Дмитрий Фурманов - Том 5. Путь к большевизму

И как бы уточняя все сказанное, Лелевич кончает книгу следующими словами:

«Одни из этих „переходников“ так и остались „лишенными классового костяка“ и либо отошли от революции, либо остались более или менее близкими попутчиками ее. Другие крепко спаялись с пролетарскими массами, выварились в большевистском котле, стали трудовыми бойцами „батальонов рабочего класса“. Вторая дорога и была дорогой Фурманова.

И те, кто еще не вступил на эту дорогу, пусть извлекут из этой книги ту радостную готовность, то великое умение неустанно учиться у жизни, которые позволили Фурманову пройти через этап метаний, стать ярким образцом большевика и в жизни и в искусстве».

Однако вся социально-психологическая ценность этой книги Фурманова отнюдь не исчерпывается тем, что она должна помочь тем, кто еще не крепко спаялся с батальонами рабочего класса, не выварился в рабочем котле, не стал трудовым бойцом батальонов рабочего класса.

Вступив в партию «крепко спаявшись», интеллигент ни на минуту не должен позволить себе зачваниться, возомнить, что теперь ему сделана прививка против всех интеллигентских пороков. Да и рабочий как в процессе своего пути к большевизму, так и став членом партии — правда в другом толке и по иному, — но тоже должен постоянно проделывать большую работу над собой, отказываться от целого ряда старых навыков и воспитывать в себе новые. Иногда он это делает стихийно, иногда сознательно, но чем более этот процесс сознателен, тем он проходит успешнее. Величайшая ценность книги Фурманова состоит в том, что она учит тому, в какой степени сознательно всякий профессиональный революционер-большевик должен относиться к своим поступкам и к тем внутренним побуждениям, которые предшествуют поступкам, в какой степени он должен свою внутреннюю жизнь всю подчинять задаче революционной борьбы.

Путь к большевизму! Но кроме пути к большевизму есть еще путь в большевизме. И если для того, чтобы проделать путь к большевизму, нужна искренность, беспощадно-разоблачительное отношение к самому себе, трезвая объективная оценка своих сил и поступков с точки зрения общественной, которую культивировал в себе Фурманов, то еще в большей степени это нужно внутри партии, для пути в большевизме. Нет, не только для тех, «кто еще не вступил на эту дорогу» написана эта книга. Она полезна каждому члену партии и в особенности тем, кто закрывает глаза на сложность и противоречивость социалистической революции, кто подменяет изучение ее ходячими обыденно плоскими марксистскими представлениями, что, проделав эту дорогу до конца и завершив ее вступлением в партию, на этом успокоился, забыл, что слова Маркса о рабочем классе, который перестраивает общество, переделывает сам себя, относятся также и к авангарду рабочего класса.

Больше того — книга Фурманова, являющаяся не только дневником событий, но и дневником переживаний, говорит о том, что осознание своих внутренних психологических процессов, осуждение и отображение своих поступков, мыслей и чувств, с точки зрения интересов пролетарской революции не только допустимо, но и необходимо, т. к. помогает в выработке тех качеств, которые необходимы революционеру, укрепляет в нем «большевистскую фракцию чувств» (Безыменский). Этими качествами Дмитрий Андреевич Фурманов обладал в очень большой степени. И они не только привели его в партию, но они обусловили его постоянный рост внутри партии.

Этой книге придает интерес также и то, что она вскрывает некоторые особенности творческой работы Фурманова. «Чапаев» и «Мятеж» выросли из дневников. Фурманов обладал редким для художника свойством — фиксировать сознанием свои поступки и действия других людей в момент их совершения. Фурманов художественно обобщает событие в момент его совершения. Но сам он отнюдь не считал эти обобщения достаточными. Он фиксировал день за днем, иногда возвращаясь обратно, пересматривал свои впечатления и дожидался конца той или иной «эпохи» своей жизни. И тогда начинался художественно-обобщающий процесс на новой, еще более повышенной основе. Отбрасывалось случайное, несущественное, выделялось основное. Художественное сырье фактов превращалось в явление искусства, в обобщение на основе определяющей тенденции развития действительности.

«Путь к большевизму» является частью многотомного дневника Фурманова. Несомненно, что на основе этого дневника могло вырасти произведение, подобное «Чапаеву» и «Мятежу». И тот исключительный интерес и то общественное значение, которое эта книга имеет, несмотря на то, что она самим тов. Фурмановым не предназначалась к печати, еще раз подчеркивает всю величину безвременной потери, которую понесла пролетарская литература, потеряв Фурманова.

Ю. Либерийский.

2 марта 1917 г.

Вот оно — пророчество молодого, чуткого поэта. Мир устал от муки и поднялся могучей волной добывать украденное счастье. То, что еще вчера было «таинственной вестью», претворяется в дело.

Рабочие с утра остановили все фабрики, очистили средне-учебные заведения. Всюду ходят толпами. Есть красные флаги. Поют песни. Бегу на курсы, — там с товарищем Михаилом Черновым вывешиваем объявление:

«По случаю великих событий, происходящих в России, занятия прекращены до воскресенья».

Хотелось бы собрать Педагогический совет. Настроение таково, что дух захватывает. В Петербурге арестовано правительство. В Москве Начальник военного округа Мрозов-ский заперся с частью полиции в Кремле, но принужден был сдаться. Отовсюду мчатся беспокойные боевые вести. Люди ходят с восторженными, вдохновленными лицами. Готовятся к великому празднику России. Полицейских нет — все попрятались. Все заволновалось, заходило, словно в морской качке. Рушится старое зло, родится молодая, свободная Россия.

3 марта 1917 г.

Учрежден Революционный комитет общественной безопасности в составе семидесяти двух человек. Сюда вошли пятнадцать представителей от рабочих, семь — от командного состава 199 полка, десять — от рядового состава того же полка, по два представителя от «Единение — сила», «Почин», «Благоустройства ям», «Общества грамотности» и т. д. Этот Революционный комитет берет на себя управление городом, — от распоряжений до наказаний включительно. Стоят еще открытыми вопросы о городской милиции и об аресте должностных лиц. Впрочем, к вечеру уже носились упорные слухи, что ненавистный полковник Смирнов сидит под арестом. В 5 часов было собрание правления Общества грамотности. Были даны директивы членам, выбранным в Революционный комитет. На сегодня назначено новое собрание, где, между прочим, будет обсуждаться вопрос о захвате местной печати.

На собрании учащихся средне-учебных заведений такая неурядица, так мало толку, что дольше получаса немыслимо там оставаться.

Бестолковщина страшная. Неорганизованность полная. Прекрасные, благородные стремленья — у многих, а ясный и бодрый подъем — у всех.

Затем я иду на собрание интеллигенции.

Собрание интеллигенции хотели устроить еще накануне как в виду полной неорганизованности, так и в виду того, что уже раздавались отдельные недовольные голоса, уличавшие ее в полной бездеятельности. На собрании мало что было разрешено окончательно. Выработаны были, между прочим, тексты приветственных телеграмм: Временному Исполнительному комитету Государственной думы, Родзянке и Совету рабочих депутатов.

Если вчера можно было беспокоиться за судьбу поднявшегося народа, то сегодня, когда пришли центральные газеты, когда точно узнали, что обе столицы в руках революционеров, что все войско на стороне народа, — тревогу как ветром сдуло. Руки развязаны, сердце еле держится в груди.

Местный полк целиком перешел на сторону народа; офицеры клялись честным словом стоять за народ. Полковник с ними, но ему никто не верит: такой подлец может нарушить даже честное слово. Жандармы и полиция обезоружены. Совершилось небывалое в летописях событие: пятнадцать человек полицейских, во главе с полицеймейстером, осененные пятью красными флагами, подошли к думе с громкой марсельезой. У них на груди красные бантики, на устах слова! равенства, братства, свободы. Их щадят: все настроены против эксцессов. Торжественно и величественно проходит этот день революции. На площади все время огромные народные толпы. Уходят одни манифестации, — на их место приходят новые. Льются речи, как голоса пробужденной природы, скованной долгим, мучительным сном. Речи ораторов бестолковы. Много в них чувства и наружу прорвавшейся жажды борьбы, но еще более беспомощности и неуменья поставить все на свое место: и слово и дело. Солдаты, даже раненые солдаты с сестрами идут под сенью красного флага. Идут и поют. И эти свободные песни бьют по сердцам.