И когда я уже стал забывать, зачем сюда приехал, и все мои мысли кучей сбились только вокруг желания не отстать от мальчишек, не заблудиться — тут и настал конец пути. Поле внезапно оборвалось, а под обрывчиком лежал Ик. Прямо в воду уходила колесная колея, по которой мы так долго шагали.
Но обрадовался я рано. Самое главное испытание ждало впереди. То, что я издалека принял за проволочную изгородь, оказалось подвесным мостом через Ик. Мост предстояло перейти. Как я мог забыть об этом? Еще когда копали червей у пруда, большие мальчишки перемигивались и многозначительно говорили:
— Посмотрим, как на подвесном… Прошлый раз кое-кто обложился…
И теперь Колька Петрушкин с ухмылкой пропускал всех вперед, зачем-то отдав свое удилище Витьке.
Я дошел почти до конца, мальчишки на другом берегу с интересом наблюдали за нами. Далеко внизу тускло поблескивала вода, от нее поднимался туман, кружил голову и звал, звал к себе… Было от чего колотиться сердцу — мост отзывался на каждый шаг дрожью, изгибался вверх и в стороны, отчего хотелось распластаться на нем, вцепившись в доски и зубами, и руками. Стараясь не смотреть вниз, я почти бежал, чтобы быстрее оказаться на прочном, твердом, хоть и чужом берегу.
За спиной моей шел Колька. Он вдруг заорал:
— А ну, кто в летчики годится?
И стал раскачивать мост. Я впился пальцами в трос, служивший поручнем. Так как я стоял уже близко к берегу, меня качало слабо. А вот Генке пришлось худо. Он едва миновал середину, когда Колька начал испытание на летчика. Генка широко расставил руки, будто собирался взлететь. Он не мог схватиться за трос, потому что опоздал, теперь тот бился и прыгал, как скользкая рыба, не даваясь в ладонь. Витька оказал:
— Ладно, хватит. А то нырнет еще…
Генка спустился медленно по ступеням, и лицо его было бледным.
Колька Петрушкин спросил громко:
— Что, Гуляш с повидлом, еще поедешь на рыбалку?
Все засмеялись, и я тоже засмеялся. Потому что я-то не побледнел, и меня еще возьмут на рыбалку.
Чего я на рыбалке не ожидал — так это трудностей при забрасывании удочки. Червя я кое-как насадил — я уже их не боялся и спокойно брал в руки извивающуюся тварь Посмотрел, как лихо зашвырнули свои поплавки Витька с Колькой и другие мальчишки, плюнул на крючок и… долго потом вытаскивал его из штанов. Потом зацепился леской за куст, потом пришлось передвигать сползший поплавок — а ловля-то не ждет, утренний клев вот-вот прекратится! Я жутко завидовал сейчас мальчишкам, без труда достающим грузилами до середины реки. Кое-кто из них забросил по две удочки да еще привязал к берегу по паре закидушек из толстенной лески. Ясное дело, какая на такую снасть пойдет рыба — эх, я не догадался взять…
Мое сердце оборвалось, когда бутылочная пробка с пером мелко задрожала — но не так, как было уже несколько раз, а вдруг запрыгала, исчезая и вновь появляясь на воде, потом и вовсе пошла в сторону. Я твердо помнил, что сначала нужно подсечь ее, потом, искусно утомив, подвести ее к берегу и, если нет сака, быстро наклониться и схватить ее за жабры, норовя запустить пальцы поглубже, — так написано в книжке «Рыболов-спортсмен». Я… дернул удочку изо всех сил — леска с грузилом со свистом пронеслась над головой и опустилась далеко за спиной. А под ноги мне шлепнулась рыбка. Пару раз подпрыгнула и затихла, лишившись сил. Тут я навалился на нее животом, затем, как полагается, крепко стукнул по голове и только после этого рассмотрел добычу. Рыбка была красивой — с прозрачными плавниками, иссиня-черной спинкой и серебристыми боками. Только что она плавала в таинственной глубине, может быть, тыкалась носом, вот этим самым, в таинственные сокровища — и вот, лежит на моей ладони. Надо же, поймал! Нужно сейчас же показать ребятам, чтобы все увидели замечательную, таинственную рыбку!
Витька Артемин поморщился:
— Синтявка. У меня подус сорвался — вот такой! Колька видел…
— Это у меня сорвался, — сказал Колька. — А синтявок я не беру — так когда, для Мурки…
Не утерпев, я показал рыбку Генке. Он хмуро посмотрел на мою ладонь, сплюнул и сказал:
— Они на хлеб здорово берут.
Я стал ловить на хлеб. Это даже лучше — не надо запускать пальцы в чулок с кишащими синими червями.
Знай скатывай мякиш в комочек и насаживай на крючок. И леска гораздо реже запутывается, потому что за наживку не боишься, хлеба в кармане навалом.
— Клева сегодня нет, — сказал Витька. — Прошлый раз я здесь три вот таких поймал!
— А я две, — сказал Колька. — Правда, побольше — вот таких.
Решили идти на перекат. Хоть пескарей натаскать, раз крупная сегодня не берет. Витька с Колькой рассказали, что ловили на перекате по двести штук.
Прыгая по камням, наступая в замоины и лужи, мы двинулись вниз по течению. Я спрашивал: что это такое — перекат? Мальчишки морщили лбы, говорили: «Ну, это когда…» Потом досадливо махали рукой: «Сам увидишь!» Издалека о приближении переката возвестил неясный шум, какое-то бормотание и хлюпанье. Потом по берегу потянулся гравий и окатанные булыжники, и река стала широкой. И вот он перекат — множество кипящих, поющих, бегущих по реке волн. Мы скинули ботинки, штаны и вереницей пошли в воду.
На перекате ловить надо без поплавка и с коротким удилищем. Бросаешь крючок с червем, и его волочит мимо тебя. Дна не видно — пестрая вода играет тысячью маленьких солнц, бьющих в глаза. Подошвами чувствуешь острые камешки и скользкую гальку. Босые ноги сразу стало щипать и колоть. Я подумал: «Эге, да здесь меньше сотни и впрямь не надергаешь. А ну как в сумку не влезут?»
Через полчаса я поймал первого пескаря — кругленького, толстенького и с рыжими усами. Я вышел на берег и положил его на сумку рядом с моей первой синтявкой. Он выглядел, как школьный плотник дядя Афанасий возле тощей учительницы по истории.
Потом все мальчишки вылезли греться на берег.
— На жареху есть, — сказал довольный Витька. — Пожуем, что ли, братва?
На постеленных фуфайках начали закусывать и только сейчас заметили, что Генка продолжает стоять в реке. Вода билась ему в голые ноги и уходила веером вниз по течению. Он неподвижно стоял, время от времени поднимая руку с удилищем и делая новый заброс.
— Гуляш с повидлом, вылазь! — закричал Колька. — Замерзнешь!
Никто не уступил Генке места на фуфайке, поэтому он пристроился поодаль, на камнях. Он был насупленный и не поворачивал к нам головы — смотрел куда-то в гору, закрывавшую вдали полнеба. А мальчишки начали вспоминать разные случаи, произошедшие с ними в деревне или пионерском лагере, когда они спасли утопающего. Оказывается, каждый кого-нибудь спас, а Витька с Колькой даже по два человека. Плохо, когда у тебя нет деревни и ты не ездил в пионерский лагерь, где каждый день кто-нибудь тонет. Генка, наверное, тоже никого не спасал, иначе бы не испугался на мосту.
После обеда еще немного постояли в воде, потом начали бросаться камнями. Бросались, бросались, пока всем не надоело.
А я с самого начала не участвовал, все равно дальше, чем Витька Артемин, не бросишь. У него дома гантели есть, он ими занимается.
Витька вытащил из сумки будильник, перевел стрелку, сильно тряхнул его над ухом — и раздался звон. Витька объявил, что пора ехать домой. Ему хорошо, он больше всех наловил. На две штуки меньше оказалось у Кольки Петрушкина. У него на закидушке исчез червь, и он тоже стал чемпионом, потому что у него «ушла».
Я хранил рыбок в сумке, и когда раскрыл ее, сначала подумал, что их украли. Но оказалось, что сумка только с виду пустая — все рыбки лежали в одном углу. Какие они стали тощие и маленькие, когда высохли! Я посмотрел, как мальчишки рвут водяную траву, и тоже набил в сумку зеленых плоских стеблей — чтобы рыба не протухла.
И оказалось, что улов-то у меня не плох — сумка приятно округлилась боками.
Червей мы бросили в реку и заприметили место. Уж в следующий раз прикормленная рыба здесь дуром попрет на крючок.
Опять мы шагали длинным полем по колее, которая то и дело билась об ноги рытвинами, норовя повалить человека.
И снова большие мальчишки стали серьезными, зорко поглядывали по сторонам — нет ли опасности. Теперь шли быстрее — потому что возвращались домой, и строй наш растянулся. Чем ближе придвигалась автобусная остановка, тем длиннее становилась наша колонна — ведь у передних самые сильные ноги. Вот уже ферма рядом, а вот удушливая волна навозного запаха осталась позади, и рукой подать до бетонного коробка. О чудо! Возле него как раз остановился автобус, и пребывать на вражеской территории нам оставалось считанные секунды! Тут-то все и случилось…
Никто не заметил, как от крайних домов деревни отделилась группа деревенских мальчишек. Они выросли как из-под земли в зловеще черных фуфайках и пиджаках. Их отряд бесшумно вошел в наш рыхлый строй и отрубил хвост колонны. Хвостом был я. В разбитых, намокших сапогах я и так не поспевал за остальными, а увидев перед собой врагов в мрачных одеждах, и вовсе оторопел. Они были умными — не стали догонять передних, которые во все лопатки бежали к спасительному автобусу.
