Стражник подошёл к поющим, сел, склонил голову на руки и стал покачиваться взад-вперёд.
– М-мх… – сказал он.
А в пустые ворота пошли черти.
А песня лилась, рвала душу, губила суету и мелочь жизни – звала на простор, на вольную волю.
А черти шли и шли в пустые ворота.
Стражнику поднесли огромную чару… Он, не раздумывая, выпил, трахнул чару о землю, уронил голову на руки и опять сказал:
– М-мх…
Отец твой давно уж в могиле,
Сырою землёю зарыт.
А брат твой давно уж в Сибири –
Давно кандалами гремит.
Стражник дал кулаком по колену, поднял голову – лицо в слезах.
А брат твой давно уж в Сибири –
Давно кандалами гремит, –
Пропел он страдальческим голосом.
– Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Дай «Камаринскую»! Пропади всё пропадом, гори всё синим огнём! Дай вина!
– Нельзя, мужичок, нельзя, – сказал лукавый маэстро. – Ты напьёшься и всё забудешь.
– Кто?! – заорал стражник. И лаппул маэстро за грудки. – Кто тут меня учить будет?! Ты, козёл? Да я тебя… в три узла завяжу, вонючка! Я вас всех понесу по кочкам!..
– Что они так обожают кочки? – удивился Изящный чёрт. – Один собирался нести по кочкам, другой… Какие кочки вы имеете в виду, уважаемый? – спросил он стражника.
– Цыть! – сказал стражник. – «Камаринскую»!
– «Камаринскую», – велел Изящный музыкантам.
– Вина! – рявкнул стражник.
– Вина – покорно вторил Изящный.
– Может, не надо? – заспорил притворяшка маэстро. – Ему же плохо будет.
– Нет, надо! – повысил голос Изящный чёрт. – Ему будет хорошо!
– Друг! – заревел стражник. – Дай я тебя поцелую!
– Иду! – откликнулся Изящный чёрт. – Счас мы с тобой нарежемся! Мы их всех понесём по кочкам! Мы их всех тут!..
Иван удивлённо смотрел на чертей, что крутились вокруг стражника, особенно изумил его Изящный чёрт.
– Ты-то чего раздухарился, эй? – спросил он его.
– Цыть! – рявкнул Изящный чёрт. – А то я тебя так понесу по кочкам, что ты…
– Что, что? – угрожающе переспросил Иван. И поднялся. – Кого ты понесёшь по кочкам? Ну-ка, повтори.
– Ты на кого это тут хвост поднимаешь? – тоже угрожающе спросил верзила-стражник Ивана. – На моего друга?! Я из тебя лангет сделаю!
– Опять лангет, – сказал Иван, останавливаясь. – Вот дела-то!
– «Камаринскую»! – раскапризничался Изящный чёрт. – Иван нам спляшет. «Камаринскую»! Ваня, давай!
– Пошёл к дьяволу! – обозлился Иван. – Сам давай… с другом вон.
– Тогда я не посылаю с тобой чёрта, – сказал Изящный чёрт. И внимательно, злобно посмотрел на Ивана. – Понял? Попадёшь ты к Мудрецу!.. Ты к нему ни-ког-да не попадёшь.
– Ах ты, харя ты некрещёная! – задохнулся от возмущения Иван. – Да как же это? Да нечто так можно? Где же стыд-то у тебя? Мы же договорились. Я же такой грех на душу взял – научил вас, как за ворота пройти.
– Последний раз спрашиваю: будешь плясать?
– О, проклятие!.. – застонал Иван. – Да что же это такое-то? Да за что же мне муки такие?
– «Камаринскую»! – велел Изящный чёрт. – «Пошехонские страдания».
Черти-музыканты заиграли «Камаринскую». И Иван пошёл, опустив руки, пошёл себе кругом, пошёл пристукивать лапоточками. Он плясал и плакал. Плакал и плясал.
– Эх, справочка!.. – воскликнул он зло и горько. – Дорого же ты мне достаёшься! Уж так дорого, что и не скажешь, как дорого!..
И вот – канцелярия. О, канцелярия! Вот уж канцелярия так канцелярия. Иван бы тут вконец заблудился, если бы не чёрт. Чёрт пригодился как нельзя кстати. Долго ходили они по лестницам и коридорам, пока нашли приёмную Мудреца.
– Минуточку, – сказал чёрт, когда вошли в приёмную. – Посиди тут… Я скоро – И куда-то убежал. Иван огляделся.
В приёмной сидела молоденькая секретарша, похожая на библиотекаршу, только эта другого цвета, и зовут Милка. А ту – Галка. Секретарша Милка печатала на машинке и говорила сразу по двум телефонам.
– Ой, ну это же пшено! – говорила она в одну трубку и улыбалась. – Помнишь, у Моргуновых: она напялила на себя жёлтое блестящее платье, копну сена, что ли, символизировала? Да о чём тут ломать голову? О чём?
И тут же – в другую, строго:
– Его нету. Не зна… А вы не интонируйте, не интонируйте, я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю.
– Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному? Интересно… Она одна была? Она кадрилась к тебе?
– Слушайте, я же ска… А вы не интонируйте, не интонируйте. Не знаю.
Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по телефону у своей подруги, у себя ли её начальник, спрашивает: «Твой бугор в яме?» И он тоже спросил Милку:
– А бугор когда будет в яме? – Он вдруг что-то разозлился на эту Милку.
Милка мельком глянула на него.
– Что вы хотите? – спросила она.
– Я спрашиваю: когда бу…
– По какому вопросу?
– Нужна справка, что…
– Понедельник, среда, девять тире одиннадцать.
– Мне… – Иван хотел сказать, что ему нужна справка до третьих петухов.
Милка опять отстукала:
– Понедельник, среда, с девяти до одиннадцати. Тупой?
– Это пшено, – сказал Иван. И встал и вольно прошёлся по приёмной. – Я бы даже сказал, компот. Как говорит наша Галка: «собачья радость на двух», «смесь козла с „грюндиком“». Я спрашиваю глобально: ты невеста? И сам отвечаю: невеста. Один к одному, – Иван всё больше накалялся. – Но у тебя же – посмотри на себя – у тебя же нет румянца во всю щёку. Какая же ты невеста? Ты вот спроси меня – я вечный жених – спроси: появилась у меня охота жениться на тебе? Ну-ка, спроси.
– Появилась охота?
– Нет, – твёрдо сказал Иван.
Милка засмеялась и захлопала в ладоши.
– Ой, а ещё? – попросила она. – Ещё что-нибудь. Ну, пожалуйста.
Иван не понял, что «ещё»?
– Ещё покажите что-нибудь.
– А-а, – догадался Иван, – ты решила, что я шут гороховый. Что я – так себе, Ванёк в лапоточках… Тупой, как ты говоришь. Так вот знай: я мудрее всех вас… глубже, народнее. Я выражаю чаяния, а вы что выражаете? Ни хрена не выражаете! Сороки. Вы пустые, как… Во мне суть есть, а в вас и этого нету. Одни танцы-шманцы на уме. А ты даже говорить толком со мной не желаешь. Я вот как осержусь, как возьму дубину!..
Милка опять громко засмеялась.
– Ой, как интересно! А ещё, а?
– Худо будет! – закричал Иван. – Ой, худо будет!.. Лучше вы меня не гневите, не гневите лучше!..
Тут в приёмную влетел чёрт и увидел, что Иван орёт на девицу.
– Тю, тю, тю, – испуганно затараторил чёрт и стал теснить Ивана в угол. – Чего это тут такое? Кто это нам разрешил выступать?.. А-я-я-я-яй! Отойти никуда нельзя. Предисловий начитался – пояснил он девице «выступление» Ивана. – Сиди тихо, счас нас примут. Счас он придёт… Я там договорился: нас примут в первую очередь.
Только чёрт сказал так, в приёмную вихрем ворвался некто маленький, беленький – сам Мудрец, как понял Иван.
– Чушь, чушь, чушь, – быстро сказал он на ходу. – Василиса никогда на Дону не была.
Чёрт почтительно склонил голову.
– Проходите, – сказал Мудрец, ни к кому отдельно не обращаясь. И исчез в кабинете.
– Пошли, – подтолкнул чёрт Ивана. – Не вздумай только вылететь со своими предисловиями… Поддакивай, и всё.
* * *
Мудрец бегал по кабинету. Он, что называется, рвал и метал.
– Откуда?! Откуда они это взяли?! – вопрошал он кого-то и поднимал руки кверху. – Откуда?!
– Чего ты расстроился, батя? – спросил Иван участливо.
Мудрец остановился перед посетителями, Иваном и чёртом.
– Ну? – спросил он сурово и непонятно. – Облапошили Ивана?
– Почему вы так сразу ставите вопрос? – увёртливо заговорил чёрт. – Мы, собственно, давно хотели…
– Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель?
– Разрушение примитива, – твёрдо сказал чёрт.
Мудрец погрозил ему пальцем.
– Озоруете! А теоретически не готовы.
– Нет, ну серьёзно… – заулыбался чёрт на стариковскую нестрашную угрозу. – Ну тошно же смотреть. Одни рясы чего стоят!
– Что им, в полупендриках ваших ходить?
– Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но, положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадёжно отстали? Вы скажете – мода. А я скажу: да, мода! Ведь если мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго говоря, не совсем его совершают…
– Тут, очевидно, следует говорить не о моде, – заговорил старик важно и взволнованно, – а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали…
– Конечно! – воскликнул чёрт, глядя на Мудреца влюблёнными глазами. – Конечно, о возможном положительном влиянии.
