дьякона захохотала Алесю прямо в лицо:
— Я не буду пилить дрова!
— А вот будешь!
— Не буду! Не будем!..
— Посмотрим!
Алесь оставил их. Девчата пошли к заведующему школой, и он разрешил им дров не пилить.
Когда утром Алесь явился в школу, он прежде всего проверил, напилены ли дрова. А через пять минут в самом большом классе собралось ученическое собрание, чтобы обсудить вопрос об исключении всех трех девчат из школы. Девчата плакали на собрании. Заведующий защищал их и доказывал, что собрание не имеет никакого права кого бы то ни было исключать из школы. Несмотря на это, собрание единогласно постановило потребовать от школьного совета исключения всех троих.
А еще через некоторое время случилось самое важное. Комсомольцы на открытом собрании обсудили вопрос культурной работы ячейки и тут же создали драматический кружок и кружок пения. Тут же решили провести совместное общее собрание с культурно-просветительным кружком, чтобы решить, кому руководить кружками,— ячейке или культурно-просветительному кружку.
После собрания Алесь пошел к руководителю кружка и объявил ему постановление.
— Пусть собрание решит, чья сцена — наша или ваша.
Руководитель посмеивался, доказывал, что ничего из этого не получится.
— Ячейка ведь не сумеет руководить, что вы? Это развалит всю работу.
— Не развалит, наладим.
— Если вы уж, Алесь, так настойчивы, я согласен на следующее: пусть хлопцы из ячейки идут в кружок и будем работать...
— А кто руководить? Вы?.. Нет, не так...
— Ха-ха-ха! Руководите вы, а я буду у вас простым кружовцем. Согласны?
— На собрании решим.
В субботу в классе собрался весь состав культурно-просветительного кружка. На сцене сошлись руководитель и группа старших кружковцев, о чем-то советуются.
В другом классе собирались все, кто за ячейку. Через несколько минут все они вошли в класс, где находились кружковцы. Вслед за ними, прихрамывая, пришел Сергей.
Алесь остановился у стола.
— Занимай, хлопцы, первые места, сейчас спектакль будет.
Стали избирать председателя собрания. И все сразу закричали, называя кандидатов.
— Пылькина! Пылькина! — кричали кружковцы.
— Алеся! — отвечали им ученики.
— Алеся!
Алесь поднялся с лавки.
— А я предлагаю Сергея, чтобы как секретарь комячейки ни за тех, ни за других был.
Сергей открыл собрание. Первое слово взял председатель исполкома. Он всячески доказывал, что культурно-просветительный кружок делает полезное дело и что ячейка, не подумав, хочет развалить этот кружок. Он догадывался, что победа может быть на стороне ячейки. В ответ ему то там, то тут на лавках возникал шум.
За плечами председателя по сцене ходил, нервничая, бывший офицер, руководитель кружка. Внизу у сцены, опершись на стол, стоял учитель пения, смотрел куда-то в сторону и без всякой причины иронически улыбался. Вид у него был такой, будто он очень жалеет кого-то.
Говорил еще кто-то из кружковцев, что если возьмет ячейка верх, то не получит ни помощи, ни книг, и предлагал вступить в существующий кружок.
Его заглушил шум и выкрики. Потом говорили еще Алесь и Сергей.
Когда начали голосовать за предложение Алеся: кто за то, чтобы культурно-просветительный кружок распустить и всю работу вести ячейке,— в классе опять поднялся невообразимый шум. Обе стороны желали навербовать себе как можно больше голосов. Пять человек считали поднятые вверх руки. Потом считали тех, кто против. На восемь голосов у ячейки оказалось больше. Культурно-просветительный кружок был распущен.
Из класса по одному выходили кружковцы. Остались некоторые из них, ученики и председатель исполкома. Он злился.
— Не надо было так делать... Ну, распустили, а что дальше сделаете, а?
И стоял перед молодежью, ожидая ответа. Кто-то ответил ему:
— Спектакль поставим.
В классе захохотали.
— Поставим, поставим!.. Посмотрим, как поставишь, тогда скажешь...
Собрание разошлось. Через два дня Янка с Терешкой переписывали библиотеку культурно-просветительного кружка, а комсомольцы переносили книги в помещение исполкома и раскладывали в шкафу. Сергей хромал, гуляя по комнате, рассматривал подолгу два толстых тома путешествий Пржевальского в блестящей тисненой обложке и хвалил комсомольцев:
— Вот оно, брат, и молодцы вы! Это ж такая библиотека, что и мы кое-кому можем дать книг, а не то, чтобы еще просить у кого... Только чтобы берегли их, вот что. Чтобы описаны все были...
Он подходил к шкафу и опять подолгу рассматривал книги.
Через две недели кружок ставил «Осиное гнездо». Это был первый спектакль.
После собрания многие из бывшего культурно-просветительного кружка вовсе уклонились от работы, часть перешла в кружок ячейки. Руководил, кружком учитель, преподаватель математики. Прежде он время от времени участвовал в постановках.
На этом же спектакле, в конце, кружок пропел «Интернационал».
Зал во время спектакля был переполнен.
Эта была первая победа комсомольцев.
* * *
Рыгор недалеко от хаты сгребал сено. Он собрал большую красивую охапку, поднял с земли и положил ее на наполовину сложенную копну. Вытер рукавом пот с шеи и сел у копны отдохнуть.
Вдруг кто-то подкрался сзади, закрыл руками глаза и не пускал.
— Тимох?.. Пусти!.. Ну?.. А-а-а... знаю, Алесь...
Алесь отпустил руки.
— Заверши копну да бери винтовку, и пойдем в волость. Пойдем на почь в Алесевку.
Рыгор завершил копну, сказал отцу, что его зовут зачем-то в ячейку, и пошел домой. Дома вынул в кладовке из-за кадки винтовку немецкой системы, отдал ее Алесю почистить, а сам сел обедать.
Вскоре во двор пришла мачеха Рыгора.
— Опять с этими игрушками? Опять куда-то отправились? А? Вот нет на вас управы... Идите! Может, головы свернете... Чуть не каждый день идет, а старик работает один... Работы не нашел, а обед сам разыскал... Чтоб вы лопнули...
Рыгор бросил есть, надел шапку, и пошли.
В исполкоме еще никого из хлопцев не было. Алесь повел Рыгора в церковный двор за ограду и сел в углу двора под липами.
— Садись... Ну, что ты думаешь делать?
— Не знаю... Уже из дому гонят. Работать надо, а тут вот это... Черт его знает, что делать?..
— А не бросишь?
— Я? Не брошу! Лучше голодный уйду в свет, а не брошу...
— Пройдет... А разве у меня лучше? Отец на меня не кричит и вообще ничего не говорит, но это еще хуже, потому что я сам знаю, что он-то молчит, а про себя думает очень недоброе. Сегодня я беру из-под кровати винтовку, а он сидит молча на лавке и так как-то на меня смотрит, что мне страшно стало. Если б он ругал, так я бы
