал из-за Василя. Очень часто бывает, что Василь съест в кувшинах сметану и матери скажет, что видел, как Алесь в кладовку лазил. Тогда мать наказывает Алеся.
Дети смотрят на Алеся и подмигивают ему. А он глянул на Василя, подошел к нему спиной и с улыбкой сказал:
— Хлопцы! Что это воняет так падлой? Вы не
