ремесленников и приспособленцев в науке вроде Бакена: «Почему, объясните мне, ученые, исследующие русскую литературу, обычно владеют несколькими языками, отлично знакомы с историей… Вы же… И подобные вам… свистом, так сказать, скалы раскалываете, а сами простейших вещей не знаете!.. И не считаете нужным знать! Если ребенок едва-едва считает на пальцах, но не усвоил четырех арифметических действий, его не переведут из первого класса во второй. Зато наши «высокочтимые» желают стать докторами наук, так и не научившись считать до десяти!..»
Суровые и справедливые слова. Но, выговорившись, профессор подмахивает Бакену нужную тому рекомендацию. А потом — неделю спустя — и ставит доцента в пример Едиге: «Может быть, Бакену не хватает глубины, полета мысли, но науку двигают вперед не болтуны, а рядовые труженики… и вообще, молодой человек, для вас пока самое главное — научиться у того же Бакена, как надо себя держать и как работать, и как, между прочим, разговаривать со старшими…»
Азь-ага — настоящий и крупный ученый, заслуженный человек, но ради душевного уюта он готов закрыть глаза и на нечестность и бездарность своих «учеников», и на то, что его родной сын превратился в паразита и тунеядца… И ничего, кроме растерянности, не вызывает у него и прямое «научное» воровство доцента Танибергенова… И зоркий Едиге не может не видеть что-то общее в своей жизненной позиции с позицией «слепого» профессора Азь-ага.
Не может Едиге не замечать и того, что его грандиозные творческие замыслы в какой-то мере пародируются его случайным знакомым — пожилым графоманом Кульдари, «стариком честолюбивым, бездарным и несчастным», который хочет «отразить наш век в произведении гигантском, труде титаническом… где и «Тихий Дон» оказался бы лишь эпизодом, коротенькой главкой…» А ведь когда-то Кульдари, как Едиге сейчас, «подавал надежды» — об этом свидетельствуют пожелтевшие подшивки газет двадцатых годов…
В конце повествования Едиге готов признать правоту Кенжека, когда тот, разгневанный, бросает ему в лицо горькие слова: «Ты пыжишься, надуваешься, потому что у тебя мания величия. Ты бог знает что о себе думаешь, а на самом деле ты просто трус… Гордыня тебя заела!..» Жанибеков бросает аспирантуру, уезжает куда-то на дальний Север, в «край, где расстаются с прошлым и начинают новую жизнь». Нельзя сказать, чтобы такой сюжетный поворот казался особенно правдоподобным и убедительным, равно как и краткая информационная справка эпилога: «Характер Едиге изменился в лучшую сторону. Он уже не считает себя пупом земли. Он внимателен к родственникам, обходителен, сдержан в спорах со знакомыми и друзьями. Правда, в его характере заметна некоторая замкнутость. Но это и понятно. Шесть или семь лет он провел на Камчатке или Чукотке, в краях, где природа сурова и не располагает к праздной болтовне…» В этой сухой краткости чудится затаенная ирония, словно приглашающая читателей не слишком всерьез принимать сообщения о метаморфозе, происшедшей с героем. Но некоторая нечеткость, размытость финала ни в коей мере не снимает серьезности нравственных проблем, резко и глубоко поставленных в романе.
Отчетливо чувствуется, что автор досконально знает жизнь своих молодых героев, искренне любит их: «У молодых людей в возрасте от двадцати двух до двадцати пяти лет (средний возраст аспирантов) не хватало времени для простых житейских дел, из которых складывается повседневное существование. Они жили будущим и для будущего, направляя свою не растраченную на пустяки энергию к отдаленным целям. Как сказал бы поэт, ветер великих надежд раздувал широкие паруса их желаний». Но отношение автора к изображаемому им кругу начисто лишено сентиментальной умиленности.
«Мухтар Магауин отлично знает историю своего народа», — еще в 1969 году сказал Чингиз Айтматов о молодом тогда писателе. Разумеется, естественно, что в конце концов прочные научные интересы историка родной литературы не могли не привести талантливого прозаика к историческому жанру. Наиболее крупная работа М. Магауина последних лет — историческая дилогия «Смутное время». Сейчас она переводится на русский язык.
Писатель обратился к далеким временам — действие происходит в 1588—1610 годах в казахской степи, Сибири и в Москве. Среди персонажей книги — казахский хан Тауекелл, царь Федор Иоаннович, Борис Годунов, Кучум, Болотников, Марина Мнишек, Лжедмитрий II, а главный герой романа — сын и наследник Тауекелла Ораз-Мухамед. Судьба этого исторического лица была уникальной даже в ту богатую необычайными судьбами эпоху. Семнадцатилетним юношей он попал в Сибирь в плен к русским, был перевезен в Москву, остался при дворе русского царя, став крупным государственным деятелем и полководцем — он командовал всеми «инородческими» войсками, был воеводой, ханом зависимого от России Касимовского ханства. Во время крестьянского восстания Ораз-Мухамед со своей дружиной примкнул к нему, позже он был предательски убит по приказу Лжедмитрия II.
Не придворная и батальная хроника, не романтические похождения героев интересуют автора. Сам Мухтар Магауин говорит, что его дилогия противостоит попыткам перенести в национальную литературу «вальтер-скоттовскую» традицию, возрождать которую — а таких попыток немало — в конце XX века явно нецелесообразно. И в своей исторической дилогии М. Магауин — последовательный и строгий реалист. Он определяет свою книгу как художественное исследование далеких истоков дружбы русского и казахского народов, истоков братства и человеколюбия. Путь к ним нелегок, он идет, преодолевая вражду и отчуждение, рознь и боль. Но это единственный путь, предначертанный историей…
Невыдуманная жизнь встает со страниц произведений Мухтара Магауина, серьезного и строгого писателя, герои которого страстно ищут и стойко защищают подлинные нравственные ценности.
П. КОСЕНКО
В неправильно прочитанном Бакеном тексте («Визири…» и т. д.) вместо «уәзірлер» (визири) нужно читать «үзілер» (обломаться). Едиге верно уловил по разговору, что там должно быть: «Обломаю я же рога свои». Речь идет о стихотворении прославленного средневекового казахского поэта Шалкииза.
Очевидно, Едиге имеет в виду известное высказывание Фридриха Энгельса (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 18, стр. 509).
Шыгайбай — сказочный персонаж, скупой и жадный бай, моривший гостей голодом. Закладывая в котел мясо, он приговаривал: «Варись, мое мясо, пять месяцев…»
Какие хвастуны!.. (англ.)
Дорогая… Горы Алатау высоки… Выше уровня моря на много тысяч метров, но кажутся низкими человеку, стоящему рядом (нем.).
Простите меня (англ.).
Здесь и далее Едиге перефразирует одну из Орхонских надписей, известных в истории под названием «Памятник в честь Куль-Тегина».
Имеется в виду казахская поговорка: «Учи ребенка с рожденья, жену — со свадьбы».
Кокпар — национальная конная игра, смысл которой заключается
