Янис выпил стакан до дна и передернулся. Нет, все равно пойдет к своим ребятам, хотя от рыбацкого порта до Ильзы и ее дома рукой подать! Такие холодные глаза!.. И белые руки поверх пальто — без кольца, подаренного Янисом, с которым Ильза не расставалась, даже когда тесто месила для пирогов… Если бы тогда объявился такой вот Казимир, может быть, все окончилось иначе и раньше? Мысли стали путаться и обрываться, только Ильза все стояла перед Янисом такая, как тогда в суде, и как Янис ни крутился на стуле, жмурясь, свирепо тряся головой, Ильза стояла в нескольких шагах от него, смотрела на него и не видела его.
Потянувшись к телефону, он уже знал, что не надо этого делать, но рука сама дернулась. И знакомый номер набирала — мозг как будто не принимал в этом участия — только сама рука, и Янис с каким-то удивлением ожидал, что же сейчас произойдет. Рука этого знать не могла, рука действительно не знала, что Янис скажет, если там — в его доме — кто-то снимет трубку. Блеснула надежда, что никто не ответит, что Ильзы там нет… Но Ильза была, и в трубке послышался Ильзин голос, приятный, торопливый и предупредительный:
— Вас слушают…
Словно всего час назад расстались!.. Ильза всегда говорит — вас слушают. Тогда Янис еще думал, что это она от имени их обоих отвечает. Ему это нравилось, и он всегда подшучивал над нею…
Янис посидел, понурясь, подобрав ноги под стул, понимая, что сказать-то ему нечего, так как голос в его доме веселый, он кого-то ждет, а его, Яниса, там нет… И он положил трубку.
Видимо, прогноз погоды для рыбаков был точный — за окном начался дождь. Янис торопливо стал натягивать свою «робу». «Дождик меня выручит, — подумал он. — Хороший летний грозовой дождь… с громом. И пустая, залитая улица».
До дождя Янис не добрался. На лестнице он столкнулся с «одинокой», с той женщиной, которой преподнес сегодня ветку сирени. Только теперь он заметил, что она красивая. Даже дождь не сумел повредить ее красоте. Она держала в пальцах длинные темные волосы, вода стекала с них на короткое летнее платье. На кончике носа висела детская капля — и Янис засмеялся. Засмеялась и она. Янис что-то сказал ей, а она испытующе взглянула в его лицо. Потом закинула волосы за спину, дружески улыбнулась и сняла туфли. Маленькие ноги ее оставляли на ступеньках отпечатки, когда она поднималась к квартире Криста. Нагревшаяся за день лестница быстро высушивала их, и когда они вошли в квартиру, отпечатков уже не было.
От шотландского виски она отказалась. Походила по комнате, поглядела на «стол», накрытый на ковре, отдернула занавески. Дождь был пахучий, плеск его заполнил комнату.
— Вы брат доктора?
— Нет, — ответил Янис. — Брат ее мужа… Я сегодня из заключения вернулся. Янис меня зовут.
— Янис… — повторила она, словно проверяя, насколько имя и человек подходят друг другу.
— А я водитель троллейбуса. — И она улыбнулась. — Дзинтра. Вот мы и познакомились.
Янис посмотрел на эту насквозь промокшую женщину.
— Это хорошо, что вы меня не испугались. У меня сейчас с жизнью конфликт, но, я думаю, это пройдет?
— Конечно, пройдет.
Намокшее платье липнет к ее животу. Янис подходит к шкафу и передвигает плечики с благоуханными нарядами Паулы.
— Я никогда не надеваю чужие платья. — Она смотрит в окно и улыбается. — Спущусь и переоденусь.
— Янис заступает ей дорогу, разведя руки.
— Не уходите… Придумаем что-нибудь!
И они придумывают. В ванной Янис находит Паулин халат. Дзинтра считает, что он будет ей великоват, что не может она в чужой квартире вот так… ну, переодеваться, и вообще… Но Янис уже понимает, что никуда Дзинтра не уйдет, что останется здесь, в квартире Кристапа, с ним, с Янисом, и он прикрывает дверь ванной. За тонкой стенкой слышно, как посвистывает намокшее платье, которое стаскивают через голову, и когда совсем неожиданно открывается дверь, когда Янис видит Дзинтру с мокрым лифчиком в руках — они долго и испуганно смотрят друг на друга. Конечно же, Дзинтра первая приходит в себя. Она закрывает дверь и, пока Янис смущенно потирает кулаком нос, говорит, что он ведет себя, как мальчишка, подглядывающий в банное оконце… Потом, когда Дзинтра выходит в Паулином длинном халате с подвернутыми рукавами, Янис и не знает, что сказать, — никогда еще он не видел ничего более подходящего для женщины.
Потом они в кухне заваривают чай.
Небольшое недоразумение возникло, когда Дзинтра решила накрыть стол. Так будет удобнее, полагала она, но Янис не соглашался, все ворчал, что уже не та будет атмосфера, но тем не менее с удовольствием следил, как двигаются ее руки, расставляя посуду. Проделывала она это с врожденной грацией, словно всю жизнь занималась только этим… Янис еще не знал, что есть женщины, для которых накрывать стол в присутствии мужчины — уже праздник.
Когда все было готово, когда в чашках уже дымился чай, Дзинтра как-то вдруг ослабла, что-то в ней встрепенулось, потом исчезло, и она сказала:
— Я все-таки пойду.
И они опять посмотрели друг на друга. Мысли их мчались в одном направлении — параллельно, как колеса вагона по синеватым рельсам. Еще Дзинтра никуда не ушла, еще сидит напротив Яниса, но миг этот — по канату через пропасть.
— Не надо вам сейчас уходить, — сказал Янис, и рука у него дрогнула, когда он поднес горячую чашку к губам. И вдруг Дзинтра улыбнулась, точно так же, как на лестнице, когда Янис пригласил ее к себе. И в один миг стало легко и ясно, как будто вокруг озаренное солнцем утро. Пили чай, и глоточек виски позволили, и Янис узнал, что водить троллейбус очень интересное дело, что институт Дзинтра не закончила, потому что… В общем, не захотела об этом рассказывать… Когда она спросила, почему Янис решил, что она одинока, он не знал, что сказать.
— Ну, потому что обрадовались этой сирени… И мне показалось… А что, угадал?
Словно прислушиваясь к далекому, давно неслыханному звучанию, Дзинтра отвернулась, и Янис понял, что она совершенно одна, несмотря на красивую фигуру и умные, теплые глаза.
— И давно вы так… одна?
— Давно. Сколько себя помню. — Дзинтра засунула руки в широкие рукава халата. — У меня, — и она грустно улыбнулась, — у меня ведь нетипичный случай. В войну, когда я была совсем маленькая, родители мои уехали за границу. Тогда говорили — в Германию… С той поры я одна, если не считать детского сада и интерната…
— Все время одна?
— Нет, почему… — Она улыбнулась. — Были, но это несерьезно. А с мужчинами такое не случается?
— И еще как! — махнул рукой Янис. — Только я всегда был убежден, что у женщин все серьезное, что женщины… — тут он вспомнил Ильзу и замялся.
— На свете, Янис, слишком много одиноких женщин. Выбора все меньше… Но как это ни странно — и мужчины становятся все более одиноки…
А Янис уже думал об Ильзе, о себе и о третьем. «Не у всех такой маленький выбор, — думал он. — А Паула, а этот треклятый Казимир?» Мысль эту он придержал про себя и поднял стакан.
— Все равно, или мы, мужчины, перестали выполнять свои обязанности, или вы требуете от нас невозможного, все равно — мир перевернулся вверх ногами.
— Возможно… Может быть, мы недостаточно подготовлены к этому миру. — Дзинтра покрутила в руках чашку и поставила обратно. — Но ведь этот «мир» — это мы, вы, Янис, я… Еще полчаса назад, на лестнице, я вас побаивалась, а потом пошла с вами. Теперь уже не боюсь. Теперь я хочу пойти к себе. Можно подумать — дурацкая ситуация, глупее быть не может…
Янис засмеялся.
— Может быть, я вел себя не совсем по-мужски?
Дзинтра долго и задумчиво смотрела на него.
— Вы вели себя по-мужски. Все время и даже сейчас. А теперь я хочу проститься.
Янис услышал, как шлепают ее босые ноги. Слышал, как шаги эти все удаляются, как хлопнула дверь ванной, а он все стоял, свесив голову, и не мог стронуться с места, словно его пригвоздили.
И вдруг затрещал звонок. Янис взглянул на телефон, но звонок слышался с другой стороны. Короткие и долгие звонки, торопливые и настойчивые заполнили всю квартиру доверху. Дзинтра вышла из ванной все еще в Паулином халате, прислонилась к дверному косяку и, глядя на Яниса, улыбнулась.
— Вот черт!.. — сейчас Янису хотелось одного — успокоить Дзинтру, а она улыбается, и глаза ее говорят: «Надо открывать, Янис. Открывай давай…»
За дверью не унимались — звонок прыгал по комнатам, отдавался в ушах — и Янис открыл.
Паула и Крист выглядели так, будто их из бассейна вытащили. Обдавая все водой, они хохотали, и дождевые капли катились по их лицу, как в фильме про металлургов…
— Ух, здорово! — кричала Паула. — До чего хорошо, Янис, было… Такой дождь!
От обоих пахло дождем и дымом костра. Крист улыбался, как именинник. Не переступая порог, он стащил хлюпающие сапоги, стащил прилипшие носки и… Дзинтру они увидели одновременно. Улыбка на лице Криста увяла, Дзинтру он сначала и не разглядел — все внимание его было привлечено к знакомому халату.
