«Пора!» Алеша хотел выпрыгнуть из копны и перебежать в дальние кусты, но на только что освободившейся от тумана дороге увидел фигуру всадника.
«Казак!»
Юноша затаился, точно застигнутый врасплох зверек. Конь всадника шел скорым, «проездным» шагом, поматывая длинной сухой головой. Новое седло поскрипывало кожей. Сквозь просвет в копне Алеша не мог оторвать глаз от круглого лица кавалериста с длинной, благообразной бородой. Ничего страшного не было в лице человека, но зубы Алеши начали выбивать дробь.
Казак проехал мимо.
Алеша не мог понять, почему именно сзади всадник выглядел еще страшнее. И даже больше: ему показалось, что, только рассмотрев спину кавалериста, он по-настоящему почувствовал страшную тупую силу в покатых его плечах, в длинных узловатых руках.
Сердце Алеши не переставало учащенно биться, хотя белогвардеец отъехал уже порядочно. Алеша почему-то ждал, что вот сейчас всадник, остановив коня, повернет и обязательно подъедет к копнам.
И действительно, кавалерист повернул лошадь и, подъехав к копнам, спрыгнул на землю. Закинув поводья на луку седла, казак вынул из ножен шашку и воткнул в копну.
Голубоватый клинок вошел в сено по самую рукоятку. Потом кавалерист направился к следующей копне и тоже проткнул ее клинком.
Алеша не мог оторвать глаз от кавалериста. Белогвардеец переходил от копны к копне. Струйки пота сбегали по спине Алеши, волосы шевелились на голове.
Копен на лужке было много, и кавалерист решил прощупывать только более крупные. Это Алеша предугадал необыкновенно обостренным чувством и твердо был убежден, что, пропустив справа небольшую копну, казак направится к нему. Так и случилось.
Алеша сжался в комок, решив прыгнуть на кавалериста сверху, как только он подойдет ближе.
Но казак остановился и повернулся к реке. Потом он быстрыми, крадущимися прыжками побежал к лошади. И только тогда Алеша услышал крик, а через минуту выстрел и вслед за ним еще два выстрела.
Кавалерист вскочил в седло и помчался по лугу. Топот лошади смолк. Алеша услышал еще выстрел и понял, что кто-то из товарищей, как и в реке, своей гибелью спас его. В копне ему стало душно. Сухое сено прильнуло к потной спине, набилось в волосы, в уши, щекотало в носу. Алеша выставил голову и облегченно вздохнул.
Солнце выкатилось из-за синего хребта далеких гор. Роса из дымчато-серебряной стала огнисто-золотой.
Как хорошо!..
Алеша блаженно закрыл глаза. Но и с закрытыми глазами он отчетливо видел и траву в росе, и солнце, и ультрамариновые на горизонте горы.
Он решил просидеть в копне до темноты.
Вскоре на лугу появились женщина и мальчик-подросток. У копен они выпрягли лошадь. Женщина была одета в холщовые мужские штаны и, как молодуха, повязана белым платком. Мальчик прикрутил к гужу хомута толстую, длинную веревку и поехал к копнам, где скрывался Алеша. Обвязав копну веревкой, мальчик повел лошадь под уздцы. Копна медленно поплыла по кошенине, оставляя темный след и тугие жгуты сена из нижнего пласта.
Копновоз остановил коня рядом с женщиной.
Вслед за первой он подхватил еще копну и поставил ее там же. Алеша думал, что теперь они будут складывать сено на телегу, но мальчик снова вскочил на лошадь и рысью погнал к копне, в которой затаился беглец. Алеша похолодел: «Значит, он и меня потянет!..»
А копновоз уже соскочил с лошади, быстро и ловко заправил веревку и тронул коня. Лошадь напружинила крестец, и Алеша вместе с копной поплыл к стогу.
«Спрыгнуть и бежать!.. Спрыгнуть?..» Но все медлил.
Мальчик уже подводил лошадь к стогу. Алеша, взметнув верхний пласт сена, спрыгнул на землю.
Застигнутая врасплох, испуганная лошадь ткнулась на передок и уронила мальчика. Женщина пронзительно вскрикнула.
Алеша, не чуя земли под ногами, мчался к зарослям кустарников. Как перебежал колкую кошенину, как выбрался из топкого озера, в которое вскочил, стремительно несясь по лугу? Ничего, кроме спасительной заросли кустарников, не видел Алеша.
Ветер бил в лицо; казалось, что он распирает, жжет легкие и грудь. До кустарников не менее километра, а они были уже рядом. Еще десяток прыжков — и он спасен. Но сердце готово лопнуть, ноги путаются в густых травах. Сделав последние два прыжка, Алеша повалился в кустарник и пополз через тальник, сквозь шиповник, обдирая колени, лицо, руки. Заросли хмеля остановили Алешу. Он упал навзничь и прислушался: не скачет ли по лугу погоня, не раздается ли дозорный свист? Но все было тихо, жарко млеющие кустарники недвижимы.
Алеша отдышался.
«Кулачка или батрачка у копен?.. Может, проработают до вечера?.. А может, уже послала за казаками в станицу?.. Дотянуть бы до темноты…»
Но жаркий день был бесконечен. Прямые огненные лучи солнца раскалили листву кустарников, и Алеша обливался потом. Голова кружилась от запаха хмеля. Чувство опасности и усталости на время убило все другие чувства, но лишь только успокоился Алеша, как голод вновь стал мучить его. «Только бы добраться до гор…» — пытался отвлечься от мыслей о еде Алеша.
Багровое сквозь дым, как кровавое око, солнце наконец медленно опустилось.
«Минут через десять пойду…»
Но двинулся Алеша много позже. Уже выбираясь из кустарников на кромку луга, понял, что босому ночью без дороги идти невозможно.
Исколотые подошвы при каждом движении причиняли нестерпимую боль… Удерживаясь от вскриков, он с трудом пробирался по кочкарникам.
«Город на юг, горы на восток — буду держаться на юго-восток».
Казак на север держит путь.
Казак не хочет отдохнуть
Ни в чистом поле, ни в дубраве,
Ни при опасной переправе… —
попробовал подбодрить себя стихами Алеша, но наколол подошву о корень, от боли присел и страдальчески улыбнулся: «Хорошо было казаку держать путь на лошади».
…Шел мучительно долго. Первому камню обрадовался, как другу.
«Значит, горы близко…»
Поднявшись на холм, увидел огни города. Широкой подковой они растекались по равнине между двух рек.
Крепость, тюрьма, бой, гибель товарищей…
«Где-то, где-то уцелевшие мои друзья?» — вздохнул Алеша, повернул на юг и пошел прочь от страшных огней.
Боль в распухших подошвах была уже настолько острой, что с занесенной ногой Алеша стоял в нерешительности, прежде чем поставить ступню в предательскую траву: колючки мерещились ему всюду.
А горы были уже близко. Огромный массив их вырисовывался в сумраке.
…Восток уже зарозовел, когда Алеша добрался до первого ущелья и повалился у родника.
«Теперь спать, спать…»
Алешу разбудил протяжный вой. Он сел и испуганно огляделся. «Сколько времени я проспал?..» Алеша помнил, что, когда дотащился до ущелья, начиналось утро. А теперь на востоке снова разливалась заря.
Вой повторился. Он несся с долины. И тотчас же совсем близко, в ущелье, завыло, завизжало, залаяло…
«Волки!» Алеша вскочил и прижался к утесу.
Ущелье раскалывалось от множества голосов. В щенячий визг прибылых вплетались баритональные басы переярков. Горное эхо дробило, усиливало, повторяло страшные голоса.
Алеша невольно стал отступать по чуть заметной тропке.
Но вдруг в разноголосый вой волчьего выводка ворвались новые пронзительные звуки, надвигавшиеся из долины.
Беспомощно озираясь, Алеша остановился. Пронзительный визг был совсем рядом.
И вот в седоватом свете раннего утра на узенькой звериной тропке, по которой отступал Алеша, показалась длинная бело-розовая свинья, а по бокам вцепившись в лопушистые ее уши, размашистым наметом скакали конвоирующие свинью два дымчато-серых волка.
Алеша Белозеров стремительно шарахнулся с тропинки, когда удивительная тройка пронеслась мимо.
Несмотря на страх, охвативший Алешу, он видел, как волки ударами тяжелых хвостов били пленницу по бокам, отчего она неслась еще быстрее и еще пронзительней визжала.
Опомнился Алеша далеко от страшного ущелья, на гребне хребта. Внизу, освещенная молодыми лучами солнца, сверкала речонка в небольшой долинке. Маленькая сказочная избушка «на курьих ножках» спряталась в березовой роще.
Алеша затаился в камнях. Ему очень хотелось спуститься к жилью человека и попросить хлеба. Большой вкусный кусок черного хлеба! И картошки, сваренной прямо в «мундире». Горячая тонкая шкурка прилипает к пальцам. Посыпанная крупной солью, она аппетитно хрустит на зубах, обдает нёбо ароматным, живительным теплом.
Снизу, от жилья, долетали удивительные звуки. Сначала Алеша подумал, что свистит перепел, но неожиданно перепел залился щеглом, малиновкой. А потом в этих звуках он уловил мелодию старинной песни.
Алеша понял, что это кто-то играет на незнакомом инструменте, и стал сползать с горы.
