ворота.
— Разбой! Воры! — неслось со двора Баташевых.
Абдул бросился из комнаты.
Разбуженные ночными криками, соседи бежали к дому Баташевых, вооружившись чем попало. Повсюду заливались собаки…
Абдул попытался уйти незамеченным. Но поскользнулся и скатился в глубокий арык; выкарабкался весь мокрый и, отдуваясь, проклиная Рагима, стал выбираться из незнакомого аула через сады и кукурузу.
Диса, ни жива ни мертва, притаилась у себя, успокаивая Рум.
Вот как, сам того не ожидая, маленький Лю испортил стройный план Дисы и снова, как на празднике койплиж, повлиял на жизнь своей старшей подружки Сарымы.
…Долгое время после этого лавочник Рагим не показывался в лавке, и лавка стояла запертой, а люди расплачивались за удовольствие посплетничать тем, что вынуждены были ходить за покупками в город или в соседний аул.
Достоинства не поделены поровну между людьми. От века рассказы о храбрости и трусости чередуются неустанно, будто лишь для того, чтобы опять и опять напомнить эту истину. Если люди заговорят о трусе, то тут же поспешат привести пример мужества и отваги. Так произошло в нашем Шхальмивоко после того, как оттуда ушел Астемир. Если заговорят о трусости и малодушии Рагима, опозорившегося в истории с Сарымой, то тут же упомянут и о мужестве Астемира Баташева, который хотя и не похищал невесту, зато не подчинился воле начальника округа и скрылся…
Рагим позорно провалился со своей затеей, не выдержал испытания, достойного мужчины. В то же время Астемир испытывался на мужество еще круче. И вот рассказ об этом.
Казалось бы, Гумар первым должен был донести об исчезновении непокорного Астемира. Ведь это же равно дезертирству! Это прямое уклонение от службы царю и отечеству! Но Гумар сам себя поставил в дурацкое положение. Здорово гульнув на проводах Кабардинского полка, он спьяна хвастал, что не кто иной, как именно он, Гумар, послал Баташева туда, откуда нет дороги назад.
Диса закричала, что теперь Астемир непременно вернется с крестом. Она имела в виду то осквернение, какое несут мусульманину кресты гяуров, навешиваемые на грудь…
Покуда спохватились, Астемир ушел далеко.
Поначалу он нашел пристанище у своих давнишних друзей адыгейцев, бесчисленных родственников Думасары. Здесь он мог годами чувствовать себя в безопасности. Но не в его натуре было сидеть взаперти без дела.
Ближайшим городом был Армавир — купеческий городок, по-кабардински Шхашохиж, что значит — выкуп головы. Во времена крепостного права сюда сгоняли крепостных и объявляли торги и выкуп на волю. Астемир с грустью думал о том, что и он сейчас готов заплатить головою за право вернуться к Думасаре и детям, лишь бы повидать их. Селения, через которые он брел, были знакомы ему — чуть ли не в каждом из них молодые Астемир и Думасара останавливались по дороге из Адыгеи в Кабарду, справляя свадьбу. Могли ли не волновать эти воспоминания?
В ту пору родичи Думасары, с которой Астемир познакомился на празднестве по случаю возвращения на родину знатного и богатого адыгейца, отнеслись к Астемиру неприязненно. Родители девушки не позволяли ей и думать о том, что она может выйти замуж за кабардинца, чью мать прозвали Индюшатница.
— У этого джигита и сажи в очаге не бывает, — так отзывались о Баташеве братья Думасары.
Думасара сама решила свою судьбу. Она сочинила песню о возлюбленном своем Астемире, к которому летит ее сердце, и о братьях, жестоких джигитах, которые удерживают этот полет безжалостными руками. Сердечная, проникновенная песня так понравилась людям, что на другой день ее пели по всему аулу, а еще через несколько дней — по всей Адыгее. Всюду осуждали неразумных братьев, не желающих счастья сестре. Братья Думасары сдались. Больше того! Они отказались взять калым, чтобы доказать свое бескорыстие.
Вспоминая прошлое, Астемир не раз думал о том, что жизнь полна всяких неожиданностей. Так и теперь: вчера Клишбиев отправил за дверь страшного Аральпова, чтобы побеседовать с Астемиром, как кунак, с глазу на глаз. Сегодня тот же объездчик Астемир — осиротевший беглец, а что случится завтра — неизвестно. Может быть, все к лучшему!
«Ты родился в рубашке», — не раз говорила Астемиру старая нана. И Астемир вспоминал эти ее слова.
Вскоре один из родственников Астемира пообещал замолвить о нем слово известному по всей округе конеторговцу Мурадову. Вот и случилось так, что блуждания Астемира привели его во двор к этому человеку.
Тут-то и пришлось Астемиру выдержать испытание на мужество! Самодуру Мурадову требовались такие табунщики, которые способны были не сходить с седла сутками, перегоняя коней с берегов Терека на Кубань, на конные дворы. Но этого мало — он брал на работу только отчаянно храбрых джигитов, таких, которые не дрогнут перед ним самим.
С первых же слов Мурадов дал понять Астемиру, что ему придется иметь дело с конокрадами и со скупщиками ворованных коней.
— О князе Жираслане слыхал? — как бы мимоходом спросил Мурадов, и Астемир, догадываясь, чего от него ждут, отвечал в том же тоне:
— Приходилось.
— Мои люди, — продолжал Мурадов, — ни в чем не должны уступать людям Жираслана — ни в сметке, ни в отваге. Способен ли ты быть таким?.. Никто не смеет подвести старого шхо Мурадова, но и я, старый волк, не оставлю в беде своего человека. Под моим началом разные люди, но все сходны в одном: они не погнушаются ничем для блага своего хозяина. Я не спрашиваю тебя, откуда ты. Меня интересует только одно, — продолжал Мурадов, — каков ты есть передо мною? Так покажи ж себя, старый шхо ждет.
Старым шхо — старым волком — не напрасно называли Мурадова, и он не чурался этой клички. И в самом деле, мускулистый седеющий человек с желтыми, волчьими глазами, в серой черкеске был похож на серого волка. Левую руку он не вынимал из кармана: с японской войны Мурадов вернулся с двумя георгиевскими крестами и одной рукой — другая отсохла после ранения. Он занимался тем, что продавал армии краденых лошадей, и считал, что таким образом продолжает патриотическое дело, полезное и для себя и для российской кавалерии.
Вот каков был Мурадов.
У Астемира выбора не было. Куда идти дезертиру, у кого еще искать работу?
Мурадов повел его на конюшенный двор. Служивые люди сразу поняли, зачем хозяин привел новичка. Молодой, великолепный необъезженный серый конь был выведен из стойла. Конь дрожал всем длинным телом, раздувал ноздри, косил огненным глазом на приближающихся людей. Двое дюжих парней держали его за поводья.
— Плетку! — Мурадов кивком головы показал, кому передать плетку, и, выполняя приказание, конюшие отступили от коня.
