Давая команду стать здесь на отдых, Куцеволов послал в обе стороны дозорных. Хотя он был твердо уверен, что вырвался вперед от замыкающих частей по меньшей мере на двое суток пути, привычная для него подозрительность заставляла соблюдать и особую осторожность. Когда армия отступает, бежит, ничего не стоят любые стратегические подсчеты.
Они провели на отдыхе ровно сутки, давая коням вволю отъесться на иссиня-зеленом полинном сене, которое сибирские крестьяне ценят выше овса. Удалось и людям выспаться хорошо, глубоко зарывшись в зароды.
Повеселевшие солдаты собирались в путь. Плотно позавтракали вареной бараниной — в селе сумели-таки прихватить овечек, — напились горячего чая и стали седлать коней.
Мохнатым розовым шаром солнце медленно выкатывалось на вершины деревьев, окружавших поляну. Восточный ветерок чуть-чуть шевелил сухие листья травы.
Куцеволов внимательным взглядом обвел свой отряд и взялся за луку седла. Улыбнулся. Расчет оказался очень точным и правильным: сутки не пропали даром, потерянные версты теперь возместить будет легко.
— Эй! Поживее! — прикрикнул он.
И вскинулся в седло. Крупом ломая изгородь, которой был обнесен зарод сена, конь попятился и заступил задней ногой между жердями. Куцеволов сердито выругался. Приказал ближнему солдату спешиться, помочь коню вытащить ногу. Но тут на поляну галопом влетели дозорные, те, что прикрывали отряд с тыла, истошно прокричали: «Па-артиза-а-ны!» — и понеслись по дороге дальше.
В суматохе, сразу вскипевшей вокруг, солдат не выполнил приказания Куцеволова, хлестнул плетью своего коня и поскакал прочь. Еще минута, другая, и весь отряд, развернувшись веером, устремился за дозорными.
Вслед бегущим из лесу защелкали винтовочные выстрелы.
Злой Куцеволов сорвался с седла, торопливо развел жерди, высвобождая ногу коня, и выпустил из рук повод. Конь без седока тотчас же метнулся вдогонку за отрядом, а Куцеволов, помертвев, остался один возле зарода.
Охватывая поляну полукругом, партизаны уже мелькали между деревьями, стоящими на опушке. Стреляли. Куцеволов рванулся в одну сторону, в другую и, пятясь, зарылся в сено.
Ему ничего не было видно, он только слышал, как вздрагивает земля под копытами совсем близко от него скачущих коней, слышал сухие, звонкие, бросающие в колючий озноб выстрелы. И ждал, как приговоренный к смерти, стоящий у столба с завязанными глазами, когда горячая пуля оборвет давящий сердце страх…
Но удары копыт стали реже, глуше, пронеслись мимо, как в летнюю пору короткий град. Отдалились и выстрелы. А потом наступила полная, нерушимая тишина.
Куцеволов сидел долго, не шевелясь, и только языком слизывал с губ горькую сенную труху. Выбраться из укрытия он не решался. Вдруг на поляне оставлена засада?
А время шло. Надо было действовать. Только как?
«Кто выходит там сейчас победителем в схватке: наши или партизаны?» спросил он себя.
И скрипнул зубами. Свои так драпанули, что никакой схватки, пожалуй, и не было. В худшем случае их всех перестреляли в спину, в лучшем — им удалось удрать. И если даже отряд уцелел, солдаты сюда не вернутся. Надеяться не на кого — надо спасаться самому.
Он осторожно выбрался из зарода, огляделся.
Солнце в радужной короне стояло уже высоко над лесом, более остро, чем с утра, «хиузил» — тянул с востока — ветерок. Поляна вся была взбита, взбугрена сотнями конских копыт. Из ямки в ямку перекатывались, словно живые существа, скрутившиеся в трубки сухие листочки травы. Костры погасли, пепел раздуло ветром, и оголенные черные головешки мрачно рогатились в обтаявших от огня глубоких снежных чашах. Где-то вдали дятел отчетливо-громко долбил сухостоину.
Куцеволов стряхнул с себя прилипшее сено.
— Сволочи! — со стоном сказал сквозь зубы.
Постоял и выругался омерзительно, страшно, относя слова свои и к партизанам, налетевшим так внезапно, и к дозорным, так поздно заметившим партизан, и ко всему отряду, без боя ударившемуся в бегство.
Поднял с земли свой карабин, свалившийся через голову, когда он, наклонясь, вытаскивал из жердевой ограды ногу коня, подержал на весу и бросил.
«Теперь мне не только карабин — и пушка не поможет», — темнея лицом, подумал он.
Проверил патроны в маузере, пощупал на бедре под полушубком браунинг: «Это вот вернее пригодится». Посмотрел на запад, на восток. Пойти на восток? Да, там, конечно, только там спасение. Но пойти сейчас по этой дороге значит, пойти по пятам партизан. Расправившись с его отрядом, они скорее всего повернут обратно, к месту своей обычной стоянки. И Куцеволов пошел на запад.
«Догонят или не догонят, прежде чем я доберусь до села? — повторял он про себя, при каждом шорохе в лесу хватаясь за рукоятку маузера. — А в селе укроюсь ли?»
Пройдя верст девять-десять, Куцеволов увидел след. Партизанский отряд спустился с гор на лесную дорогу здесь. Скорее всего и обратно они пойдут этим же следом. Куцеволов вздохнул с облегчением; появилась надежда, что теперь до села он сумеет добраться. Только бы там…
Но когда еще часа через три с опушки тонкого березника перед выбившимся из сил Куцеволовым открылось село, раскинувшееся на плоской, открытой елани, он совсем задохнулся от злобы. На высоком шесте, прикрепленном к крыше волостного управления, вился по ветру красный флаг. Предзакатное солнце освещало его особенно ярко, празднично.
— Капкан! Попался… — прошептал Куцеволов, слабо шевеля стянутыми холодом губами. И, переводя дыхание, выкрикнул громко, зло: — Врешь, еще не попался!
По ту сторону села, примерно верстах в двух-трех, обозначалась линия железной дороги, и по ней, курясь голубым дымком, медленно полз товарный поезд.
Железная дорога! Идут поезда, увозя людей от этих проклятых мест… Он остановит поезд. Как? Не все ли равно. Главное — Куцеволов сейчас знал, железная дорога поможет ему.
Прислонясь спиной к березке, стал дожидаться сумерек. Отсюда, сверху, ему отчетливо были видны и торные санные дороги, и пешеходные тропы, пробитые в обход села. Он их старался сейчас поточнее запомнить. Даше крошечный риск невозможен, даже ночью не следует лишний раз попадаться кому-нибудь на глаза.
Станции поблизости нет, поезда здесь не останавливаются. Но поезд можно остановить на перегоне. И это даже лучше. Только бы не ошибиться, не промахнуться…
Вон слева видна будка путевого обходчика. Хорошо это или плохо? Пожалуй, хорошо. В будке можно отогреться. Куцеволов чувствовал, как у него, разгоряченного было ходьбой, постепенно леденеют ноги, словно бы чужой становится спина.
Ночь выдалась тихой и крупнозвездной. Пронзительно скрипел снег при каждом шаге, и крайние усадьбы провожали Куцеволова неистовым собачьим лаем, когда он огибал село по задворкам. Но ни один человек не встретился ему на дороге. Время тревожное, каждый сидит в своей избе, закрывшись на все крючки и засовы.
К будке путевого обходчика он приблизился, держа браунинг на боевом взводе, — маузер бросил еще в открытом поле.
Из маленького окошка на полотно железной дороги падал тусклый свет, длинными ручейками слабо струился по рельсам. Куцеволов держался в тени, осторожно переставляя ноги в рыхлых сугробах. Стекла в окошке были чистые, не затянутые инеем, должно быть, в будке жарко топилась печь.
Куцеволов остановился, присматриваясь к местности. Будка стоит на прямой, если подать фонарем сигнал машинисту, его будет видно издали. По ту сторону будки однопролетный мост, круто падающий берег речки, густо заросшей таловыми кустами. Там хорошо было бы спрятаться летом. Зимой все равно выдадут следы.
Он перевел взгляд на окно, задернутое понизу марлевой занавеской. По стеклу неторопливо передвигалась тень одного человека. Женщины. А где же мужчина? Спит? Или его нет дома?
Куцеволов прокрался к самому крыльцу, осторожно потянул дверную скобу. На запоре. Тогда он легонько постучал. Донесся изнутри молодой женский голос:
— Гришуня, ты?
Щелкнула задвижка. Куцеволов рванул дверь на себя и ступил в помещение, весь окутанный клубами морозного пара.
Женщина отчаянно вскрикнула и, прикрывая грудь обеими руками, медленно отступила в самый дальний угол. Куцеволов бросил взгляд направо, налево нет больше никого — и приподнял браунинг в полусогнутой руке.
— Где муж? — спросил он, свободной рукой запирая дверь на задвижку.
— На обходе, — чуть слышно выговорила женщина. — Скоро… придет…
— Скоро? — переспросил Куцеволов.
Мелькнула мысль: нет, не очень скоро. Во всяком случае, когда он стоял на крыльце, не слышно было скрипа шагов обходчика, даже самых далеких шагов. Но все равно надо спешить. Что именно следует сделать, он обдумал заранее.
