знаете?
Он поморщился.
— А-а! Это же клоп, вонючка рыжая, тут стоит! А я думал, что это воняет? Уй! Ну, и рыжий! На твоей голове блины можно без огня печь...
Дети захохотали, а Василь отошел немного в сторону и крикнул Алесю.
— Ничего!.. Подразнись вот, я маме скажу. Приехал, жрешь наше добро да еще смеяться будешь? Хорошо же! Мама тебе покажет!..
— Уй, как воняет! — кричали дети.— Уй, как воняет!
Василь пошел домой. Тогда дети опять посадили одного хлопца в кругу и стали ходить вокруг него с «маткой». «Маткой» избрали Алеся.
* * *
По полю наперегонки с ветром несутся белым густым облаком снежные метели. Им много простора в поле, ничто не удержит их. Низкие кусты ольшаника, поросшие над канавой возле шляха, засыпаны снегом, и чуть-чуть выглядывают из него отдельными голыми веточками их вершины. Метели несутся по полевым просторам, застилают белизною густой горизонт и там, слившись в одно с беловатыми снежными тучами, пропадают бесследно.
В стороне от поля, как только может охватить глаз, стоит густой стеной громадный бор. Мчатся метели полем до самого леса и, долетев до подножья высоких и густых столетних сосен, останавливаются, начинают кружить и тихо ложатся на наметанные уже возле леса белые сугробы. В лесу совсем тихо, нету ветра и кое-где торчат из-под тонкого пласта снега маленькая веточка или сосновая шишка. А вверху над лесом высоко плывут сизые тучи, $ ними мчится ветер. Ветер налетает на лес, гудит в вершинах деревьев, сметает с них снег. Качаются сосны, плавает вверху гул, и над лесом, словно дым, взвивается снег.
Недалеко от леса, на холме, стоит хата, в которой некогда была клеть. Хата одним своим небольшим окном всматривается в даль, туда, где шлях, где видны белые крыши далеких хуторов.
Хата осенью только сложена, и усадьба совсем не огорожена. У хаты наметан высокий сугроб, это под снегом лежат бревна для строительства клети. За бревнами, дальше от леса, из жердей сделан сарай. Накрыт он еловыми лапками. А еще немного в сторону от сарая снежными белыми бабами стоят два небольших стога. Стога выскублены снизу, и от этого кажется, что две толстые старые женщины завязли в снегу и застыли, не могут выбраться.
Снежные метели носятся по полю. Возле хаты кружится снег, словно вулкан белый дымится. Ошалелый ветер разбегается в поле, захватывает целые горы снега, несет их и, натолкнувшись на одинокую в поле хатку, забрасывает ее снегом, наметает снег через щели в стеклах в хату, сыплет им сквозь дырки в крыше на чердак.
Снег лезет сквозь щели между жердями в сарай и колючим холодом обдает исхудавшую корову. Корова дрожит, отвернулась от яслей в сторону, откуда дует ветер, и пережевывает съеденную мешанину. У коровы глубоко впавшие худые бока. Она мягкими губами выбирает из-под ног, из навоза, неутоптапные соломины и подолгу пережевывает их, дрожит от холода и потихоньку мычит. Рядом, за перегородкой, такая же, как и корова, худая мохнатая кобыла. Кобыла не хочет отходить от яслей. Она стала к ветру боком и достает из яслей сено. В сене камышинки, они щекочут кобыле ноздри. Кобыла губами разворачивает объеденные камышины, выбирает отдельные травинки и фыркает. На глазах у кобылы засох навоз. На хвосте и спине — снег. Время от времени она перестает искать в яслях, расставляет ноги и встряхивает всем телом, чтобы сбросить со спины снег и немного согреться. У нее тогда вяло обвисает нижняя губа и тоже дрожит.
А ветер с метелями все более зло бросается на хату, на сарай, сыплет в сарай сквозь щели снег, застревает между жердями, рвется оттуда и, злой, жалобно свищет: у-ю-й-й-у...
У ворот стоит Никита. Он худой, оброс густой короткой бородой.
Уже второй год, как он вернулся с войны... Тогда его с радостью встретили соседи, брат, жена. Он долгое время жил в хате брата. Долгое время воскресными днями он выходил на улицу в солдатской форме, в сапогах, в шинели и шел по улице солдатской размерной поступью. Потом перешил шинель на армяк. Сапоги порвались. На брюки, на колени, легли рыжие заплатки со старого, давно изношенного армяка. И единственной памятью о солдатчине осталась испачканная старая шапка.
С самого утра и до вечера возился Никита возле хаты, возле стогов и сарая; целыми часами раскапывал снег и время от времени привозил из лесу на кобыле дрова. Вечерами садился на колодочку посреди хаты напротив огонька и то кроил, разматывая скрученное баранками лыко, то домашним способом, распаривая в печи ясень, гнул полозья и тесал копылы для саней. Разогревшись у печи, подолгу тяжело кашлял.
Этот кашель он частично привез с войны, а усилил его весной, когда, переезжая речку, свалился в воду под лед.
Никита убрал от ворот навоз, прикрыл ворота и пошел к стогу. Там он остановился в затишье, оперся о стог и долго был неподвижен. В памяти всплывали пережитые годы. Всплывали, словно совсем свежие, картины жизни в губернском городе, и как живой вставал в памяти Зубкович.
С Зубковичем Никита расстался еще до войны, его направили в другой город. Но сейчас почему-то звучали в ушах слова Зубковича, которые он шепотом говорил Никите в ночь после первой его удачи. Тогда слова эти немного пугали, но Никита не верил в них, а теперь они опять всплывают в памяти и рождают тревогу. После революции прошлое пугало Никиту и мучило его страхом. Он боялся, чтобы не рассказать про свое прошлое людям, и в беседах о старом больше молчал. Теперь Никите, когда он задумался над словами Зубковича, начинает казаться, что вот-вот кто-то выйдет из-за стога, из-за сарая, возьмет его за шиворот и спросит: служил ты охранником или нет? Сколько добрых людей погубил своей службой? От этого становится Никите страшно, он оглядывается вокруг, торопливо крестится, сняв с головы шапку, и шепчет сам себе:
«Хорошо, что хоть никто не знает, а если бы знали, загоняли бы меня люди, затюкали, а может, и еще хуже было бы, пускай и не знает никто. Пускай дети мои об этом ничего не знают!»
Никита еще раз посмотрел вокруг, надергал сена, взял его в охапку, подобрав чистенько до травинки, и понес в сарай. Навстречу ему из сарая тихо заржала кобыла. В поле густая белая метель смешивалась с сумерками наступающей ночи.
* * *
Пятнадцать верст шли босыми по шоссе. Когда миновали кожевенный завод, кто-то предложил обуться. Все сошли с
