– Нет, я не пил. Я читал «Королеву Марго».
– Почему же ты не пил? – спросил толстяк невинно.
– Я вообще почти не пью, – сказал Минаков и, не зная зачем, добавил: – Из принципиальных соображений.
– Из принципиальных соображений?
– Да.
– Какие же это соображения?
Комиссия придвинулась к Минакову. Разговор становился все серьезнее.
– Алкоголь разрушает печень.
– Кто тебе сказал?
– Так это же в «Анатомии» написано.
Минаков понимал, что ему давно надо было замолчать, но он не мог остановиться.
– И поэтому ты не пьешь?
– Да.
– Совсем?
– Очень мало.
– Очень мало?
– Совсем мало.
Разговор зашел в тупик. Говорить вроде бы было не о чем, но они не уходили. Костя их понимал. Они долго собирались провести в общежитии неожиданную проверку, договаривались, созванивались, наконец приехали, а в общежитии никого нет – все уже успели удрать на море. Никаких ЧП, никаких нарушений. Что писать в отчете? И вдруг из умывальника вылазит заспанный, явно подозрительный тип. Про него вполне можно написать абзац в отчете: «Пьянствовал всю ночь, допоздна проспал, нарушал режим. В довершение всего нагло себя вел».
– Значит, совсем-совсем мало?
– Да.
– А если мы сейчас тебя на экспертизу?
– Экспертиза покажет кровь стерильной чистоты, может быть, только с примесями чеснока. Вчера я ел чеснок, – сам не зная для чего, сострил Костя.
Это им совсем не понравилось. Но ведь за остроты не наказывают.
– Ладно, иди, – буркнул Гусиная шея.
– На экспертизу? – не понял Минаков.
Комиссия хмуро отвернулась от Минакова. Костя уже думал, что пронесло, но им все-таки, видно, очень не хотелось расставаться со строптивым абитуриентом. Они все еще тянули время, прикидывая, к чему бы придраться.
И вдруг они нашли.
– Кран! Он не завернул кран! – раздался возглас.
– Где? – спросил Гусиная шея радостным голосом.
– Вон!
В дальнем конце умывальника действительно из плохо закрытого крана бежала вода.
– Ты почему не выключил воду? – в голосе Гусиной шеи слышалось плохо скрытое торжество.
– Свой я завернул. Это не мой кран, – ответил Костя спокойно, хотя понимал, что уже все для него кончено.
– А чей же это кран? – спросил Гусиная шея.
Это, конечно, дурацкий вопрос, но теперь было все равно, кто что говорит, и Костя пожал плечами.
– Не знаю.
– Это твой кран!
– Нет, не мой.
– Твой!
– Не мой.
Собеседники помолчали. Гусиная шея тяжело дышал. Затылок его постепенно наливался кровью.
– Твой!
– Не мой.
– Твой!
– Свой я завернул.
Опять помолчали.
– Можно снять отпечатки пальцев, – сказал Минаков.
Это комиссию немного смутило.
– Ну хорошо, – переменил тон Гусиная шея. – Допустим, что это не твой кран, Но почему ты, уходя, не завернул его?
– Не видел.
– Не видел?
– Не видел.
– Так уж и не видел?
– Так уж и не видел?
– Совсем не видел?
– Совсем не видел.
– Ты глухонемой?
– Нет. Не глухонемой.
– Не глухонемой?
– Нет. Как же я бы с вами тогда разговаривал?
Разговор опять иссяк. Все тяжело дышали. Наконец Гусиная шея что-то сообразил.
– Почему ты, уходя, не проверил все краны?
– Зачем мне их проверять? – удивился Костя.
– Как будущий инженер.
– Как будущий инженер?
– Ну да. Что за инженер из тебя получится, если ты халатно относишься к технике?
Теперь и дурак сообразил бы, что Гусиная шея все-таки поставил Косте ловушку.
– Но ведь я… – начал Минаков и понял, что продолжать бесполезно.
– Может ли халатный человек, не ценящий народное достояние, безразличный ко всему, что вокруг него делается, стать хорошим инженером? – спросил Гусиная шея, ни к кому в частности не обращаясь, риторически.
– Нет, – хором ответила комиссия.
– Фамилия? – спросил Гусиная шея.
У Кости оставался последний шанс. Еще можно было выпутаться из этой дурацкой истории, назвав какую-нибудь вымышленную фамилию.
Но Костя, сам не зная почему, сказал:
– Минаков моя фамилия…
На следующий день он уезжал из гриновского города. Дул горячий соленый ветер, плескалось зеленое море, летели красные катера, с голубого самолета прыгали на белых парашютах смелые люди, в светлой аудитории шли практические занятия по разделыванию окорока.
«Проклятый характер… неумный, вздорный… Зачем было связываться с комиссией? – думал Минаков, со слезами на глазах глядя из окна вагона на качающиеся под ветром пирамидальные тополя. – Пропал год… Целый год пропал из-за чепухи… Можно было назвать другую фамилию…»
Впрочем, было одно маленькое утешение, если это можно назвать утешением: никто из десятого «А» не поступил в вуз. За исключением двух дураков, которые махнули в авиационный.
Костя Минаков решил тихо, мирно, покорно проработать год на любой, пусть самой ничтожной, должности, лишь бы получить хорошую характеристику, а потом поступать в авиационный… Ну их с их окороками… Лучше он будет есть суп из тюбиков и любоваться Землею из космоса…
И вот опять… Нелады с главбухом, потерялись пятнадцать копеек… Неужели уходить в сапожную мастерскую?
Второй причиной плохого настроения Кости Минакова был тот факт, что не пришла на свидание Леночка Перова. Леночка сидела напротив Кости, спиной к нему и, судя по движениям, заполняла платежную ведомость. Она работала кассиром.
Вчера Костя до глубокой ночи прошатался по парку, ожидая Леночку возле цветочной клумбы с бюстом Мичурина посередине, но так и не дождался.
Думая, что случилось что-то, Костя прибежал сегодня раньше всех на работу, но Леночка опоздала на пять минут, и поговорить не удалось. Теперь надо было ждать обеденного перерыва.
С Леночкой Костя встречался уже полгода у клумбы с бюстом Мичурина посередине. Городок был маленький, пойти особо некуда, и они проводили все вечера тут же, на скамейке у клумбы.
Леночка Косте очень нравилась. Она была совсем непохожа на других девушек, с которыми Минаков встречался до этого. Те жеманничали, постоянно хихикали, притворялись очень строгими, но в первый же вечер целовались вовсю.
С Перовой было совсем иначе. Несмотря на то, что она работала простым кассиром, Леночка была о своей личности очень высокого мнения, даже еще большего, чем Костя о своей. Она много читала, модно одевалась, не любила сплетничать, как другие. Кроме того, Леночка Перова глубоко презирала и город Петровск, где родилась, и завод стиральных машин, на котором работала, и это как-то поднимало Леночку и над городом, и над заводом.
За полгода дружбы Костя ни разу не решился поцеловать прекрасную кассиршу. Единственно, что он себе иногда позволял – взять на короткое время ее руку в свои ладони, и тут же отпускал, так как Леночка поворачивалась и смотрела на Минакова с таким удивлением, словно Костя сделал что-то постыдное, сверхнормальное.
Она часто опаздывала на свидание и даже не считала нужным извиниться. Костя совершенно безропотно все сносил, потому что ему очень-очень нравилась кассирша.
И вот вчера Леночка не пришла совсем… Может быть, это начало конца? Может быть, он надоел? С другой стороны, кто еще будет так безропотно сносить Леночкины капризы, подавлять в себе чувство мужской гордости? Вряд ли найдется в городе такой человек. Нет, определенно что-то случилось…
Несколько раз Костя выходил из комнаты и, возвращаясь, пристально смотрел на Леночку, но та заполняла ведомость (сегодня был день получки) и не поднимала глаз. Раньше Леночка едва заметно улыбалась правым краешком губ, когда Костя проходил мимо. Нет, наверняка что-то произошло, и притом серьезное.
Костя с тоской посмотрел на часы. Стрелки почти стояли на месте. До перерыва оставалось еще один час четырнадцать минут…
Младший бухгалтер Костя Минаков и не предполагал, что через тридцать три минуты произойдет событие, которое полностью перевернет его жизнь, и Косте будет не до Леночки, и вообще не до кого-либо…
Леночка Перова пришла вчера на свидание. Вернее, она почти дошла до клумбы с бюстом Мичурина, но тут произошла встреча… Тут произошла такая встреча… Заполняя ведомость фамилиями, Леночка то и дело зажмуривалась, и события вчерашнего дня отчетлива вставали перед ней… Странные, необычные события… Она даже предположить не могла, что подобное может произойти в этом паршивом городке, где, кроме их заводишка, выпускавшего никому не нужные машины, были одна баня, одна парикмахерская, столовая (вечером – ресторан) и два кинотеатра (один летний), да еще старый, бывший княжеский, парк с единственной клумбой, с бюстом Мичурина посередине, куда она ходила на свидания.
Леночка шла вчера на свидание и думала о Косте. Вообще-то он ей нравился. Во всяком случае, он был порядочнее всех тех людей, которые за ней ухаживали. А ухаживали за Леночкой многие. И женатые и неженатые. И с самыми серьезными намерениями, и просто для развлечения. Ибо Леночка была незамужней (с мужем Леночка Перова прожила пять дней, причем четыре из них она копала картошку, месила кизяки, стирала бельe без стиральной машины, варила еду на семиротовое семейство и делала еще массу других дел после чего на пятые сутки, прямо из кровати храпевшего мужа убежала в одном халатике назад к родной маме); Леночка была красива: талия в ладонях уместится, высокая грудь, стройные ноги, смуглое загадочное лицо. Таких женщин увидишь даже не в каждом номере иностранного иллюстрированного журнала.
