Василий Геннадиевич поставил на камень дымящийся котелок. Накрошил туда луку. Рядом на полотенце разложил ломти хлеба и куски копченой корейки. Ветер швырнул в лица дым от костра. Василий Геннадиевич отмахнулся от него, как от мухи.
— Ничего. С дымком самый вкус, да и от комаров спокойнее. — Покосился на Володю. — Ты чего не ешь? Стесняешься? Забавный ты человек, капитан! Чего же стесняться, если дают от души? И разве ты знаешь, что будет завтра? Может, тогда мы к тебе в гости придем, а?
Володя улыбнулся, кивнул и принялся за уху — на душе стало спокойнее. Действительно, отчего бы и не пригласить в гости своих новых друзей?
Он снова, покосился на острогу. Да, такая же точно. Значит, что же: дядя Саша это и есть Рыбий князь?
Геннадий Васильевич тоже что-то обдумывал, морща лоб. Глаза у него вдруг округлились:
— Пап, а что если он в вашей инспекции работает, а?!
— Ты говори, да не заговаривайся! У наших людей руки чистые. А вот если… Да нет, не то, не подходит. Главное, появляется он всегда в разных местах. Еще очень мы жалеем, браконьеров этих — и пальцем его не тронь, и слова ему резкого не скажи — одни убеждения. Ладно, давайте чаевничать, что ли.
Чайник сердито забулькал на костре.
Володя почувствовал, что и чая он не хочет — до того устал.
Вот прилягу здесь у палатки и полежу. Совсем-совсем немножечко, подумал он. А потом буду чай пить…
Трава ласково коснулась щеки, очень близко пискнула птичка, и все нырнуло в сон.
Проснулся Володя от того, что на щеку упала тяжелая холодная капля. Другая покатилась за шиворот. Он открыл глаза. Прямо над ним висела серая трепаная туча с ватными краями. Лиственница на склоне за палаткой уткнулась в тучу вершиной. Костер давно погас, и никого вокруг не было. Володя вскочил на ноги.
Куда они могли уйти? Вот ведь какие — и не разбудили…
Он знал только две дороги — к речке и вверх по ущелью к скале Орлиного гнезда. Мог еще пройти и к птичьему базару.
Володя хотел было обидеться — вот ушли и даже ничего не сказали. Но как-то не вышло. Подумал с минуту и зашагал к речке. Туча поволоклась следом, роняя редкие, как слезы, капли. Мир сузился до десяти шагов. Теперь за каждым камнем могло встретиться все что угодно.
Володе все это нравилось. Можно было представить себе, что из-за темного камня впереди выйдет желтополосый тигр или взлетит птица невиданной красоты.
Речку он не увидел, а услышал. Так же, как ночью, бурлила вода, и вместе с ней что-то шелестело, всплескивало, шуршало по камням.
— А больше не находили? — четко, будто возле самого уха, спросил из тумана голос Василия Геннадиевича.
— Нет… — ответил ему другой, незнакомый, — Да и этого вроде хватит. Когда только успели, гады?!
— Да… положеньице… — продолжал тот же голос. — Но наши не могут быть, это я тебе точно говорю.
Володя нырнул в сырую липкую мглу не то облака, не то тумана. И сразу увидел речку. Туман над ней держался словно купол, опирающийся о берега. Вода под ним была темной и кипящей, как густая уха. Большие горбатые рыбины скользили, прыгали, ползли по камням на перекате. Их движение было стремительным. Казалось, даже зубастые злые морды имели почти человеческое, одержимое выражение. Сильные прорывались вперед, слабых чуть шевелила у берега мелкая волна — им уже ничего не было нужно. Вокруг камней у берега завивался туман. Внезапно Он словно отшатнулся в сторону, и появились двое: Василий Геннадиевич и какой-то высокий парень с белыми ресницами. Парень, как выдернутую из земли редьку, нес за хвосты четыре большие рыбины. — И ты здесь? Проснулся, значит? — спросил Василий Геннадиевич. — Вот можешь посмотреть, как работает эта острога! — Он показал на большую рваную рану в боку одной рыбины. У другой с мясом был отодран спинной плавник, у третьей голова держалась, как на ниточке.
Володя молчал. Шумела, плескалась река. Падали из невидимой теперь тучи редкие капли. Чайки оплакивали солнце — кричали протяжно. Лица обоих мужчин были суровы.
Если бы можно было одним словом изменить все, как всегда, в его мечтах. Капитан бы смог… Дядя Саша не приходил бы к ним больше, и мама не скучала бы без него. И тогда можно было бы рассказать про острогу. И самое главное — поймать неуловимого Рыбьего князя.
Но не было больше капитана, как не существовало и ненайденной волшебной земли. На берегу безымянной северной речки под заплаканным скупым небом стоял мальчик Володя и ничего не мог сделать.
— Ты что приуныл, капитан? — Василий Геннадиевич, положил руку на плечо Володи. Тот пригнулся: рука была как чугунная. — Да, знакомься. Радист с метеостанции, здешний рыбий бог. Константин Иванович, — Володя неловко ребром протянул руку, забыв, что у Константина Ивановича руки заняты. Тот улыбнулся:
— В другой раз поздороваемся. Не обижайся, парень. И иди. А то Геннадий Васильевич поди заждался тебя. Еще подумает, что тебя косатки сожрали или еще что…
Володе очень хотелось пойти с Василием Геннадиевичем, но он не стал напрашиваться. Он медленно побрел по тропинке обратно. К туману примешался запах дыма, Володя понял, что возле палатки горит костер, и обрадовался. Попробовать разве напугать Геннадия Васильевича — пусть не зазнается. Он нырнул в мокрый хлесткий стланик. За шиворот сейчас же хлынул целый водопад, ноги соскальзывали с мокрых корней, чавкали во мху.
— Куда ты ломишься? Дорогу потерял? — Рыжая голова Геннадия Васильевича вынырнула из-под ветки.
Володя, ничего не ответив, полез за ним следом.
Володя проснулся очень рано. Дождя как и не бывало. Было светло. По краю сопки брело ночное солнце. Оно светило как днем, но лучи его не грели, и свет их был странным, слепящим, от него ныли глаза. Спать уже больше не хотелось.
Володя осторожно взял ведро и спустился к речке. Она бурлила по-прежнему, только вода в ней под ночным солнцем стала светло-коричневой сверху, а снизу черной, словно воду разрезали на два слоя. И оттуда из черноты выскакивали сильные серебристые рыбы и снова уходили во тьму.
Володя зачерпнул воды, отнес к палатке. Потом сходил за примеченной еще вчера стланиковой корягой. А когда вернулся, проснулись уже все.
Василий Геннадиевич хлопнул его по плечу.
— Молодец, капитан! Так держать! Что проспал — того век не видать, а мы вот проспали.
— Да ничего и не было такого, — сказал Володя, чтобы не обижать товарища, но Геннадий Васильевич угрюмо хмурился. Попив чаю, он молча принялся собирать рыболовную снасть, прихватил ведерко.
— Ты что, за ершами собрался? — спросил его отец. — Что ж, товарища не зовешь?
— А ты сам разве не поедешь? — Геннадий Васильевич делал вид, что Володи и на свете нет.
— Я не поеду, надо на метео сходить, может, что получили насчет него, — он кивнул на Володю, — а ты, по-моему, опять дожидаешься картошки!
— Ничего не дожидаюсь! А только я каждый день раньше всех встаю, ты не видишь, а тут…
— Ах вот оно что. Ну виноват, прости. А за ершами вы все-таки вместе отправляйтесь, ладно?
— Ладно… Ты ершей-то хоть ловил когда? — Геннадий Васильевич наконец заметил Володю. — Лодка твоя нам во-как пригодится.
Ерши вели себя глупо. Володя даже подумал, что если вместо червяка прицепить на крючок гайку — все равно схватят. Их даже не хотелось таскать. Попав на дно лодки, черный щетинистый ерш лениво разевал страшную зубастую пасть и, словно поудобнее укладывался спать, затихал.
Солнце уже давно поднялось над сопкой, и лучи его светили и грели, как всегда. Море совсем очистилось от тумана, и город вдали был виден, как на картинке.
Сейчас бы он шел в молочную или на базар за картошкой и зеленью… или в порт за рыбой. Он отвернулся и стал смотреть на близкие скалы острова, думать о городе не хотелось.
Володя первым заметил Василия Геннадиевича. Тот стоял на камнях, что далеко уходили в море, и махал фуражкой.
Сердце замерло: что-то случилось с мамой. Наверное, случилось, а я-то…
— Поехали скорее! Ну, пожалуйста! — заторопил он Геннадия Васильевича. Тот с сожалением посмотрел на удочки, на море, но спорить не стал. Тяжело развернувшись, лодка направилась к берегу.
Василий Геннадиевич сошел с камней и помог вытащить лодку на песок. Закрепил. Володя с тревогой посмотрел ему в лицо: нет, такое же, как всегда.
Василий Геннадиевич прикинул на руке связку ершей.
— Мелковаты вроде…
— Уж и мелковаты! Сам таких в жизни не приносил! — возмутился Геннадий Васильевич. — Вот этот смотри какой — на цельную сковороду.
Нет, ничего не случилось, он бы не говорил о рыбе, подумал Володя. А может, он это нарочно? И тут Василий Геннадиевич повернулся к нему:
— Ты мне нужен. Мать твоя там с ума сходит, не верит, что с тобой все хорошо. Мы с Костей-радистом вот что придумали: пойдем сейчас с тобой на станцию, и ты передай ей что-нибудь такое, про что только вы двое знаете… Дельный план?