Кирилл Усанин - Григорьев пруд

К стадиону Леонтий пошел напрямик по тропке, прямо через поле, и тропка привела его к высокому забору. Леонтий смущенно крякнул: «Придется перелезать». Ему вдруг припомнился случай из далекого детства. В поселок заехала футбольная команда из Москвы. Народ повалил на стадион валом, пришлось утроить наряд сторожей и милиционеров. Но вездесущие ребятишки все же проскальзывали. Решился и он, Лешка Ушаков. Пролез в дырку под забором и по-пластунски, прижимаясь к земле, пополз к дальним кустам акации, которые росли рядом с трибунами. И не слышал, как сзади ему кричали мальчишки: «Лешка, назад!» Он замер, наткнувшись на запыленный, пахнущий ваксой сапог милиционера. Крепкая рука схватила его за ворот рубашки, и, как лягушонок, Лешка повис в воздухе...

Леонтий усмехнулся: «Что ж, попытаюсь еще раз!» Оглянувшись, он быстро перемахнул через забор. Конечно, никаких сторожей не было. И никто его не думал останавливать, и ощущение было такое, что на стадионе никого нет. Но, подойдя к большому строению, которое он принял за бильярдную, Леонтий увидел на крыльце ребят в спортивной форме. Разумеется, это не бильярдная. Рядом было другое строение. К нему и направился Леонтий. Еще издали он увидел мальчика лет десяти, который сжимал под мышкой шахматную доску. «Опять не то», — решил Леонтий и впервые пожалел, что так давно он не был на стадионе.

— Эй, хлопец, — окликнул он мальчика, — где тут бильярдная?

— А вон там. — Мальчик указал на маленький дом, одиноко стоявший в дальнем углу стадиона.

«А может, я зря иду, — вдруг подумал Леонтий. — Ведь бильярд тоже игра. Сам немножко увлекался. Ничего тут зазорного нет».

Леонтий толкнул дверь, — пахнуло табачным дымом. Из узкого темного коридорчика он вошел в сравнительно большую комнату. Посреди стоял на толстых ножках массивный обшарпанный бильярд. Играли двое. В руках они держали длинные, как шпаги, кии. Чуть поодаль окольцевали стол болельщики — парни лет двадцати. Все они курили, весело и шумно обсуждали каждый удар, подзадоривали игроков.

Леонтий протиснулся к столу. В одном из играющих он признал Юрия Бородкина и стал внимательно следить за ним. Невольно с доброй завистью отметил: «Здорово играет». Удары Юрия были точны, хладнокровны. Напарник, прыщеватый, с сиплым голосом, нервничал, прежде чем ударить, обегал вокруг стола раза три, долго и тщательно прицеливался. Бил он рывком, лихорадочно отдергивая руку. После неудачного удара матерился и, не останавливаясь, как заведенный, мотал головой.

Проиграв, он кинул кий на стол и выскочил в коридорчик. «Эка нервный», — усмехнулся Леонтий.

— Следующий! — крикнул Юрий.

— Можно? — Леонтий выступил вперед.

Юрий, не ожидавший увидеть здесь своего бригадира, густо покраснел, хрипловато проговорил:

— Пожалуйста.

Уже первый удар Леонтия вызвал у болельщиков иронический шепоток, а когда стало ясно, что Леонтий, как выразился вернувшийся из коридорчика прыщеватый, «годен только для жаркого», над ним беззлобно и откровенно посмеивались.

— Все! — сказал прыщеватый и чуть ли не с силой выхватил кий. — Давай, Борода, контровую.

— Я не буду... Потом...

— А-а, сдрейфил?.. Нет уж, давай.

— Я же сказал — потом.

Но прыщеватый подскочил к Юрию и притиснул его в угол. Леонтий положил руку ему на плечо.

— Он со мной пойдет. Играть не будет.

— Катись-ка ты, папаша! — дернулся прыщеватый. — Защитничек нашелся! Играть научись!

Леонтий резким движением рванул на себя прыщеватого.

— Сопляк!

— Что?! Драться?! — завопил прыщеватый и отскочил к ребятам, кольцом окружавшим Леонтия и Юрия.

— Перестань, Гусь. Не связывайся. Рассыплется, а потом отвечай! — сказал высокий, с длинными волосами парень.

— Пойдемте отсюда, не надо, — шепнул Леонтию Юрий. — Я все объясню.

Юрий выглядел растерянно и жалко.

— Ладно, пошли.

Всю дорогу до ворот стадиона они прошли молча. Леонтий думал, что Юрий, как только выйдет из бильярдной, заговорит с ним, но тот, шагая чуть впереди, ни разу не обернулся. К нему после этой внезапной стычки никак не приходили нужные слова, а общие, красивые, которые так и вертелись на языке, говорить не хотелось. Эх, взять да встряхнуть Юрия, но разве это поможет? На его месте Алексей Иванович давно бы договорился с парнем, а он? Нет, не получится из него воспитатель! Это уж точно. Вчера не мог с Федором поговорить, а сейчас вот идет с Юрием и молчит, ждет, когда тот сам начнет жалобиться. А почему Юрий должен жалобиться? Может, наоборот, одного желает, чтоб тот ушел. А ведь шел Леонтий к Юрию с тем, чтобы серьезно, по душам, поговорить. А что выходит? Можно сказать, ничего...

— Вот что, Юра, ты не срами мать, не подводи ее, — только и сказал он, да и сказал не строго, а тихо, будто просил, а не требовал.

Юрий опять промолчал. Сказал бы что-нибудь, все полегче было бы. Нет, молчит, как в рот воды набрал. А может, встряхнуть его, как этого, прыщеватого? И вдруг такая злость взяла Леонтия на этого прыщеватого, что решительно подумал: «Вернусь в бильярдную сейчас же».

И как только скрылся Юрий за углом своего дома, Леонтий зашагал обратно на стадион, но бильярдная была уже закрыта на замок. «Удрал, — с досадой подумал Леонтий. — Ничего, доберусь еще».

И, наверно, сходил бы на следующий день, но утром подошел к нему Юрий, попросил:

— Леонтий Михайлович, не приходите больше в бильярдную. Меня там не будет. Слово даю.

— Ладно, — согласился Леонтий. — Не пойду, но в комитет комсомола загляну. Пусть поговорят с директором стадиона.

— Бригадира, срочно! — крикнули из лавы, и Леонтий, хотевший что-то еще сказать, успел только крикнуть:

— Смотри не подводи! — и скрылся в лаве.

Юрий облегченно вздохнул. Не ожидал, что так неожиданно закончится разговор. А он был необходим. Он должен был предупредить бригадира, оберечь его от беды.

И зачем Леонтий Михайлович пришел в бильярдную? Зачем он связался с Гусем? Теперь тот навряд ли простит, что при всех его опозорили. И если вновь появится Леонтий Михайлович в бильярдной, то... Нет, лучше не думать.

Этот Гусь способен на всякое. Не зря его побаиваются дружки. Юрий давно бы с ним развязался, да не может решиться. Да и как решишься: Гусь не прощает измены. Не раз уже клял себя Юрий за тот вечер, когда он впервые до одури напился у знакомого товарища. Напился с тоски, с того, что не поступил в институт, что пришлось идти на шахту, в рабочие. На этом вечере столкнулся он впервые с Гусем и его дружками.

В последнее время все чаще стали собираться в бильярдной. Гусь хотел научиться играть, но у него ничего не получалось. Вот и вчера он проиграл. Уже в который раз. Это его сильно бесило. Не мог он примириться с тем, что кто-то другой умеет играть лучше его.

Ах, если бы знать, что так все получится, то он бы остался дома. Пусть бы Леонтий Михайлович вместе с матерью поговорил с ним, пристыдил бы. Но так ли? Даже если бы и знал, то все равно бы не остался дома. Ведь пришел Ушаков потому, что он, не спрося разрешения, самовольно ушел в воскресенье с работы. А почему? Потому что Гусь назначил ему встречу в бильярдной ровно в шесть вечера. И он испугался. Да, он боится Гуся, его дружков... И терпеливо ждет, когда они оставят его в покое. Но нет, не оставят. Ладно, он будет ходить, лишь бы Леонтий Михайлович не появлялся больше в бильярдной. Но поверил ли Ушаков ему? Может, еще раз подойти, еще раз спросить?

От этих мыслей его оторвал Потапов.

— Фу, едва догнал... Ну и разогнался ты, — весело заговорил он, подхватив Юрия под руку. — Придержи старика. Упаду.

— Разве мы с вами будем работать?

— А то как же! Придется сегодня дорожки в конвейерном штреке вместе чистить. А что, надоел? — И настороженно взглянул на Юрия.

— Я не знал, — пожал плечами Юрий. — Мне все равно.

— Ну, не скажи. На тебе раньше одежки было — ой-ой! А сейчас? Одна фуфайка, да и ту скинешь... Пожалел, поди, не раз, что сюда направили. Так? Пожалел?

— Меня перевели. Могли и выгнать.

— Ага, значит, пожалели. Добро.

Потапов говорил много, надоедливо, как всегда, но Юрия это ничуть не раздражало: он почему-то быстро привык к этому ворчливому, вечно недовольному старику. И сам не мог объяснить, почему. Может, ему было с Потаповым легко? Ни с кем Юрий не делился своими мыслями, а вот Потапову в первый же день рассказал о себе почти все. Внимательно выслушал его напарник, вздохнул:

— Одному лед, а другому мед. Нда-а...

— Верно, что ты вчера бунт объявил? — спросил после короткого молчания Потапов.

— Было, — признался Юрий.

— Что так? Могут и здесь попросить с работы. Не станут валандаться. У них это недолго.

Юрий подумал о Леонтии Михайловиче, о своей тревоге, и впервые ему не понравился насмешливый голос Потапова.

— Об этом не надо, — перебил он напарника и ускорил шаги.

— Эка разбежался, — с обидой в голосе проговорил Потапов, догоняя Юрия, и неожиданно рассмеялся. — Не надо, так не надо... Пусть начальство за нас думает.