— Говорили! Говорили! — отозвалось сразу несколько голосов.
— Верно… Вспомнил… Было это говорено…
— А вы что сказали?
— Я сказал, что в эту субботу непременно поедем…
— Ага, попались! — закричали ребята.
Гонорарный день— Нельзя ехать сегодня! — заявил Пешков, несколько помолчав.
— Так вы опять отказываетесь? — вскочив с койки, сердито закричал рыжий мальчишка в бабьей кофте, подпоясанный шелковым поясом. В руках он держал связку воблы и крутил ею над своей головой.
Пешков с любопытством взглянул на него:
— Постой-ка, парень, да ведь я тебя вижу впервой…
— Ничего, Алексей Максимович… это парень стоящий, — заговорили разом мальчишки. — Это «Стенька стой улицы». Мы его пригласили. «Будь уверен, — говорим, — Алексей Максимович сегодня не обманет».
— Гм, для первого знакомства обманывать, разумеется, не следовало бы…
— Сдается! — громко прошептал кто-то.
— Верьте мне, именно сегодня я хотел исполнить свое обещание. Но сам я сегодня обманут кругом, — заговорил Пешков. — Сегодня день гонорарный. Я так и думал: зашевелятся деньжонки в кармане, и махнем с ребятами в горы. Для усиления средств пообещал редакции написать большой фельетон. Вместо большого вышел маленький. Редакцию я обманул. А маленький фельетон цензор зачеркнул. Просил выдать аванс, говорю: «Дайте хоть десять рублей вперед, мне с ребятами в горы ехать». Обещали — обманули. Пришлось мне построчного гонорара на неделю тридцать три рубля с копейками. А мне долги платить да жить до той субботы — неделю.
— Эх вы! Зачем чиновнице выкинули три пятерки? Ей бы и одной пятишницы за глаза…
— Что делать, погорячился… Назад она не отдаст…
— Ничего, проживете до той субботы. У лавочника-то, мы знаем, на книжку берете, — сказала деловито Маша Цыганочка.
Гнев народаНапоминание о лавочнике опечалило Пешкова.
— Лавочнику я тоже клятвенно обещал сегодня выплатить хоть часть. Не заплачу — он мне больше в долг не поверит.
— Поверит… Обязательно поверит.
— Значит, вы мне лавочника обмануть велите.
— Эка дело — лавочника! Да вы же сами говорили: он сок из нас всех пьет.
— Обманите лавочника! — в один голос решили мальчишки.
— Сколько на вас долгу-то? — справилась Маша Цыганочка.
— Без малого полета.
— Ему расчет кредит продлить, а то и все за вами пропадет. Перейдете в другую лавочку. А с вас чего взять: палка да шляпа, — рассудительно заключила девочка.
Пешков «освежил кровообращение в голове» при помощи безымянного пальца правой руки — так он называл это движение, которое передается в просторечии словами «почесал в затылке».
— Лавочника обмануть боится! А народ обманывать не боится! — насмешливо кинула Маша. — А кто народ обманывает? Сами вы нам говорили: цари!
Пешков обратился ко мне:
— Преподобный, что ты на это скажешь?
Я присоединил свое молчание к безмолвию разгневанного народа. Пешков тряхнул головой:
— Я отчаянный человек, товарищи. Кругом сегодня обман, пускай и я буду обманщиком. Категорически и бесповоротно отказываюсь от исполнения своих обещаний, в том числе и вам.
— Ах! — возмущенно выдохнула Маша. Все поникли.
Двугривенный— Вы подумайте маленько, — сказал, нарушая печальное молчание, «Стенька с той улицы». — Ведь мы тоже издержались. Вот взять меня к примеру: я у торговки десяток воблы купил. Хорошая закуска! — Стенька потряхивал связкой воблы. — Двугривенный отдал.
— А где двугривенный взял? — спросил Пешков.
— Мамка дала, послала на заварку чаю купить…
— Ну вот, стало быть, ты мать обманул.
— Зачем это? Мать нельзя обманывать. У меня свой обманный двугривенный был, я его в орлянку выиграл. Торговка все сомневалась: «Десяток воблы… Да есть ли у тебя, мальчик, столько денег?» — «Во, — говорю, — настоящий». Повертела она двугривенный в руках, хотела его спрятать. «Ишь ты, — говорю, — хитрая какая… Давай мои деньги сюда!» Она отдала. «Сначала, — говорю, — товар подай, а потом деньги. Всегда так делают!» — «Да ты убежишь!» — «А ты меня за ворот держи, пока я деньги не отдам». Она и согласилась. Одной рукой мне воблу подает, а другой за ворот держит. Я руку в карман, сразу нащупал обманный двугряш: он как намыленный. Сунул ей. Она меня отпустила. Я с воблой бегом. А она сразу все поняла: «Ах-ах! Полицейский! Полицейский! Держи его!» Да где тут!
— Стало быть, ты торговку тоже обманул. Вот я и говорю: сегодня кругом обман! — промолвил Пешков.
— Слушайте, мальчики, — вставила Маша Цыганочка. — Он опять свое: торговку ему жалко.
Пешков пропустил мимо ушей это колкое замечание и спросил:
— Ну, а мать-то велит тебе с нами ехать?
— Она мне еще гривенник дала, — ответил Стенька. — Вот! Гривенник-то, может, раз в жизни дала, а вы…
Стенька вдруг плюхнулся на пол, хлопнул оземь связкой воблы и заплакал. Громко заплакала и Маша Цыганочка. Мне показалось, что Маша плачет притворно. Мальчишки вздыхали и сопели. Стенька вдруг вскочил и сунул в руку Пешкова гривенник:
— Нате вот, возьмите! Лавочнику, что ли, отдадите?..
ЗаговорВыходка Стеньки была последней каплей, переполнившей чашу наших испытаний.
Алексей Максимович улыбнулся, попробовал гривенник меж пальцами:
— Этот хороший! Видно, придется ехать…
— Ехать! — хором завопили мальчишки. Пешков отвел меня в угол посоветоваться: надо было
составить смету, подсчитать нашу наличность. Нам предстояло нанять две лодки — это десять рублей. За две подводы мужикам в Переволоке — перевезти лодки из Усы в Волгу — тоже две пятерки. Итого двадцать рублей. А у Алексея Максимовича после уплаты за мою квартиру осталось 18 рублей 35 копеек, у меня в кармане было полтора рубля да Стенькин гривенник — всего 19 рублей 95 копеек. Дефицит ясен: не хватает пятачка. Рыбы-то мы на уху наловим! Но ведь нужно купить хлеба, сахару и чаю.
Ребята, видя, что у нас разговор серьезный, не мешали нам, тихо разговаривая между собой. Маша Цыганочка поняла наши затруднения и, обходя мальчишек, что-то нашептывала каждому, а потом подошла к нам с протянутой рукой:
— Вот это с нашей стороны.
На ладони у нее лежало несколько меди и серебра. Алексей Максимович поблагодарил и пересчитал деньги. Маша Цыганочка скромно отошла на свое место. У нас прибавилось еще 75 копеек. Все-таки ехать нам было не с чем. Ребята терпеливо ждали конца нашего совещания.
— Блестящая идея! — хлопнул я себя по лбу. — Попробуем, Алексей, их надуть.
— Боюсь, что это у нас не выйдет.
— Слушай…
Я пересказал тихонько Пешкову то, что придумал. Просветлев лицом, Алексей Максимович кивнул головой, видимо соглашаясь, и обратился к ребятам:
— Ну, довольно баловаться! Едем, ребята. Только ют…
Новое препятствиеПешков подошел к открытой двери на балкон, посмотрел на небо и свистнул:
— Беда, ребята… Чувствую, погода испортится. Быть ненастью. Уж вы мне поверьте.
Это было вовсе не то, на чем мы с ним согласились. Ребята сгрудились к двери. Алексей Максимович, ухватясь за косяки, никого не пропускал на балкон: «Еще провалитесь». Все тянулись к свету, разглядывая небо. Чуть-чуть веял приятный предвечерний ветерок. На ясном небе нет даже намека на облачко.
— Опять выдумал… Никакого дождя быть не может, — пробормотал Абзац.
Пешков закинул руки накрест за плечи и кашлянул:
— Верьте мне. Крыльца у меня заныли. Вернейший признак. Лучше барометра. Вам-то ничего измокнуть, а я как раз сегодня был у доктора. Он мне довольно ясно намекнул, что у меня с легкими дело неважно!
Пешков нахмурился и отошел к двери. Цыганочка забежала перед ним и, пятясь, строго смотрела в лицо.
— Хм, хм! — прокашлялся Алексей Максимович, улыбнувшись Маше, и сказал: — Доктора, черти драповые, тоже ведь врут, обманывают…
— А то нет, — согласилась Маша. — Зря пугают.
— Вот что, Маша: ты нам погадай. Будет дождь или нет? Доктор врет. А карты обманывают?
— Карты никогда не обманывают, — ответила надменно Маша, доставая из-за пазухи колоду.
Ловкие рукиИ Маша опустилась на пол. Мы все стеснились около нее кружком. Рядом со мной плечом к плечу стояли Стенька с воблой и Санька Абзац. Санька прошептал:
— Вдруг она дождь нагадает?
— Ну да… Глупая она, что ли… Она, брат, в карты ловкая. Как ни вскроет карту — все у нее хлюст козырей. Так меня обхлестала! Нос распух…
Маша достала из колоды бубновую даму и положила ее на пол лицом вверх.
— Почему же на бубновую?
— Это она на себя гадает.
— Гадай на всех… На Алексея Максимовича гадай.
