Никифор, подняв трубку, сказал:
— Большое сердце у Бородатого инженера. Шибко тяжело ему. Жену жалко, товарищей жалко. Погибли они, однако...
Алексей ужасается. Значит, надеяться больше не на что: не нашли нивхи ни Таню, ни Кузьму Кузьмича, ни Полищука с его людьми, ни сержанта. Не жалко только Кондрина — туда ему и дорога, негодяю.
Люди у костра сразу повернули головы к проливу. Гибелька схватился за карабин. К костру подошел человек, истерзанный и страшный: Кондрин-Сомов!
— Я с потонувшего катера. Спасся один из всех, остальные погибли, — пробормотал он. — Дайте мне согреться. И поесть дайте мне. И отдохнуть я должен.
Нивхи усадили бухгалтера к костру, захлопотали, наперебой принялись угощать его рыбой из котелка. Кондрин, жадно давясь, глотал пищу и все заглядывал в котелок. Никифор жалостливо покачивал головой.
Алексей с трудом поднялся, в голове странно зашумело. Постоял, шатаясь, и вышел. Завидя его, Кондрин отпрянул от костра. Споткнулся о корягу и упал с криком. Вскочил и побежал, ломая кусты. Алексей, еле двигая непослушными ногами, кинулся за ним. Его опередили Никифор и Гибелька с карабинами в руках.
— Плохой человек это? Почему убегает? — спросил Никифор.
— Преступник! Нельзя его упускать! Задержать надо! — прерывисто дыша, крикнул Алексей.
— Твоя беги не надо, — Гибелька оттолкнул Алексея и припустился за Никифором, смешно подпрыгивая и что-то выкрикивая тонким голосом.
Алексей вернулся к костру. Юноша-нивх (наверное, он рассказывал сказки) заботливо и с беспокойством всмотрелся в Алексея, дотронулся до его головы и молча показал свою руку: кровь. Алексей сильно расцарапал висок. Оторвав кусок полотна от рубахи, он вытирал кровь и прислушивался. Из тайги доносились глухие крики и выстрелы. Видно, Никифор и Гибелька пытались задержать беглеца. Потом раздался еще один выстрел, кто-то дико заорал и все стихло. Рыбаки у костра успокоились, перестали прислушиваться.
Никифор и Гибелька вернулись. Никифор растирал руку и смущенно смотрел на Алексея:
— Скверный человек, плохой. Дрался, однако, руку укусил, по башке меня бил. Вырвался, опять побежал. Кричали: не надо бегать... Не послушал.
А старик осмотрел карабин, перезарядил его и снова спокойно стал помешивать в котелке, будто ничего не произошло.
— Может, коробка Макара добавляй одна спичка? — спросил Гибелька Алексея. — Как твоя думай?
Ковшов не сразу понял вопрос. Потом ответил:
— Можешь добавить десять. Говорят, он был очень опасным врагом.
Гибелька подумал и не согласился:
— Однако, много — десять. Добавляй вот, — старик показал один палец. — Больше такой человек не стоит. Тьфу!
— Спрячь это, — Никифор передал Алексею размокшие документы Кондрина-Сомова.
Алексей разложил их, чтобы подсушить у огня. Никифор рассматривал сильный укус на руке.
Гибелька пробовал варево и одобрительно чмокал губами:
— Жирный рыбка, вкусный шибко. — Поставив котелок перед Алексеем, угощал его: — Кушай... Эш... Эш... Твоя надо здоровья поправляй...
Ковшов нехотя ел горячую мякоть разварившейся рыбы.
— Бородатый инженер наша опять вари рыба, — с удовольствием сказал Гибелька, когда Алексей отвернулся от котелка. — Спать твоя надо, иди, сила набирай.
Алексей отрицательно помотал головой. Он сидел, вытянув руки над пламенем. Пальцы у него дрожали. Алексей закрыл глаза — больно было смотреть, и перед ним тотчас же возникла зеленая вода, волны, несущиеся на него. Все повторялось снова. Содрогнувшись, Алексей открыл воспаленные глаза и уставился на огонь...
До вечера инженеры вместе с нивхами искали товарищей. Обшарив побережье на протяжении добрых тридцати километров, никого не нашли.
— Утонули. Вода пожрала, — порешил Никифор. — Больше искать нету.
Алексей не мог верить, что Таня и Кузьма Кузьмич погибли, настолько невозможно было представить себе смерть этих двух различных по возрасту, но одинаково полных молодой силы людей. Все казалось ему, что вот-вот они найдутся — живые, невредимые. Лишь на ночь Алексей согласился прервать поиски. И он, и Никифор с его людьми совсем выбились из сил.
Алексей, и сам потрясенный, с ноющей тревогой в душе, видел, как тяжело переживал несчастье Беридзе. Он словно постарел за сутки. То, что раньше было незаметно в веселом и деятельном Беридзе — морщинки на лице, седина на висках, усталость в глазах, — явственно проступило теперь в онемевшем от горя человеке.
В отличие от Алексея, Беридзе сразу поверил в гибель Тани. Он покорно согласился с Никифором, что дальнейшие поиски товарищей бесполезны.
Дед Гибелька, и тот заметил его состояние, он сказал ему с хитрецой:
— Наша нивх говори: Бородатый инженер веселый, всегда говори, всегда смейся. Однако неправда: твоя всегда молчи, как камень.
Георгий Давыдович ответил болезненной улыбкой. Алексей отвернулся, чтобы не видеть ее.
После томительной бессонной ночи у костра инженеры поднялись от берега к стойбищу Мылво, а Никифор, по настоянию Ковшова, остался на проливе — продолжать поиски. Дед Гибелька привел Алексея и Георгия Давыдовича в свой новый дом. С наивной гордостью старик в своем жилье, построенном колхозом, показал им все, начиная от чистых стекол и кончая обрамленным берестяной рамкой большим портретом внука, снайпера Макара. На полочке возле портрета лежали воспетые в сказке знаменитые три коробки спичек.
Из конторы колхоза Алексей попытался переговорить с Новинском — телефонный провод от стойбища был еще зимой по просьбе Никифора включен в магистральную линию связи строительства.
Беридзе сидел тут же. Оглядываясь на него, Алексей в осторожных туманных выражениях доложил Батманову о несчастье. Василий Максимович разволновался, обругал Алексея за бессвязный рассказ.
— Не обращай внимания на меня, Алеша, — сказал Беридзе. — Докладывай ему толком.
Выслушав Алексея, Василий Максимович томительно долго молчал.
Ковшов уже решил, что оборвалась связь.
— Не кричите на телефонистку, я вас слышу, — опять подал голос Батманов. — Не вешайте головы. Не прекращайте поисков. Подымите всех на ноги, не успокаивайтесь, пока не найдете. Где Беридзе, почему он не подходит к аппарату?
Желая уберечь товарища от разговора, в котором Батманов мог еще сильнее растравить рану Беридзе, Алексей сказал, что он вышел. Но Беридзе взял трубку. Тоскующие глаза Георгия Давыдовича потеплели, и у Алексея самого что-то отошло от сердца, будто растаял в груди ледяной ком.
— Батманов вылетает сюда,— радостно объявил Беридзе, как бы надеясь, что Василий Максимович найдет Таню, Кузьму Кузьмича и моряков.
Они нашлись еще до приезда Батманова. Один из нивхов наткнулся на Полищука и привел его в стойбище. Измученный вконец Полищук указал, где искать остальных. Выбравшись из воды, они, оказывается, отошли от берега в тайгу — надеялись найти стойбище, но заблудились. По словам Полищука, Таня и старый инженер были очень плохи, не могли идти, сержант и Кондрин утонули.
Беридзе в миг преобразился, к нему вернулась вся его энергия. Он буквально мчался по лесу, рассекая заросли. Алексей и нивхи едва поспевали за ним.
...Таня и Кузьма Кузьмич лежали у костра, накрытые одеждой и ветками. Моряки из команды катера в изодранных тельняшках сидели тут же.
Георгий Давыдович бросился к Тане, приподнял ее, жадно всматривался в полыхающее жаром красное лицо девушки. Со стоном она открыла глаза, увидела Беридзе и рванулась к нему.
— Жив... Жив!.. Георгий... Как я счастлива... Не дай теперь мне умереть, — шептала Таня, в каком-то исступлении, лаская лицо Беридзе пылающими руками.
На коленях у Алексея умирал Тополев. В груди его хрипело и бурлило, дышать ему было трудно. Кузьма Кузьмич старался превозмочь физическую боль.
— Хорошо, что подоспел, Алеша, — медленно и натужно выговаривал он. — Должен тебе сказать... завещание своего рода. Все дорого, голубчик, что прожито... Думаю сейчас: мало сделано... Тебе передаю, как в эстафете. Труды неоконченные. Библиотеку... В Москве она. Ошибки... Сколько их было за шесть десятков, боже мой! Пойми их и не повторяй. Честность свою инженерскую... Грубского если увидишь — передай. Вспомнил, мол, тебя, старик, перед смертью и жалел. В кармане моем, Алеша, табакерка — на память возьми. И дома, в Новинске, — все твое, что понравится.
Старик замолк, потом попросил поднять его повыше и застонал. Словно спохватившись, торопясь, он опять заговорил:
— Помни всегда, о чем с тобой договорились. Дальняя перспектива. Не стареть душой, не измельчать, что бы ни случилось. Мужественным будь в горе и в трудностях...
Алексей приподнял старика, чтобы ему легче было дышать, но жизнь оставляла его. Она выходила из его груди с каждым словом, с каждым вздохом. Лицо посерело, глаза стали тускнеть.
— Благословляю тебя на жизнь, — вдруг совершенно отчетливо произнес Тополев, хотел поднять руку, но сил уже нехватило, она упала на землю.
