Ознакомительная версия.
– Правда, что у нас мастеров таких пока что нету, а все-таки сделаем, вот увидите, сделаем, еще как…
Все это дело: и новые здания, и новый завод, и новые коммунары, все это представлялось в далеком тумане, но не туманом уже были ряды кирпича, обступившие коммуну со всех сторон, пирамиды песка, сосновые бараки для рабочих, начальник строительства Вастонович. А в конце марта пришли люди с топорами и хватили ими по нашему милому саду. Из пацанов кто-то ахнул:
– Сад? Ой, жалко ж…
– Чего ты трепыхаешься? – сказал кто-то из старших. – Яблок жалко? Так яблоки, это что? Яблоки – это баловство, а тут тебе электросверлилка…
Пацаны не успевали, впрочем, переживать как следует все, что им выпало на долю в это время. Слишком много было потрясающих впечатлений, а впереди еще поднимались кавказкие горы. Не успели вырубить сад, как начали копать котлованы для фундаментов, а в начале апреля на нас навалилось новое дело: постройка дороги.
О дороге к белгородскому шоссе мы хлопотали давно. Нужно было проложить мостовую длиной в километр с четвертью, а сейчас мы положительно изнемогали от бездорожья. Даже пешеходы добирались до шоссе ценою великих страданий и сложной обходной стратегии. Ведь вы знаете, что такая старая российская дорога? Это такое место, которое меньше всего приспособлено быть дорогой. Так вот именно такая дорога отделяла нас от белгородского гудронного шоссе.
В течение зимы совет командиров отправил несколько делегаций в Коммунхоз. Совет командиров писал Коммунхозу, что для перевозки двадцати пяти пудов груза нужно запрягать трех лошадей, что извозчики отказываются вообще к нам ездить, а о проезде машиной нечего и думать.
И к весне Коммунхоз, наконец, сжалился над нами и приступил к прокладке дороги. Начались земляные работы, свозили камень. С земляными работами сразу обернулось очень плохо. Нужно было сделать выемку длиной до полуверсты – для этой работы наняли даниловских и шишковских крестьян и платили им по поденному расчету, а по сдельному они ни за что не хотели работать – слишком для них подозрительным показался кубический метр.
Посмотрели мы с недельку на эти земляные работы и головы повесили: при таких темпах дорогу окончат не раньше конца пятилетки. Еще прошла неделя. В общем собрании заговорили:
– С такой работой нечего возиться. Либо бросить все дело, либо искать новых рабочих.
– А где ты их найдешь?
Пришел в собрание и десятник с дороги и сказал:
– С дорогой плохо, прямо вам говорю.
Кто-то из коммунаров спросил:
– А если бы нам взяться за дело?
Десятник улыбнулся высокомерно:
– Что вы, разве это детская работа?
– Какие мы дети! – обиделся Грунский. – Хорошие дети…
– Сколько там у вас больших, а малышам будет трудно. Знаете, земляная работа, она…
Так собрание и кончилось ничем. У себя я сказал десятнику:
– Жалко, разумеется, отрывать ребят от производства, но вы знаете, если бы ребята взялись, за шесть дней выемку бы окончили.
Десятник и теперь не поверил, а через три дня снова пришел ко мне и сказал:
– Что ж, надо прекращать работу. Это волынка обходится дорого, и к осени дорогу не окончим.
– А не потрубить ли нам, Василь, совет? – спросил я Дорошенко.
Дорошенко подумал, подумал:
– Насчет дороги? А как же с промфинпланом будет? На дорогу нужно не меньше десяти дней.
– Десять дней? – удивился десятник. – Голубчики мои, да это ж прямо чудо… Давайте…
– Потрубить можно, что ж, – сказал Василь.
Потрубили. Командиры задумались:
– Десять не десять, а на неделю придется закрыть производство.
Соломон Борисович разволновался до истерики:
– И что вам в голову приходит? Откуда такое приходит в голову? Десять дней, это по себестоимости на сорок тысяч рублей продукции. Что такое? Вы соображаете своей головой?
– А если останетесь совсем без дороги? – сказал десятник.
– Как без дороги? Без дороги нельзя…
– Соломон Борисович, – сказал кто-то, – если мы не выполним промфинплан, тогда можно будет в июле лишний час прибавить, да мы и так выполним…
– Надо не выполнить, а перевыполнить…
– И перевыполним…
– Ну, делайте как хотите, – сказал Соломон Борисович.
Совет командиров постановил: отдать на дорогу одну пятидневку за счет производства и за счет учебы, – значит, по 8 часов в день. В школе у нас дела шли хорошо.
– А лопаты будут? – спросил я десятника. – На сто пятьдесят человек!
– Да я вам не только лопаты, я вам черта достану, только помогите.
Совет командиров немедленно отправился на дорогу и разделил всю выемку на двенадцать частей – по числу отрядов, пацанам и девочкам дали более мелкие части выемки, кто постарше – глубокие. Вышло на каждый отряд по сорок с чем-то метров погонных.
Филька посмотрел на свой участок и сообразил:
– По два с половиной метра на пацана, а глубина тут сантиметров тридцать… Ого…
В следующие дни линия дороги была похожа на какой-то фейерверк земляных бросков. По сторонам линии все росли и росли земляные валы, коммунарские головы все глубже и глубже уходили в землю. Через три дня четвертый отряд окончил свой участок и перешел на участок девочек, а девочек упросили отправиться на помощь пацанам.
– Там вам легче, здесь высоко бросать нужно…
Все-таки за пятидневку не окончили, пришлось истратить и выходного дня половину.
Но к вечеру в выходной пришел ко мне десятник и сказал, захлебываясь:
– Это же замечательно, честное слово, я никогда такого в жизни не видел… Это же замечательно, ей-Богу, это прямо замечательно!..
Был тихий и теплый вечер. Коммунары прогуливались по вырытой выемке, и Сопин декламировал:
– Пацаны – это тебе кадры! Это не какая-нибудь мелкая буржуазия из Даниловки…
В первых числах апреля еще волнения – перевыборы совета командиров.
За месяц вперед началась кампания по перевыборам. Комсомольское бюро часто и ужин пропускало за этим трудным вопросом. А вопрос был действительно трудным: новому совету командиров предстояли большие дела – тяжелый промфинплан, постройка, конец учебного года, кавказкий поход. Дорошенковский созыв, по мнению бюро, растрепал коммуну: воров завели, потеряли Воленко, разбаловали пацанов, не сумели крепче связаться с инженерами, проектировавшими новое производство. Только и заслуг было, что приступили к дороге. И в бюро и среди актива все высказывались за крепкий состав совета:
– Надо выбирать таких, чтоб корешкам не смотрели в зубы.
В некоторых отрядах не нравились такие идеи. Литейщики и кузнецы доказывали:
– У нас все одинаковы. Кого отряд выдвинет, тому и будем подчиняться.
На избирательном общем собрании споров не было.
Бюро выдвинуло еще одно предложение: не избирать отдельно дежурных по коммуне, а дежурить командирам по очереди:
– А то у нас так: дежурный на части разрывается, а командиры смотрят – пускай себе. А вот когда он будет знать: сегодня этот дежурит, а завтра я, так у него другой порядок в отряде будет.
Против этого никто не возражал – в самом деле – да и начальства меньше. Это постановление имело в дальнейшем огромное значение. Коммунары в коллективе сделались с тех пор действительными руководителями нашего коллектива.
Собрание выбрало таких кандидатов:
Первого отряда – Землянский
Второго отряда – Швыдкий
Третьего отряда – Ширявский
Четвертого отряда – Клюшнев
Пятого отряда – Похожай
Шестого отряда – Кравченко
Седьмого отряда – Дорохов
Восьмого отряда – Студецкий
Девятого отряда – Сергиенко
Десятого отряда – Вехова
Одиннадцатого отряда – Пихоцкая
Секретарем совета командиров выбрали Никитина, подчеркивая этим избранием большие задачи нашего самоуправления. Никитин – самый старый коммунар, пребывавший командиром несколько раз. Он до сих пор находился как бы в покое, и выбирали его только в самые ответственные комиссии. Никитин – человек, прежде всего, суровый, во-вторых, Никитин знает все…
…
…
[14
Положение на фронте (…)]
…
…
…напихал Колька всякого добра: бинтов, йоду, каких-то капель, английской соли…
Было много мороки со всеми этими мелочами. Уже с июля стали собирать ребята старые газеты, чтобы выложить ими в корзинах.
Совет командиров мобилизовал всех женщин в коммуне научить ребят складывать костюмы так, чтобы они не мялись и не мешали друг другу. Это оказалось довольно сложной наукой, и многие пацаны с трудом постигали ее теоремы. Командирам по горло было забот с общевзводным имуществом: ведра, топоры, гвозди, веники, фонари. Фонарей «летучая мышь» полагалось на каждый взвод три штуки. А для фонарей нужен был керосин, а для керосина банки.
В особенности много повозились мы с лагерями. Сначала думали взять палатки с собой в поход. По этому вопросу долго спорили на общем собрании. Маршрутная комиссия требовала, чтобы палатки сопровождали нас по Военно-Грузинской дороге. Панов говорил на собрании:
Ознакомительная версия.
