— Как прикажете это понимать?
— Понимай, как хочешь, а только мусульмане всегда были против бога, да покарает его аллах!
И тогда Али-Хужа вспомнил, что нигде в Коране аллаха не называют богом: аллах — и все! И понял, что попал впросак.
С того вечера, как работавшие на расчистке дороги у Шайтан-перевала шубурумцы увидали удалявшегося к вечным ледникам Дюльти-Дага черного каптара, в ауле воцарилась паника и суматоха. Слухи и досужие вымыслы, один страшнее другого, катились из сакли в саклю, как снежный ком с горы, все увеличиваясь и увеличиваясь; уже стали пророчить скорое светопреставление, вестником которого будто бы и явился каптар. Конечно, теперь никакие силы не могли заставить суеверных шубурумцев выйти за границы аула. Дорожные работы забросили. Машины с товарами давно повернули обратно: тщетно они ждали, что им расчистят дорогу; не стоять же им за перевалом до весны!
В этой панике многие пожелали покинуть Шубурум навсегда, несмотря на строгий запрет сельсовета. Кое-кто даже бежал тайком по трудным горным тропам, навьючив домашний скарб на ишаков и лошадей. И среди беглецов были даже те, кто раньше ни за что не желал переселяться, покинуть святые могилы предков.
Начинались холода, а топливо кончилось. Заготовленные еще осенью дрова лежали в ущельях, но кто сейчас отважится спуститься за ними? И вот уже два дня в школе нет занятий — нечем топить печи.
Надо было срочно что-то предпринять. Надо действовать! И Чамсулла решил собрать людей, чтобы поговорить откровенно, по душам, хотя и сам не знал, как начнет трудный разговор. Несомненно было одно: надо освободить людей от страха… Может быть, объяснить им, что каптар не сказочное чудовище, а просто безобидное существо, животное, тварь вроде горного медведя? Можно сослаться на Хамзата, попросить его сказать несколько слов… В общем, не так страшен каптар, как его малюют…
По пути в мечеть Чамсулла забрел к председателю сельсовета. Мухтар сидел в передней комнате и после сытного хинкала пил чай. Жена его с соседками давно ушла в мечеть на собрание, а дочь Айшат лежала на тахте в соседней комнате и читала на сон грядущий какую-то медицинскую книгу… Мухтар обрадовался Чамсулле, пододвинул стул:
— Садись, еще есть время, — сказал Мухтар, посмотрев на старые стенные часы.
— Меня удивляет твое спокойствие! — возразил Чамсулла.
— Это я-то спокоен?! Ха-ха-ха!
— Да, ты. Это же позор, что творится в ауле! Вся республика подымет нас на смех. Может быть, даже вся страна.
— Ну, нам-то не до смеха.
— Глупо все! Я тебя спрашиваю, «сельсовет», что же это делается, а? Да ты «сельсовет» или не «сельсовет»?
— Да, «сельсовет». А что я могу сделать? Все было наладилось, люди так рьяно взялись за работу, за один день мы расчистили два поворота, и надо же было: явился этот снежный шайтан и сказал свое «салам-алейкум!». Будь он проклят!
— Кто мы такие, черт возьми, мужчины или нет?! — возмутился Чамсулла. — Мы же папахи носим.
— Да, я не хотел верить, но понимаешь: я же сам видел его и слышал.
— Наваждение! Померещилось!
— Померещиться могло одному, двум, но не всем же.
— Все равно не могу поверить. — Чамсулла наконец опустился на стул.
— Дочка, налей Чамсулле чаю, — громко сказал Мухтар.
Айшат вышла из своей комнаты, налила гостю крепкого чая.
— Ты, Чамсулла, не кричи. Давай поразмыслим спокойно, что сказать людям…
— Сказать, что его нет.
— Но он есть! Это такая же правда, как то, что мы с тобой сидим за столом, — возразил Мухтар.
— И рассказывают, что он очень похож на человека, — вмешалась Айшат. — Страшен, говорят, лицом, уши лохматые, весь обросший… Это правда, папа?
— Не знаю… Я с ним не здоровался! — возразил Мухтар. — Иди займись своими делами. И без тебя тошно.
— Нет, по-моему, здесь все посходили с ума! — вскочил Чамсулла. — Ну, я пойду. Не опаздывайте.
— Выпей чаю.
— Не хочу, спасибо! — И Чамсулла ушел.
— Возмущается так, будто это я выдумал снежного человека, — сказал с досадой Мухтар вслед парторгу.
Только вышел Чамсулла, как порог переступил колхозный кладовщик Раджаб, прозванный Одноглазым. Он, как всегда, навеселе. Молча подошел он к Мухтару, молча пожал руку, с шумом отодвинул стул и сел, пристально глядя на председателя сельсовета единственным глазом.
— Выпил? — спросил Мухтар.
— Да.
— Для храбрости?
— Может быть. С каптаром, «сельсовет», дело нешуточное. От него всего можно ждать. Он и на колхозный склад может явиться. А что?
— Зачем?
— Откуда мне знать?.. Мало ли что он может натворить… на складе. Но разговор сейчас не о том. Вот скажи: ты мне друг?
— Допустим, что дальше?
— Не «допустим», а прямо скажи: да или нет?
— И да и нет.
— Ох и не люблю же я людей, которые из своего сердца делают хурджин!
— Ты хочешь, чтоб я сказал «да»? Хочешь выжать из меня это слово? — поморщился Мухтар.
— Зачем выжимать? Вот наш парторг Чамсулла — я с ним сейчас нос к носу столкнулся — так он мне прямо в лицо сказал: «Нет!» И правильно, у мужчины одно слово должно быть, а не два. — Раджаб щелкнул пальцами. — Правильно говорю?
— Чамсулла настоящий мужчина, и если он скажет, что у тебя есть хвост сзади и длинные уши на лбу, то я могу это заверить и приложить вот эту самую печать, — промолвил Мухтар и достал из кармана кисет, а из кисета вытащил круглую гербовую печать.
— Эхей, зачем, ну зачем прикладывать печать на пустяковую бумажку? Жалко… У меня есть один акт…
— Что, крысы опять съели брынзу?
— Нет… На этот раз хуже… Мы же, дорогой «сельсовет», хоть и дальние, но все же родственники. — Раджаб было протянул руку к печати, но Мухтар спрятал ее в кисет и сунул обратно в карман.
— Родственники, говоришь? Как же: на одной переправе спинами стукнулись… Пошли, пошли, люди уже ждут.
Мухтар хотел встать, но Раджаб удержал.
— Сядь-ка, дорогой «сельсовет»! Добрый ты человек, а с добрым и посидеть приятно. — И Раджаб вытащил бутылку. — Еще летом кунак привез. Люблю я эту штукенцию! Ты только на этикетку взгляни: черный тур на скале. Эмблема!
— Скоро вы сделаете эмблемой каптара под зеленым сводом ледника! — возмутился Мухтар. — Ну, не дурачься. Лучше выпей крепкого чая.
— Да что там чай… Чай, дорогой ты мой, не коньяк, много не выпьешь. А эта… — Раджаб чмокнул бутылку и поднял над головой. — Это же золотой ключик, открывает все тайники на земле.
— И даже двери колхозного склада? Ты смотри у меня!
— Нет, Мухтар, глубоко ошибаешься.
— Клади свою эмблему обратно и пошли…
— Эх, непонятливый ты человек, — покачал головой Раджаб. — Давай выпьем! Я же от тебя ничего не требую, а ты уже готов думать обо мне дурное… Нет, дорогой «сельсовет», я тебе — друг!
— Пьющий в долг, говорят, дважды пьянеет. Ты это знаешь?
— Не знаю. А разве это плохо?
— Нехорошо. Раз пьянеет, когда выпьет, а другой раз, когда поймет, что натворил во хмелю.
— Ну что ж, а чай пить все-таки не буду! — Раджаб спрятал бутылку и встал.
— Мы уходим, дочка! А ты не идешь?
— Я устала сегодня, — сказала Айшат, выходя из своей комнаты.
— И не страшно тебе одной оставаться в сакле, Айшат? — удивился Раджаб.
— А чего мне бояться? Надеюсь, снежный человек не пожалует в гости… — улыбнулась Айшат.
— А что ж? Запри, Айшат, хорошенько двери и никуда не выходи, — погрозил пальцем Раджаб. — Каптара недавно видели у недостроенной бани…
— Наверно, блохи замучили, хотел помыться, — усмехнулся Мухтар.
— И не только у бани. Он, говорят, часто появляется у сакли Адама, где живет Хева.
— Пошли, пошли! — Мухтар подтолкнул Одноглазого.
ПРОДЕЛКИ СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА
Слухи о каптаре широко разлетелись по Дагестану, вызывая у одних насмешливую улыбку и веселый смех, у других — смятение и суеверный страх, а у третьих, любящих происшествия, даже горькое сожаление, что каптар появился не возле их аула, а где-то у шайтана на рогах — у самых «небожителей». Сообщения о снежном человеке в Шубуруме появились не только в местных газетах, но даже в центральной печати. Зашевелился и мир ученых-исследователей — зоологов и биологов, историков, археологов; даже литераторы заинтересовались; даже те, кто еще недавно был настроен скептически, теперь торопились высказать свои суждения. В печати появились самые противоречивые выступления. Многие поддержали версию Хамзата, который в пространной статье довольно обоснованно доказывал, что это не человек, а животное, имеющее хвост; да, да, там, где были найдены таинственные следы на снегу, был явственно виден след хвоста! Другие, однако, продолжали утверждать, что это человек типа неандертальца. И для того чтобы выбраться из водоворота суждений, споров и кривотолков, ученый мир решил послать экспедицию в Шубурум. Правда, пока только решили, но еще не организовали; ученые не любят торопиться. Да и, признаться, мало было охотников отправиться в такую пору в горы к самым ледникам, рисковать собой… К тому же и дорога в Шубурум все еще не расчищена: попробуй доберись! Но пока ученый мир обдумывал в мельчайших подробностях предстоящую экспедицию, спорил и готовился, зашевелился, заволновался, загудел мир журналистов. Особенно решительным оказался разъездной корреспондент местной газеты, молодой, еще не женатый и потому расторопный, только что окончивший университет Касум. Да, да, тот самый, который написал на три колонки острый, меткий, яркий фельетон о браконьерах на реке Сулак, промышлявших рыбой из запретных вод, и которому однажды вечером пришлось столкнуться нос к носу с тремя из своих героев, настроенных не очень доброжелательно, но удалось выйти из потасовки победителем, хотя и не без повреждений. Да, это был тот самый Касум, неугомонный Касум, прозванный в городе «дружинником номер один», готовый лезть в любое пекло, вездесущий непоседа, которого нелегко застать в редакции и которого знают все горожане не меньше, чем начальника милиции. Разве мог такой человек усидеть спокойно, когда представляется возможность прославиться на весь мир: взять первое интервью у снежного человека, заснять его с лампой-вспышкой и показать всему населению земного шара?! Касум так заторопился, что даже забыл сообщить редакции, куда отправляется; к тому же и не хотел об этом особенно распространяться; у Касума свой метод: меньше болтовни, больше дела! Напишет корреспонденцию и положит вместе с фотографиями на стол редактору — вот и все! А разговоры сами собой возникнут после выхода в свет газеты с его очерком.
