Более важные дела есть.
— Поэтому и камнерезный цех ликвидировали? — спросил Сергей.
— Говорю, с зайцем в голове, — сердито повторил Кузьма Прохорович.
— Пока будем только плиты делать, — упрямо настаивал на своем Федор Васильевич. — А ты, Кузьма, в чужое дело голову суешь. Будет собрание — подашь свой голос.
Технорук тихо выскользнул из комнаты.
— Не будет по-вашему, Федор Васильевич, — с вызовом произнесла Нюра.
— Эх, тоже разошлась! — бросил Федор Васильевич и, загремев связкой, с такой силой повернул ключ в замке, что он сломался. — Ты еще раз в газету напиши.
— И напишу, — сказала Нюра. — Не только в газету…
— По одежке протягиваем ножки. Мне на эти фигурки плана не дают, а за плиты я каждый день отчитываюсь. Вот и соображайте, что стране важнее — плиты или ваши фигурки?
— От нашего искусства не отмахивайся! — закричал Кузьма Прохорович. — Ты на камнерезов план требуй.
— Дадите или нет с товарищем поговорить?
— А, говори, — махнул рукой Кузьма Прохорович, — Идем, Нюра, — и он увел девушку.
Федор Васильевич сидел за столом с брезгливым выражением на лице.
Сергей молчал, готовясь к решительному разговору.
— Давайте вашу путевку, — сказал Федор Васильевич, поднимая голову.
Он взял путевку, разгладил ее ладонью, подумал и что-то размашисто написал в верхнем левом уголке и пристукнул прессом.
— Вот!..
Сергей взял путевку и прочитал: «Использовать не могу».
— Не можете или не хотите? — растерянно спросил Сергей.
— Понимайте, как вам нравится: использовать не могу.
— Много плохого услышал о вас, Федор Васильевич, — сказал Сергей, — да не всему верил. Готовился работать с вами. А теперь, убеждаюсь…
— Вы мне морали не читайте. Я их с утра до вечера слышу.
Сергей сердито запихивал путевку в бумажник.
— Что же вы меня два дня держали? Могли бы в первый вечер сказать.
— А вы не беспокойтесь, дорогу и суточные вам оплатят. — И громко позвал: — Ксения Львовна! Оформите товарищу Охлупину расчеты.
Не взглянув больше на Сергея, Федор Васильевич вышел, и за дверью прозвучали его тяжелые шаги по коридору.
«Хорош», — растерянно подумал Сергей. Неожиданный конец разговора обескуражил его.
Сергей медленно шел домой.
Нюра с подругой нагнали его и пошли рядом, продолжая свой разговор.
— Ты сама с Федором Васильевичем говорила? — спросила Нюру подруга.
— С ним разве поговоришь? А технорук еще хуже… Он мраморного дела и не понимает, впервые взялся за него.
Впереди послышалась музыка и громкое на всю улицу пение.
— Что это? — спросила Нюра.
— Забыла? Женька замуж выходит. Ты же на свадьбу обещала придти.
— Не пойду я, Дуся, — грустно сказала Нюра. — Не идут песни в голову.
Они поровнялись с домом, где играли свадьбу. Все пять окон были раскрыты.
Слышался тяжелый топот танцующих, женский голос задорно выкрикивал:
Ты пляши, пляши, пляши,
Ты пляши, не дуйся,
Если жалко сапоги,
Так сходи разуйся…
Подруги замедлили шаги.
Дуся жалобно попросила:
— Пойдем, Нюра. Ведь обещала…
Нюра ответила не сразу.
— Иди одна, Дуся. А я, может, потом подойду.
У себя в комнате Сергей присел к столу и стал перебирать этюды. Взгляд его упал на рябиновую ветку. Стало досадно, что надо уезжать, и обидно, что от такого ограниченного человека, как Федор Васильевич, зачахнет тут старинное камнерезное дело. И так оно уже захирело, а тут его вовсе губят.
За стеной слышались легкие шаги Нюры и поскрипывание половиц. Она что-то напевала. Пахло углями — видно, Нюра гладила. «Как и когда родился в ней художник? — думал Сергей. — Где начало ее мастерства? Не от той ли веточки, принесенной осенью домой, веточки, которую ей захотелось повторить в камне? Как сложится судьба этой девушки из маленького поселка мраморщиков? Надо бы помочь ей… Нельзя уступать Федору Васильевичу. Но что можно сделать? Вот я и сам оказался выкинутым».
— Да ты покушай, — громко сказала Варвара Михайловна дочери.
— Потом, — весело отозвалась Нюра. — Я скоренько вернусь, — ласково пропела она.
Сергей увидел Нюру на улице. Она была в шелковом пестром платье, в босоножках на высоком каблуке, волосы лежали аккуратным узлом. Лицо было веселое: «На свадьбу, — догадался Сергей. — Не выдержала».
Он крикнул в окно:
— Нюра, подождите! — и заторопился на улицу.
Нюра ждала его.
— На свадьбу?
— Обещала подруге… В школе вместе учились.
— Вы можете вернуться поздно, Нюра. А я завтра рано уеду. Хотел попрощаться.
— Уедете? Куда?
— Обратно. Не принял меня Федор Васильевич, — виновато сказал Сергей.
— Разве он может не принять?
— Выходит, что может. Я вам, Нюра, оставил адрес. Напишите, как у вас пойдут дела. Может быть, я вам и помогу чем-нибудь.
Нюра слушала, осуждающе склонив голову, решительная, упрямая складочка прорезала ее лоб.
— Вас сюда прислали камнерезами руководить, — сказала она.
— Поеду в другое место. Не одна такая артель у нас.
— Вы говорили: бороться надо, а сами уезжаете. Послали вас — должны остаться, — упрямо настаивала она.
— Не получилось, Нюра, — и Сергей протянул ей руку. Она разочарованно посмотрела на него и молча ответила на пожатие.
Сергей вернулся в дом, а Нюра, постояв в задумчивости, тихо пошла по улице.
Поезд уходил на рассвете, и Сергей, попросив Варвару Михайловну разбудить его, стал укладывать чемодан.
— Не долго вы у нас пожили, — с сожалением сказала Варвара Михайловна. Весь вечер она с жильцом почти и не разговаривала и лицо у нее было недовольное. «Осуждает», — думал Сергей.
Он долго не ложился спать. Хотелось еще раз повидать перед отъездом Нюру. Но, должно быть, загуляла она на свадьбе.
«Кажется, Нюра права, — подумал Сергей. — Что же это я, звал ее бороться, а сам в кусты?»
Он прошелся по комнате, опять увидел рябиновую кисть на столе, подумал, подумал и решительно начал опять раскрывать чемоданы.
— Варвара Михайловна! — крикнул Сергей. — Не будите утром.
— Сами встанете? — спросила она.
Утром Сергея разбудило громкое мычание коров. Мимо прогоняли стадо.
Узенькая полоска зари играла на востоке.
На улице у калитки, накинув на голову платок, стояла Варвара Михайловна, провожала в стадо корову.
— А Нюра где? — нетерпеливо спросил Сергей.
— Пляшет… Ох, неугомонная, — вздохнула Варвара Михайловна. — Воскресенье — ей бы отдохнуть, а она, вишь, ночь напролет свадьбу празднует.
Послышался отдаленный гудок паровоза. Оба прислушались.
Варвара Михайловна помолчала, вздохнула и, поджав губы, деловито спросила:
— Поедете? Или раздумали — у нас остаетесь?
— Остаюсь, Варвара Михайловна, — твердо произнес Сергей. — Надо оставаться.
1.
На домашнем совете в семье доктора переезд назначили на конец августа, чтобы на новом месте мальчики могли с первого сентября пойти в школу.
Лето стояло холодное, дождливое. Пожалуй, самое плохое за пятнадцать лет жизни на Севере. В
