class="p">Выступил на митинге и фенин отец. Он горячо призывал хуторян отказаться от помощи изменникам революции.
— Кто не хочет идти в Красную Армию, тот враг всем трудящимся казакам, — твердо заявил он, а сам думал: «Вижу я вас насквозь, знаю, кто из вас чем дышит. Вон Марина стоит... Попадись ей в руки —■ сто капле кровь выпьет. Не митинговать с вами, проклятыми, надо, а поарестовать вас всех!»
А сам кричал, стараясь, чтобы его лучше слышали:
— По-хорошему предупрежда.ем вас, граждане-казаки, а кто попадется, пусть тогда на себя пеняет!
Выступили и двое из батраков. Они шумно возмущались
5. Девушка с хутора
65
теми, кто якшается с дезертирами, и требовали для таких людей самой суровой кары.
А слушавшие стояли, как немые, не говорили ни да, ни нет. Только один пожилой богатый казак, известный на хуторе своей хитростью, вышел вперед и сказал:
— Оно все так. Значит, ежели кто дезертир, тот дезертир. Правильно? А ежели кто не дезертир, значит не дезертир. Значит, опять я спрашиваю: правильно я говорю, граждане-казаки, или неправильно? Вот тут и смекай. На лиман за рыбой ехать надо? Надо. А ежели там дезертир сидит? Что я ему скажу? Я ему скажу, а он что? У него винтовка, а у меня ничего. Вот тут и понимать надо.
Он долго и путано говорил, хитрил и юлил, стараясь всячески снять с хуторян ответственность за бандитов.
И со всех сторон слышался еле уловимый шопот одобрения. Яков Алексеевич увидел насмешливые глаза Марины и крикнул:
— Минутку, граждане! Голосую: кто за то, чтобы ни один хуторянин не смел помогать предателям? Кто, значит, за то, чтобы помогать советской власти?
Медленно и неохотно поднялись руки. Только батраки голосовали решительно и единодушно.
— Значит, передайте это решение всем, — продолжал Яков Алексеевич, — а кто здесь присутствовал, фамилии тех у меня крепко записаны. Понятно? — спросил он многозначительно. — Кто голосовал, а потом попадется, с того спросится вдвое. А теперь можете разойтись, граждане.
Площадь моментально опустела. Нюра и Феня пошли вслед за Мариной. Она шагала и не оглядывалась, и они видели, как вошла она в свой двор и как, разозлившись, со всей силой хлопнула калиткой.
— Вот ведьма! — невольно вырвалось у Фени, а Нюра обрадовалась. Ей было приятно, что Марина злится.
— Так ей и надо! Так ей и надо! — твердила она, — а то ишь — и то ей подай, и то ей принеси, и то ей сделай. И все своим Костиком1 всех пугает. Костик-хвостик...
Она засмеялась и, схватив Феню, закружила ее вокруг себя.
Как только окончился митинг, Яков Алексеевич повел отряд в станицу, но, дождавшись темноты, снова повернул его к хутору и приказал партизанам занять все дороги и все тропинки, ведущие к плавням, в камыши.
Василь стреножил своего коня, отвел его за кустарник, а сам притаился позади растущего у дороги дерева и стал следить. В ночной тишине до него доносился только отдаленный лай собак. Но вскоре Василь услышал конский топот. Прошло еще 65
немного времени, и он увидел в темноте фигуру всадника. Всадник проехал мимо. Василь бесшумно, как ящерица, подполз к своему коню, распутал ему ноги и, вскочив в седло, осторожно тронулся вслед за незнакомцем. Пока дорога шла кустарником, Василь имел возможность не выдавать себя, но вот показалась степь, и в ней уже трудно было прятаться. Тогда он, стегнув коня, мигом догнал всадника и развязно сказал:
—■ Добрый вечер!
Тот удивленно повернул голову, ответил настороженно и хмуро:
— Добрый...
А Василь, как ни в чем не бывало, — тихо и таинственно:
— Ну как? Рыбка в лимане собирается?
Всадник подумал: «О какой рыбке он меня спрашивает—о настоящей или о двуногой?» Хитро ответил:
— Смотря «а какого рыбака.
— Красной рыбы сейчас там не водится, — также, многозначительно покашливая, проговорил Василь.
Да, — тихо подтвердил всадник, — а белорыбицы уже целые косяки ходят.
— Ау рыбаков слюнки текут? Эге?
— Эге, — сдержанно засмеялся всадник, и они поехали рядом.
Василь скрутил папироску и стал закуривать. Когда вспыхнула спичка, он быстро взглянул незнакомцу в лино. Человек оказался совсем неизвестный. «Тем лучше», — подумал Василь.
— Сами откуда будете — из хутора или из станицы? — зевая, спросил он.
Тот не ответил. «Значит, боится», — решил Василь.
— А вы где были? — в свою очередь задал вопрос незнакомец.
— Да там, должно быть, где и вы, — четко отрубил Василь, и принялся тихонько напевать песню.
Незнакомец подумал: «Дурит он меня или говорит правду?», но вдруг, неожиданно пришпорив коня, он крикнул:
•— Прощай! — и поскакал, круто свернув вправо.
— Прощай! — спокойно ответил Василь, думая: «Врешь, если ты от меня свернул вправо, значит, тебе надо влево!»
И, не спеша, поехал своей дорогой.
Вскоре перед ним стали смутно вырисовываться хуторские хаты. Из-за вербы поднималась багровая луна. Он проехал несколько дворов, остановил коня и, чутко прислушиваясь, стал ждать. И не ошибся. Ждать ему пришлось недолго. В стороне, в самом конце широкой улицы, показался всадник. Василь быстро завел своего коня в чей-то уснувший двор, а сам притаился за плетнем. По фигуре, по манере сидеть в седле он узнал приближающегося. Это был тот человек, с которым он только что ехал в степи. Незнакомец пустил коня шагом, поминутно
озирался, и по всему было видно, что он старается, чтобы его-не заметили. Пропустив его мимо себя, Василь выбрался из-за. плетня на улицу и пополз.
Поднявшаяся луна осветила землю голубоватым светом. Всадник спрыгнул с коня и, взяв его под уздцы, перешел на теневую сторону улицы. Василь подполз к растущему в стороне бурьяну. Вдруг всадник остановился у чьих-то ворот и, еще раз внимательно поглядев вокруг себя, быстро исчез за ними вместе со своим конем.
— Так, — еле слышно проговорил Василь. — С приездом...
Он улыбнулся, быстро вернулся к своему коню и во весь дух поскакал к Якову Алексеевичу.
Вскоре двор, в кото-ром скрылся таинственный незнакомец, тихо окружили партизаны. Их было человек пять. Яков Алексеевич слез с коня и вместе с Василем направился к хате. На цепи рвался пес.
— Кто? — сердито спросили из-за двери.
— Отворите!
— Да кто там?
— Именем советской власти!
Теперь никто не ответил. За дверью наступила тишина. Подождав
