— Хорошо владеешь их языком?
— Почитай лет, однако, двадцать будет, — ответил старичок.
— Его раньше не встречал?
Старик оглядел Кирбу и помотал головой.
— Однако, не встречал. — И на довольно чистом нанайском языке спросил:
— Ты откуда?
— Из Карчи, — ответил Кирба и подумал: «Хорошо говорит, как бы мне не запутаться».
— Из стойбища Карчи, что ниже Мариинска, я тамошних не знаю, — перевел старик офицеру.
— Зачем пришел в Софийск? — спросил офицер.
Выслушав перевод, Кирба стал развязывать мешок.
— Пища кончилась у нас, — сказал он. — Нет ни муки, ни крупы, нечего кушать. Меня послали обменять эти шкурки на муку, крупу.
Кирба вытащил шнурки белок, лисиц, выдры и колонков.
— А соболя нет?
— Какие соболи теперь? В тайге нет соболей, всех переловили.
— К кому шел, у кого хочешь обменять шкурки на муку?
— Не знаю. Мы больше обменивались с богородскими торговцами, а сюда не ездили, далеко.
— Партизан встречал?
— Кто они такие?
— Красные.
— В тайге никого не встречал.
— Врешь. Ты партизан! Много наших у партизан?
— Я охотник, не веришь, пойдем к нам в зимник.
— Ваши помогают партизанам, мы это знаем.
— Зачем помогать? Вы, русские, воюете между собой, а нам, нанай, зачем помогай? Мы охотимся, еду добываем. Если охотник будет воевать, кто будет кормить его семью?
— Однако, он верно говорит, — сказал старичок. — Без охоты оне с голоду помрут.
— Молчать! Мы сами знаем, — крикнул офицер.
«Злой человек», — подумал Кирба. Он вытащил трубку и закурил.
— Гоните его в шею, весь дом завонял, — приказал офицер солдатам. — Проследите, той ли дорогой будет возвращаться.
Кирбу выпроводили из избы, за ним выскользнул и переводчик. Кирба расспросил у него, где живут торговцы и у кого он может обменять шкурки на муку и крупу.
Пока он расспрашивал, мимо их солдаты провезли несколько возов сена.
— Скотину нашу без сена оставите, — сердито сказал старик. — С голоду околеет скотинка. Скоро вы ослобоните нас от энтого оброка?
— Тебе-то што? Што мы, што красные, лошади-то одинаковы, сено требуется, — ответил солдат.
— У вас шибко много лошадей-то.
— А как же, дед? Кавалерия, без нее, что без ног на войне.
Кирба зашагал к торговцу на верхний край села, по дороге считал встречных солдат, лошадей, повозки. По тому, как сновали возле большой избы солдаты и офицеры, он догадался, что в ней расположен штаб. Недалеко от штаба он заметил два пулемета. На верхнем краю села солдаты отрыли окопы в сугробах. Здесь тянулась одна оборонительная полоса. Кирба насчитал три замаскированных пулемета, но нигде не увидел пушек.
Торговец встретил Кирбу с бранью, но все же согласился взглянуть на шкурки. Он осмотрел каждую шкурку, небрежно швырнул на полку и предложил Кирбе до смешного мало муки и крупы. Кирба для вида возмущался, ругался по-своему, а про себя подумал, что, когда он вернется к торговцу, поглядит, как тот встретит его.
Солдаты его проводили в тайгу недалеко от села и отпустили. Кирба опять обогнул высоченную Шаман-сопку, возвратился в отряд и доложил Даниилу Мизину. Командир остался очень доволен данными разведки, похвалил молодого охотника.
— Страшно было? — спросил он.
— Страшно, — сознался Кирба. — Особенно страшно было, когда офицер кричал на меня.
Кирба отдыхал всего один день, командир вызвал его и дал новое задание — пробраться в село Богородское, если туда вышел Тряпицын, передать ему пакет и возвратиться обратно в отряд. Если в Богородске не окажется Тряпицына, ждать его там и не возвращаться, не передав ему пакет.
Стали думать, как Кирба пробраться в Богородск. Можно ему было ехать на нарте по Амуру, но это слишком рискованно, его могли привести в Софийск к тому же офицеру, который однажды уже допрашивал. Другая опасность — у Кирбы никого не было знакомых в нанайских и ульчских стойбищах. Не к кому ему было явиться и в Богородске. Наконец, командиры решили, что Кирбе лучше идти одному на лыжах через тайгу, через перевалы, а как он появится в Богородске — это пусть Кирба на месте сам решит.
Кирба запрятал пакет в олочи между двумя слоями теплой травы паокты и ушел в тайгу. Он повторил свой первый путь до Шаман-сопки, оттуда пошел на озеро Кизи, ночью перешел его и скрылся в густой хвойной тайге. Тайга в низовьях Амура была богата дичью. Кирбе часто встречались рябчики, тетерева, видел он множество следов дикого северного оленя — согжоя. Кирба перевалил главный хребет и недалеко от Богородска метким выстрелом свалил одного согжоя. Он явился в Богородск под видом охотника; который хочет обменять свежее мясо на муку или крупу. Он еще с сопки заметил оживление на улицах села, но издали не мог разглядеть, кем было занято село.
У окраины села его окликнули, и Кирба к великой радости узнал партизан по красной ленточке на шапках. Это был отряд Якова Тряпицына, собранный на кербинских приисках.
Кирбу привели к Тряпицыну.
— Как сюда попал? Откуда знал, что я тут? — забросал он вопросами молодого разведчика. — Пакет доставил? Молодец! Какой молодец! Связной. По тайге шел? Даже оленя убил? Долго шел?
Тряпицын развернул пакет, прочитал донесение Даниила Мизина.
На следующее утро Кирба вышел в обратный путь, в олочах между двумя слоями теплой травы паокты он спрятал пакет Тряпицына. Возвращался он старой дорогой, Софийск обогнул за Шаман-сопкой, вышел в расположение своего отряда и не нашел партизан: партизаны вошли с оставленный белогвардейцами Софийск. Кирба зря сделал огромный крюк на несколько десятков километров. В Софийске он разыскал штаб, где получил свою первую награду.
— От имени партизан благодарю тебя, товарищ Кирба! — сказал ему Даниил Мизин и протянул наган и кобуру с ремнем.
Кирба с замирающим сердцем принял боевое оружие — давнишнюю свою мечту.
На улице он долго рассматривал револьвер. Револьвер был изношенный, воронение металла стерлось, и металл поблескивал в тех местах, кобура была истрепана, но ремень был новенький, офицерский. Кирба опоясался ремнем и, чувствуя приятную тяжесть нагана на правом боку, побежал искать своих товарищей.
Потом он с двумя товарищами сходил к торговцу, но не застал его дома: торговец сбежал из Софийска вместе с белогвардейцами.
— Я его запомнил, никуда не денется, я его в Мариинске разыщу, — смеялся Кирба, рассказывая о своем подвиге. Кирба показал Богдану наган, они вышли на лед Амура, и Богдан впервые в жизни два раза выстрелил в зеркальный торосистый лед в десяти шагах от него и не попал, потому что при нажатии спускового крючка он дергал руку, и пули шлепались в снег в двух шагах впереди.
— Ничего, научишься, я сам не лучше тебя стреляю, — сказал Кирба. — Патронов маловато. Жалко. Если где найдешь патроны к нагану, подбери. Хорошо? А если Тряпицын мне подарит другой наган, я один тебе отдам, — пообещал Кирба на прощание.
Кирба побежал догонять отряд, а Богдан вернулся к своим.
Ударному лыжному отряду Павла Глотова не пришлось совершить маневр в тыл противника, лыжники, оставив на острове в тальниках лыжи, наступали на Мариинск пешими. На всю ширину Амура растянулась цепь наступающих партизан. Изредка из Мариинска и островов начинал бить пулемет по партизанам, партизаны отвечали одиночными винтовочными выстрелами. Настоящий бой не разгорался, казалось, оба стороны и не стремились к нему.
Мизин получил донесение, что партизаны Якова Тряпицына тоже вплотную подошли снизу к Мариинску, тоже подготовились к последнему броску.
Солдаты полковника Вица в одиночку и небольшими группами переходили на сторону партизан, рассказывали, какое брожение происходит среди казаков и солдат. От них партизаны узнали о новом подвиге Якова Тряпицына.
Отступив в Мариинск, полковник Виц находился в полной растерянности, он никак не ожидал, что партизаны совершат такой глубокий маневр в его тыл и отрежут от основных сил, которые находились в низовьях Амура, в городе Николаевске, в крепости Чныррах и в расположенных рядом фортах. Полковник запросил подкрепления из Николаевска, а сам решил укрепиться в Мариинске и ждать обещанного подкрепления. Но вскоре полковник должен был признаться, что Мариинск ему не удержать: человек, не лишенный ума, он понимал свое положение, видел недовольство солдат и казаков. А от лазутчиков поступали совсем печальные сведения: отряд Якова Тряпицына с каждым днем пополнялся за счет крестьян, и партизанские отряды растекались по всему Нижнему Амуру, летучие отряды лыжников внезапно появлялись то в одном селе, то в другом, громили небольшие гарнизоны белогвардейцев и бесследно исчезали. Отряды партизан действовали под самым Николаевском. Полковник Виц перестал ждать подкрепления. Он каждый день совещался с офицерами и ломал голову, ища выхода. Пробиваться к Николаевску полковник считал самоубийством: десятки сел, сотни верст пути по Амуру уже находились в руках партизан. Обойти партизанские села по бездорожью по глубокому снегу отряд полковника не мог, а дорога была проложена по льду Амура от одного села до другого.
