И вот сегодня говорят, будто он плохой руководитель. Нет, разлюли малина, вы меня извините! Плохой руководитель тот, кому на все наплевать. Как ему, например, — он показал в сторону Вадима.
Тот смутился, но только на одно мгновение. Быстро нашелся, подарил Митрохину радушную широкую улыбку и спросил, словно речь шла о веселом розыгрыше:
— Почему же, позвольте узнать?
Тот ответил ворчливо:
— Не хотел говорить, но если сам набиваешься…
Колобаев предостерегающе поднялся с места:
— Товарищи, товарищи…
— Пусть говорит, — милостиво разрешил Черепанов.
— Да что говорить? — с той же ворчливой интонацией продолжал Митрохин. — Когда я попросил машины отремонтировать, ты куда меня отфутболил? Здесь две женщины, неудобно перед ними, а то бы я повторил. Разве пиловочник нужен только леспромхозу? Да ведь комбинат последние кубометры доедал, он остановился бы, заглох, разлюли малина! Это что, хороший руководитель? Да когда Новиков в отъезде, я вообще на комбинат не звоню, потому что это без толку.
Ну что ж, наконец-то игра пошла веселее, не в одни ворота.
Вадим стиснул челюсти, отчего раздвоенный подбородок и ямочки на щеках выступили еще резче, и сказал отчетливо:
— Справку по этому поводу я позволю себе дать несколько позже.
— Никаких справок! — возмутился Колобаев. — Это совсем другой вопрос, частный, мы не будем на него тратить времени. Давайте, товарищи, больше говорить по существу: что произошло, кто виноват, какие будем принимать меры.
— Нет, если мне бросили обвинение, — с обиженным видом засуетился Вадим, которого явно приободрили слова Фомича, — я готов ответить.
Тем временем руку усердно тянул Барвинский.
— Извините, Андрей Фомич, — Барвинский развернулся вполоборота и обращался прямо к секретарю горкома, — если не смогу выполнить ваше пожелание и говорить непосредственно на тему. Я, к сожалению, не компетентен в вопросах очистных сооружений и не берусь искать виноватых в этом прискорбном для всех нас происшествии. Но мне кажется, Андрей Фомич, вовсе не случайно встал сегодня вопрос о стиле работы директора комбината. В нем, позволю себе сказать образно, как солнце в капле воды, отразились недостатки в работе и станции биологической очистки, о чем самокритично сказал товарищ Плешаков. И в отличие от председателя рыболовецкой артели я не вижу здесь никакого повода для иронии. Плешаков выступил честно, по-партийному, и мы понимаем, что он готов исправить все недостатки.
— Да из-за Плешакова авария и произошла! — отчаянно закричал Личный Дом. — Из-за него и Черепанова! Если бы они не мешали мне, ни одна рыбина в Алгуни не сдохла бы!
Колобаев нахмурился:
— Вы срываете заседание. Когда вы говорили, никто не перебивал.
Но Авдеев не унимался:
— Значит, не очень вам нужна правда! Только на словах призываете!
«Пусть говорит!» — с разных сторон прозвучали голоса.
— Сначала закончит Барвинский, потом — Авдеев, — настоял на своем Фомич. — Пожалуйста, — кивнул он управляющему трестом.
Барвинский расстегнул пиджак, по привычке хотел было расслабить подтяжки, но в последнюю секунду удержался, спохватился, поиграл пальцами на животе, слегка смутился.
— Я считаю своим долгом, Андрей Фомич, защитить от необоснованных обвинений и главного инженера комбината. Мне по долгу службы приходится часто общаться с Вадимом Николаевичем, и я твердо убежден в том, что это опытный и умелый производственник, кстати сказать, с большими перспективами, принципиальный человек, надежный друг. Что же касается ваших похвал товарищу Новикову, — он посмотрел на Митрохина, — то это сомнительные, на мой взгляд, похвалы. Вы умиляетесь тем, что он холку мылит, так, кажется, вы изволили выразиться? Мне он ее тоже мылит, но что, извините, в этом хорошего? Новиков несдержан, груб, ему ничего не стоит обидеть человека.
Колобаев постучал карандашом по графину.
— Нет, Андрей Фомич, извините, но я все-таки закончу. Не далее как три дня назад в деловом разговоре, в присутствии товарищей по работе Новиков грубо оскорбил меня. Я уже поставил в известность об этом городской комитет партии и считаю своим долгом…
— Да врешь же ты! — стукнул кулаком по столу Кандыба. — В глаза врешь.
— Товарищи, товарищи, что такое! — возмутился Колобаев. — Немедленно прекращайте перебранку! Незачем, — сердито сказал он Барвинскому, — поднимать здесь этот вопрос. Написали докладную — и ладно!
Управляющий трестом вопросительно посмотрел на Черепанова, тот пригнул ладонь книзу — все, хватит, садись.
— А у вас есть свидетели? — деловито поинтересовалась Авдошина. Ничего не скажешь, типично женский вопрос.
— Зоя Александровна! — с упреком воскликнул Фомич.
— Ну почему же, — со всей непосредственностью возразила председатель исполкома, — это очень легко выяснить.
— Есть. — Управляющий трестом с надеждой взглянул на Чантурия.
Гурам сказал удивленно:
— Если это разговор о Доме культуры, то я никаких оскорблений не слышал.
— Я тоже, — громко, с азартом выкрикнул Кандыба.
«Великодушные мои спасители! — подумал я. — Мне это хороший урок — следует повнимательнее следить за речью, иногда меня заносит».
— Как же вы это? — стала допытываться Авдошина. — Выходит… — она замялась, — оклеветать решили человека? Пользуетесь, что неприятности у него.
— Зоя Александровна, — застучал карандашом Колобаев, — мы это выясним позже.
— Я не исключаю возможности, что они предварительно сговорились между собой, — растерянно пробормотал Барвинский, но секретарь горкома решительным жестом прервал его, усадил на место.
— Продолжим, товарищи. И — больше по существу.
Опять взял слово Лапландер:
— Мое дело — ловить рыбу, а не выступать. Слушал вон его, — Лапландер бесцеремонно ткнул пальцем в сторону управляющего трестом, — и дивился, до чего говорит кругло! Будто сети вяжет! А ведь правда — она всегда прямая! Ложь круглая.
Старик невозмутимо сел на место, Барвинский рванулся было что-то сказать, но передумал, тугие его щеки возмущенно налились румянцем.
Я подумал о том, что сражение, пожалуй, еще не проиграно. Мы заседали полтора часа, но своего слова не сказали ни Володя, ни Печенкина. Тамаре, впрочем, Черепановым и Плешаковым отведена роль молчаливого свидетеля. Расчет, наверное, такой: заговоришь — мы тоже тебя чистенькой не оставим.
