благими думами, будит в сердце смелые, самые наилучшие желания и формирует их. Ночью такой простор мыслям! Ночью у человека наедине с собой самые искренние и самые чистые мысли.
Алесь осматривает винтовку. Он открыл затвор и проверил, есть ли в коробке патроны. Спустил тихонько курок. Поставил между ног винтовку и ласково погладил ее ствол. Ощущение холодной гладкой стали успокаивает. По руке от ствола прохлада передается всему телу.
«Как хорошо вот так в ячейке и в отряде. И я не боюсь, нет, но хотел бы проверить себя. Пускай бы сейчас оттуда, из-за осинника, из тумана или из-за соседнего гумна, подкрадывались бы бандиты, и чтобы товарищи спали и не слышали... Как бы я хотел этого. Я подпустил бы их вон туда, до плетня, чтоб стали перелезать, а тогда спустил бы курок в первого, второго... двух или даже трех я успел бы убить, пока бы они опомнились, а потом они залегли бы, наверно, за плетнем и тоже стреляли бы или отползали бы назад и отстреливались. А товарищи бы крепко-крепко спали и проснулись бы уже тогда, когда я раненый подполз к воротам и упал там... Испытать бы большую боль, такую, от которой хочется кричать и заглушить ее криком. Я стерпел бы...»
Алесь вспоминает, как в воскресенье они вчетвером шли в последний раз в засаду в Мост, чтобы перенять группу бандитов. Шли в сумерках. Чтобы не выдать себя, шли сначала тропками по межам в поле, потом через лес и дальше напрямик по нескошенному лугу. Прийти надо было так, чтобы никто в Мосту не знал о них.
Шли рядом все четверо комсомольцев. Тихонько ступали, чтобы не шлепать по воде и не изранить о корягу босой ноги.
Скоро они совсем близко подошли к Мосту и остановились в кустах возле шляха, чтобы немного отдохнуть.
Эти кусты избрали местом засады. Рядом, в двадцати шагах, небольшая речка, мостик, и за ним деревня. Откуда бы бандиты ни шли, им этого мостика не миновать. Хлопцы сели на склоне небольшой канавки возле шляха и стали ждать. Под мостом булькала вода. Она течением качала осоку и ветви лозы, покрывавшие густым венком берег реки, лоза и осока тихо шептались, казалось, что кто-то крадется. Хлопцы напрягали слух. Нарастал пробужденный в дороге страх.
В деревне залаяла собака и сразу смолкла.
— Идут, наверное... а?..
— Ш-ш-ш...
Долго слушали, всматриваясь в сторону деревни. Но собака больше не лаяла, и это успокаивало.
В высокой траве у речки что-то зашуршало и упало в воду. Хлопцы инстинктивно вздрогнули, затаили дыхание и долго прислушивались, пока не нарушил молчание Терешка.
— Это или ежик, или птица какая...
Ночь прошла без приключений. Недовольные, хлопцы шли домой. Хотелось есть...
И теперь Алесю хочется сделать нечто большее, чем вот так просидеть ночь у гумна. Ему не просто хочется героизма, он хочет проверить себя, не струсил ли бы? Как бы перенес ранение? Такие мысли волновали Алеся часто.
Вокруг царит все такая же удивительная тишина. Чуть-чуть от дыхания ветерка колышется воздух и обдает лицо Алеся то прохладой, мягкой, то теплом. Тело устало, им вот-вот завладеет дремота. Алесь напрягается, чтобы не уснуть. Начинает думать о том, что скоро наступит день, и вспоминает дом. Завтра отец начнет косить. Он болел, и косить ему трудно, надо бы косить Алесю, но завтрашний день, наверное, пройдет еще в Алесевке. Отец будет злиться. Злости своей он не выскажет Алесю, затаит ее в себе, но по тому, как он в течение всего дня не произнесет ни слова, как за ужином молча уткнется в миску и потом молча сразу ляжет, Алесь угадает, что он зол. Это мучает. Мучает и полунищенское существование семьи.
Болен отец. Бедность — нет хлеба. В хату время от времени приносят соседи-хуторяне и родственники: то кувшин простокваши, то блин, то кусок хлеба. Это, особенно помощь соседей, унижает. После таких подарков Алесь не может смотреть в глаза матери, он уходит из дому, ложится где-нибудь в поле и подолгу лежит молча. Тогда хочется плакать, кричать и куда-нибудь уехать навсегда. Придумать другое что-нибудь он не может еще и поэтому больше года вынашивает мысль о поездке.
«Поучиться бы,— думает Алесь,— подрасти, лучше узнать жизнь, тогда бы я много, много сделал бы...»
Алесь следит за своими мыслями, сознательно руководит ими, чтобы не задремать, не уснуть. Ему почему-то кажется, что он слышит чей-то разговор. Тогда он прислушивается острее и уже отчетливо слышит тихий разговор людей и шорох во ржи. Алесь понимает, что кто-то незаметно хочет подойти к гумну, где отдыхают товарищи, иначе кому надо гумно теперь, в пору, когда там нет никакого добра. Он внимательно слушает. Разговора уже нет, но шорохи уже приближаются. Алесь тихонько поднялся с бревна, лег на землю и пополз к плетню в сторону ржи. Остановился и снова начал слушать. Шорох во ржи прекратился, но зато глаза различают темный силуэт человека. Темень ночи мешает рассмотреть хорошенько, что там, во ржи. От напряжения болят глаза, и силуэт человека, и рожь дрожат, сливаются в одно. Алесь на мгновение отводит взгляд в сторону, оглядывается вокруг и тогда опять отчетливо видит силуэт человека. Он тихонько приближается. Наверное, пустили одного рассмотреть, не стоит ли кто у гумна. Человек во ржи — враг. Алесь целится в него и спускает курок. Человек во ржи присел. Тогда Алесь выстрелил еще раз. Во ржи затопали, кто-то побежал, потом в ответ прогремело три выстрела. Алесь выстрелил еще. Он не слышал, как за плечами открылись, скрипнув, ворота гумна, как выбежали испуганные товарищи и подошли к нему.
Услышав за плечами шаги, Алесь подхватился от неожиданности и повернулся лицом к товарищам.
— Куда ты стрелял?
Алесь молчал. Во ржи полз тихий шорох. Оттуда еще раз грохнул выстрел, и все смолкло. Товарищи догадались, в чем дело.
— Ты почему не будил?
— Я не успел. Как услышал, что во ржи крадутся, я и пополз к плетню, ну, а как заметил человека, выстрелил... Вот сволочи... наверное, ни разу не попал, чуть конец ствола виден, не то, чтобы мушка...
В гумно больше никто не пошел. Все сели на бревно. Начали говорить о том, что случилось. Алеся ругали за то, что никого не разбудил. Алесь молчал. В деревне дружно залаяли разбуженные выстрелами собаки. Где-то в хате скрипнула дверь. Послышались тихие тревожные голоса людей. Это выстрелы разбудили их и вывели на улицу.
Начало светать. Алесь
