– Конечно! – воскликнул чёрт, глядя на Мудреца влюблёнными глазами. – Конечно, о возможном положительном влиянии.
– Всякое явление, – продолжал старик, – заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Всё дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается: моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию – всё явление подпрыгивает и продвигается вперёд, если раздражитель попал на тормозную – всё явление, что называется, съёживается и отползает в глубь себя. – Мудрец посмотрел на чёрта и на Ивана. – Обычно этого не понимают…
– Почему, это же так понятно, – сказал чёрт.
– Я всё время твержу, – продолжал Мудрец, – что необходимо учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции, учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться, о двух головах: одна говорит «да», другая говорит «нет».
– Я видел явление о трёх головах… – вякнул было Иван, но на него не обратили внимания.
– Ударим одну голову, услышим «да»; ударим другую, услышим «нет». – Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился пальцем в чёрта. – Какую ударили вы?
– Мы ударили, которая сказала «да», – не колеблясь, ответил чёрт.
Старик опустил руку.
– Исходя из потенциальных возможностей данных голов, данного явления, голова, которая говорит «да» – крепче. Следует ожидать, что всё явление подпрыгнет и продвинется вперёд. Идите. И – с теорией, с теорией мне!.. – Старик опять погрозил пальцем чёрту. – Манкируете? Смотрите! Распушу!.. Ох, распушу!
Чёрт, мелко кивая головой, улыбаясь, пятился и пятился к выходу… Задом открыл дверь и так с подкупающей улыбкой на мордочке исчез.
Иван же как стоял, так упал на колени перед Мудрецом.
– Батя, – взмолился он, – ведь на мне грех-то: я научил чертей, как пройти в монастырь…
– Ну?.. Встань-ка, встань – я не люблю этого. Встань, – велел Мудрец.
Иван встал.
– Ну? И как же ты их научил? – с улыбкой спросил старик.
– Я подсказал, чтоб они спели родную песню стражника… Они там мельтешили перед ним – он держался пока, а я говорю: вы родную его запойте, родную его… Они и запели…
– Какую же они запели?
– «По диким степям Забайкалья».
Старик засмеялся.
– Ах, шельмы! – воскликнул он. – И хорошо запели?
– Так запели, так сладко запели, что у меня у самого горло перехватило.
– А ты петь умеешь? – быстро спросил Мудрец.
– Ну, как умею?.. Так…
– А плясать?
– А зачем? – насторожился Иван.
– Ну-ка… – заволновался старичок, – вот чего! Поедем-ка мы в одно место. Ах, Ваня!.. Устаю, дружок, так устаю – боюсь, упаду когда-нибудь и не встану. Не от напряжения упаду, заметь, от мыслей.
Тут вошла секретарша Милка. С бумагой.
– Сообщают: вулкан «Дзидра» готов к извержению, – доложила она.
– Ага! – воскликнул старичок и пробежался по кабинету.
– Что? Толчки?
– Толчки. Температура в кратере… Гул.
– Пойдём от аналогии с беременной женщиной, – подстегнул свои мысли старичок. – Толчки… Есть толчки? Есть. Температура в кратере… Общая возбудимость беременной женщины, болтливость её – это не что иное, как температура в кратере. Есть? Гул, гул… – Старичок осадил мысли, нацелился пальцем в Милку:
– А что такое гул?
Милка не знала.
– Что такое гул? – Старичок нацелился в Ивана.
– Гул?.. – Иван засмеялся – Это смотря какой гул… Допустим, гул сделает Илья Муромец – это одно, а сделает гул Бедная Лиза – это…
– Вульгартеория, – прервал старичок Ивана. – Гул – это сотрясение воздуха.
– А знаешь, как от Ильи сотрясается! – воскликнул Иван. – Стёкла дребезжат!
– Распушу! – рявкнул старичок. Иван смолк. – Гул – это не только механическое сотрясение, это также… утробное. Есть гул, который человеческое ухо не может воспринять…
– Ухо-то не может воспринять, а… – не утерпел опять Иван, но старичок вперил в него строгий взор.
– Ну что, тебя распушить?
– Не надо, – попросил Иван. – Больше не буду.
– Продолжим. Все три признака великой аналогии – налицо. Резюме? Резюме: пускай извергается. – Старичок выстрелил пальчиком в секретаршу: – Так и запишите.
Секретарша Милка так и записала. И ушла.
– Устаю, Ваня, дружок, – продолжал старичок свою тему, как если бы он и не прерывался. – Так устаю, что иногда кажется: всё, больше не смогу наложить ни одной резолюции. Нет, наступает момент, и опять накладываю. По семьсот, по восемьсот резолюций в сутки. Вот и захочется иной раз… – Старичок тонко, блудливо засмеялся. – Захочется иной раз пощипать… травки пощипать, ягодки… чёрт-те что!.. И, знаешь ли, принимаю решение… восемьсот первое: перекур! Есть тут одна такая… царевна Несмеяна, вот мы счас и нагрянем к ней.
Опять вошла секретарша Милка:
– Сиамский кот Тишка прыгнул с восьмого этажа.
– Разбился?
– Разбился.
Старичок подумал…
– Запишите, – велел он. – Кот Тимофей не утерпел.
– Всё? – спросила секретарша.
– Всё. Какая по счёту резолюция на сегодня?
– Семьсот сорок восьмая.
– Перекур.
Секретарша Милка кивнула головой. И вышла.
– К царевне, дружок! – воскликнул освобождённый Мудрец. – Сейчас мы её рассмешим! Мы её распотешим, Ваня. Грех, грех, конечно, грех… А?
– Я ничего. До третьих петухов-то успеем? Мне ещё идти сколько.
– Успеем! Грех, говоришь? Конечно, конечно, грех. Не положено, да? Грех, да?
– Я не про тот грех… Чертей, мол, в монастырь пустили – вот грех-то.
Старичок значительно подумал.
– Чертей-то? Да – сказал он непонятно – Всё не так просто, дружок, всё, милый мой, очень и очень не просто. А кот-то… А? Сиамский-то. С восьмого этажа! Поехали!
* * *
Несмеяна тихо зверела от скуки.
Сперва она лежала просто так… Лежала, лежала и взвыла.
– Повешусь! – заявила она.
Были тут ещё какие-то молодые люди, парни и девушки. Им тоже было скучно. Лежали в купальных костюмах среди фикусов под кварцевыми лампами – загорали. И всем было страшно скучно.
– Повешу-усь! – закричала Несмеяна. – Не могу больше!
Молодые люди выключили транзисторы.
– Ну, пусть, – сказал один. – А что?
– Принеси верёвку, – попросила его.
Этот, которого попросили, полежал-полежал… сел.
– А потом – стремянку? – сказал он. – А потом – крюк искать? Я лучше пойду ей по морде дам.
– Не надо, – сказали. – Пусть вешается – может, интересно будет.
Одна девица встала и принесла верёвку. А парень принёс стремянку и поставил её под крюк, на котором висела люстра.
– Люстру сними пока, – посоветовали.
– Сам снимай! – огрызнулся парень.
Тогда тот, который посоветовал снять люстру, встал и полез на стремянку – снимать люстру. Мало-помалу задвигались… Дело появилось.
– Верёвку-то надо намылить.
– Да, верёвку намыливают… Где мыло?
Пошли искать мыло.
– Есть мыло?
– Хозяйственное… Ничего?
– Какая разница! Держи верёвку. Не оборвётся?
– Сколько в тебе, Алка? – Алка это и есть Несмеяна. – Сколько весишь?
– Восемьдесят.
– Выдержит. Намыливай.
Намылили верёвку, сделали петлю, привязали конец к крюку… Слезли со стремянки.
– Давай, Алка.
Алка-Несмеяна вяло поднялась… зевнула и полезла на стремянку. Влезла…
– Скажи последнее слово, – попросил кто-то.
– Ой, только не надо! – запротестовали все остальные.
– Не надо, Алка, не говори.
– Этого только не хватает!
– Умоляю, Алка!.. Не надо слов. Лучше спой.
– Ни петь, ни говорить я не собираюсь, – сказала Алка.
– Умница! Давай.
Алка надела на шею петлю… Постояла.
– Стремянку потом ногой толкни.
Но Алка вдруг села на стремянку и опять взвыла:
– Тоже скучно-о!.. – не то пропела она, не то заплакала. – Не смешно-о!
С ней согласились.
– Действительно…
– Ничего нового: было-перебыло.
– К тому же патология.
– Натурализм.
И тут-то вошли Мудрец с Иваном.
– Вот, изволь, – бодренько заговорил старичок, хихикая и потирая руки, – дуреют от скуки. Ну-с, молодые, разумеется, все средства испробованы, а как избавиться от скуки – такого средства нет. Так ведь? Несмеянушка?
– Ты прошлый раз обещал что-нибудь придумать, – зло сказала Несмеяна со стремянки.
– А я и придумал! – воскликнул старичок весело. – Я обещал, я и придумал. Вы, господа хорошие, в поисках так называемого веселья совсем забыли о народе. А ведь не скучал! Народ смеялся!.. Умел смеяться. Бывали в истории моменты, когда народ прогонял со своей земли целые полчища – и только смехом. Полчища окружали со всех сторон крепостные стены, а за стенами вдруг раздавался могучий смех… Враги терялись и отходили. Надо знать историю, милые люди… А то мы… слишком уж остроумные, интеллектуальные… а родной истории не знаем. А, Несмеянушка?
