Виктор решил серьезно поговорить с отцом.
— В чем причина подобной критики, папа? — спросил однажды он.
— Я могу тебе объяснить это лишь вкратце. Твои друзья тебя любят, это не вызывает сомнений. Но каждый из них и все они вместе взятые превосходят тебя в практицизме, в житейском опыте. В этом я вижу некоторую помеху для твоей творческой работы…
— Мне не совсем понятен ход твоих мыслей.
— Мой сын мог бы сделать в области научного творчества, несомненно, больше, если бы сила его познавательного дерзновения не отвлекалась другими занятиями.
— Извини, папа. Мне понятно твое беспокойство о том, чтобы мое внимание было предельно сконцентрировано в сфере научно-учебных интересов. Но ведь ты сам говорил об опасности замкнуться в избранной сфере. Помимо того существуют жизнь студенческой среды, интересы молодежи. Разве можно жить, отгородившись от них? Да и резкое обращение с людьми вообще недопустимо!
Виктору удалось отстоять права друзей. Они стали собираться чаще. Амазасп Асатурович заметил, что осью, вокруг которой вращаются их интересы, являются разговоры о солнечных факелах, об изменении их яркости. Сын чаще всего беседовал с Козыревым, этим невзрачным на первый взгляд юношей, и Матвеем Бронштейном, о котором говорили, что он очень знающий и способный студент, что он всю энциклопедию носит в голове и даже профессора время от времени опасаются вступать с ним в полемику.
Вскоре стало известно, что Виктор и Николай заканчивают совместную научную работу под названием «Метод определения высоты солнечных факелов по изменению их яркости». Отец и радовался, и тревожился. Было приятно сознавать, что его сын с помощью одного из своих друзей завершил первую научную работу на важную тему. Однако важную ли? Не получится ли так, как вышло с работой о тригонометрических функциях? Или с работой по теории чисел?
Незадолго до этого Виктор спросил:
— Папа, не знаешь ли ты, где живет академик Успенский, специалист по теории чисел?
— А зачем он тебе?
— Хочу показать ему одну свою работу.
Отец нашел адрес академика, и на следующий день Виктор отправился туда. Вернулся он разочарованным.
— И на этот раз можешь «поздравить» меня с неудачей. Это доказательство уже существует в науке.
«Конечно, хорошо, что неудачи не обескуражили Виктора и он продолжает научные занятия», — подумал отец. А вслух сказал:
— Да ты не огорчайся. Важно, что данная проблема тобой самостоятельно поставлена и правильно решена.
Однако вскоре ему суждено было получить иную весть о сыне. Он узнал подробности истории, прошумевшей на весь университет, в которой одним из главных действующих лиц был Виктор Амбарцумян.
Все началось с того, что в университете появилось броское объявление: «Начинает работать семинар по астрофизической теории индийского ученого, знаменитого математика и физика Бадичарака Рамазатвы». Профессора и студенты несколько дней искали в библиотеке университета, в публичной и академической, сведения о «знаменитом индийском ученом». Но все безрезультатно: литературы об этом не было. Тем больший интерес вызывал семинар. В назначенный час аудитория была набита до отказа.
Виктор Амбарцумян сказал несколько слов и начал писать на доске формулы. Когда доклад о «божественной теории» закончился, слушатели окружили Амбарцумяна, Козырева и Бронштейна. Их засыпали вопросами.
— Какие научные открытия можно ожидать от практического применения этой теории?..
Почти целую неделю в университете только и было разговоров о нашумевшем семинаре.
Лишь постепенно выяснилось, что история о Рамазатвой была шуткой. Автором ее оказался Матвей Бронштейн. Ему помогали Козырев и Еропкин. Виктор Амбарцумян должен был сочинить «теорию» и сообщить о ней на семинаре.
Отец переживал этот случай:
— Это некрасиво, неэтично. Что вы хотели сказать своей затеей?
— Мы решили немного позабавиться, подурачить студентов. И можешь себе представить, — оправдывался Виктор, — никто из присутствовавших не мог при анализе наших формул обнаружить в них неточности!
«Вот тебе и молодой ученый, — думал отец. — Детские шутки и научный труд. Как-то не вяжется… Однако, бесспорно, Виктор должен вести себя в университете серьезнее».
Многое остается навсегда памятным из того, что случается с нами в жизни впервые. Говорят, что даже, когда выходят потом многотомные сочинения, автору особенно дороги первые из напечатанных строк.
В голове Виктора рождаются новые мысли. Но с ними следует повременить. Учеба на старших курсах становится все сложнее. К тому же пора готовиться заранее к осуществлению заветного замысла — к поступлению в аспирантуру Пулковской астрономической обсерватории.
Восемнадцать лет. Совершеннолетие! Это событие было торжественно отмечено в кругу семьи, друзей. Найдено призвание, которому поит посвятить жизнь. Многое сделано, чтобы во всеоружии вступить на научное поприще. Опубликована первая научная работа — начало большого пути. Можно положить в личный архив билет Кружка молодых мироведов…
А в кругу друзей отца, нередко собиравшихся у него на квартире, разговор касался «дней былых» — студенческих лет, хотя и тут раздавались похвалы отцу и сыну: ленинградские друзья уже были наслышаны о знаменитой «педагогической системе».
— Эта система продолжает действовать? — спросил однажды доктор Тер-Айрапетян.
— Да, — ответил отец подумав. — Но в модернизированном виде. Она переживает, я бы сказал, последний период — период шлифовки.
— И кажется, успешно! — заметили друзья.
— Вам виднее, — уклончиво ответил отец. — Во всяком случае, у Виктора нет отбоя от желающих с ним побеседовать. Вот и сейчас у него сидит Георгий Гамов. Вы не слышали о таком? Он — физик. Виктор читает, вносит исправления в его работу о ядре, дает теоретические советы. Он часто бывает у нас. Парень гигантски высокого роста обладает писклявым голосом. Когда он говорит по телефону, получаются курьезы. Примерно такие:
— Кто у телефона?
— Я — Гамов.
— Какая дама?
— Да не дама, а Гамов!
…Ходит к Виктору Митя Иваненко, — продолжал Амазасп Асатурович. — Талантливый студент. Работает в области квантовой механики и вообще теоретической физики. Но товарищи называют его «маломощным математиком». Он уже второй год является к Виктору со своими научными работами.
— Это не тот, которого вы как-то назвали Димусом? — спросил Павел Константинович Дьяконов.
— Он! Он самый.
— Тогда вы упомянули о какой-то балетной истории, в которой были замешаны Виктор и Димус.
— Забавная история! — подтвердил отец. — Димус хорошо знал, что Виктор увлекается балетом, особенно когда выступает Галина Уланова. В таких случаях пятое — шестое кресла первого ряда в Мариинском театре бывают заняты Виктором и его другом Димусом. Однажды Димусу нужно было выехать по делам в Москву, и он не мог присутствовать на спектакле. Тогда он и дал телеграмму: «Ленинград. Театр оперы и балета. Улановой. Прошу при выступлении помнить, что в пятом кресле первого ряда партера сидит известный ученый, профессор Амбарцумян и зорко следит за вашей игрой, о чем докладывает вам не менее ученый муж Дмитрий Иваненко».
…Студенты девятисотых годов переживали прошлое. Студенты двадцатых годов стремились в будущее. Ковалось новое звено цепи поколений.
Все новые и новые замыслы рождались в голове. Хотелось взяться за многие интересные темы, заглянуть в разные тайники науки. Уже лежали наброски нескольких научных работ. Одна из них, предназначенная для сборника студенческих статей математического кружка Ленинградского университета, была почти закончена. И даже озаглавлена: «Метод численного решения интегральных уравнений первого ряда».
Еще в ту зиму, когда Виктор учился на третьем курсе университета, проснулись в нем скрытые силы — силы полемиста. Они крепли прямо пропорционально сопутствующей ему всю жизнь ненависти ко всяким разновидностям идеализма, особенно в астрономии.
Давно уже нацелился молодой ученый на идейных противников. Повод для первой атаки дал английский астрофизик Эдуард Артур Милн. Тридцатилетний англичанин уже имел имя в научном мире. Незадолго до того он опубликовал работу о лучистом переносе энергии в звездных атмосферах. Этот труд хвалили даже солидные научные издания. И вдруг в журнале английского астрономического общества появилась статья студента Виктора Амбарцумяна. Надо полагать, она была написана достаточно обоснованно, если почтенный журнал счел полезным опубликовать ее. Статья представляла собой памфлет, направленный против умозрений и математического формализма Милна. Профессор чистой математики, в руках которого иногда задача лишалась всякого физического смысла, получил предметный урок для размышлений.
