— Молоток, рыжий! Добытчик!
Сережа машинально оторвал напряженный взгляд от льдины, черканул им по близкому берегу и тут же снова вонзил под ноги. Но лед есть лед, и, как ни краток был этот миг, ступня человека, потерявшего контроль над бегом на неуловимую долю секунды, опустилась на кусок льда в нескольких сантиметрах от рассчитанной ранее точки, обломок нырнул боком и встал ребром, человек рухнул в воду, рука его, описав дугу, могла бы ухватиться за это ребро, но в пальцах была зажата Ыммэй, и человек не отпустил ее. Льдина опрокинулась, ударила по голове и его, и зверя. Женщина дико закричала и бросилась вперед. Из-под края ледяного обломка высунулась, широким махом чиркнула по воде и снова пошла вниз лыжная палка. Женщина рванулась дальше, погрузилась в воду по пояс и успела ухватить пластиковое кольцо. Она дернула палку на себя, ощутила на конце ее необоримую тяжесть, инстинктивно выкинула вторую руку к берегу и закричала:
— Ну давай же, скорее! Сносит! Тащи!
От жуткого крика ошеломленный случившимся парень неуклюже запрыгал по воде и ухватил женщину за протянутую руку.
Вдвоем они вытащили Сережу на берег и опустили в заросли голубичника. Ыммэй дрогнула и шевельнула лапой. Женщина склонилась к рыжебородому лицу. На лбу, над левым глазом, начиналась и уходила к затылку широкая полоса разодранной кожи. Клочья ее налипли на щеке и за ухом. Постепенно лицо и голова стали краситься вначале розовым — от примеси воды, затем все более густым красным цветом.
— Сережа, Сережа! — женщина сжала нижнюю челюсть раненого и затрясла ее. Сережа открыл светлые, с золотым блеском глаза, посмотрел на нее, а потом сделал попытку улыбнуться.
— Давай, поднимайся, в палатку надо… Погоди… — Женщина потянула из его пальцев Мамулю. — Да отпусти ты ее! Вот как вцепился!
Сережа натужно скривил лицо и медленно разжал пальцы. Женщина взяла задрожавшего зверька, огляделась, заметила недалеко пустой ящик из-под макарон, сунула Мамулю туда, прикрыла крышкой и потянула Сережу за руку. С другой стороны помог парень. Раненый кое-как поднялся, обхватил спасителей за шеи, и они втроем заковыляли к палатке, над которой вился дымок. Там было тепло и сухо, женщина устроила Сережу на высоких нарах, предварительно раскатав пышный олений кукуль. Потом снова попыталась вспомнить, как зовут парня, но так и не вспомнила, бросила ему одеяло и досадливо сказала:
— Сними одежду и укрой, я лекарство поищу.
Из-под фанерного самодельного стола, заваленного разноцветными картами, справочниками и листами исписанной бумаги, она выдвинула вьючник, выкопала с его дна картонную коробку с надписью «пенициллин» и размотала густо накрученный на нее шпагат. Лекарством в коробке оказалась полулитровая бутылка с этикеткой, по которой зеленела надпись: «Спирт питьевой». Еще она достала бинты, марганцовку, йод. Через четверть часа Сережа сидел, привалившись к двум подушкам, с пышной повязкой на голове. Сидел и смотрел, как женщина, плеснув в эмалированную кружку треть воды, стала лить туда спирт.
— Скажешь, когда хватит, — сказала она.
Это была щедрая фраза, так в партии с самой заброски еще никому не фартило, и Сережа, закаменев лицом, счел за благо промолчать. Жизнь давно научила его не, очень-то верить обещаниям геологического начальства, особенно когда они граничили с фантастикой, как в данном случае. И поэтому он молча смотрел и ждал, превратится ли фраза в поступок. А женщина продолжала невозмутимо лить бесцветную жидкость. Напряжение уже схлынуло, душа словно умылась в прекрасных благовонных ароматах земли, на сердце стало легко и покойно. И даже парившая на ней мокрая одежда потеплела.
Краем глаза она видела смешавшиеся на лице Сережи недоверие и надежду и мысленно шептала: «Проверяешь? Так вот тебе, негодник, вот тебе, милый мой рабочий-паж, вот тебе, мой хороший, спаситель без страха и упрека!»
О том, что совершила сама, она так и не подумала. И продолжала лить спирт в кружку, твердо держа руку: «Ни за что не остановлюсь!»
Кружка наполнилась, и на ней под булькающей струей стал образовываться бугорок, еще доля секунды — и жидкость хлынет на пол.
— Хватит! — ошеломленно прошептал Сережа.
— Аг-га! — возликовала она в душе, но не подала виду, а молча схлебнула бугорок — вот тебе за сомнение в начальнике! И лишь тогда протянула кружку, подождала и посмотрела, как он долго выцеживал ее, потом ухал, глубоко дышал и фыркал. Только после этого ритуала она расхохоталась.
— А нам палец в рот не клади! — серьезно сказал Сережа, закрыл глаза, чуть пошевелил плечами и уснул.
— Ну мужик! Прям — кино! — восхитился сидевший у двери парень. — Откуда он такой взялся, уму непостижимо!
— Они тут все такие, — сказала начальник партии. — Это наши мальчики, наши северные кадры.
Отодвинула полупустую бутылку, что-то звякнуло, и она вспомнила — будильник. Стрелки показывали без четверти пять.
— Уже и на связь, — сказала она. — Ну-ка выходи, мне еще надо переодеться.
— Ага, я пока дела доделаю, — парень выбежал из палатки и заголосил на улице:
Веселый какой практикант, весь день кричит в полный голос. Пусть кричит, в городе-то много не поголосишь…
Скоро, переодевшись в сухое, разомлевшая от глотка спирта и печного тепла, она села к столу, повздыхала от избытка хороших чувств и включила рацию.
— «Резеда»! — сразу позвал знакомый голос.
— На приеме, — сказала она. — Здравствуй, Бригадир.
— Алена Николаевна! — весело закричал Бригадир. — Наконец-то! А мы думали, вы что-то застряли в первом маршруте: молчите и молчите! Ну, поздравляем с началом.
— Спасибо, мальчики, — сказала она. — Прораб далеко?
— Канавы документирует. Зашабашили мы, Алена Николаевна, на целую неделю раньше срока! Вот обед последний варим, сейчас прораб закончит, полопаем — и на базу. Часов в десять ждите.
— Вода прихватила? — спросила она.
— Было малость, да уже все позади, можете стучать радио в управу: «Опытный коллектив под руководством…»
— Стоп! Результаты как?
— Кое-что есть, прораб с промывалой ухмыляются, говорят…
— Ясно, — остановила Алена Николаевна. — Остальное на базе доскажете.
— Понятно. — Бригадир помолчал и спросил. — Тут вертолет над тундрой шастал, сюда случаем не залетал?
— Залетал недавно, спозаранку. Почту привез, огурцы свежие и Практиканта. С материка.
— По-очта, огурцы-ы, мм-гуух! — замычал Бригадир. — да еще и Практиканта… «Есть многое на свете, друг Горацио…» Да-а, прав был старина Вилли… Алена Николаевна, между прочим, пока он не у дел. Практикант-то, заставьте его баньку истопить, как раз успеет. И заодно сразу поймете, на что годен, хе-хе!
Она вспомнила промашку Практиканта там, на берегу, хотела сказать, что кое-что уже поняла, но хватилась. Из одного эпизода делать вывод? Да в такой круговерти не каждый сразу и сориентируется. Хотя…
— Ребята тут интересуются, Мамулю не видели? — спросил Бригадир. — Как она там, жива-здорова?
— Ох, с Мамулей нашей прямо трагедия, — она вздохнула, перед глазами снова замелькали кадры, ухваченные сознанием на берегу, да так четко, что она вздрогнула.
— Что случилось? — встревожился Бригадир.
— Успокойся, жива Мамуля, сидит в ящике, сохнет. После связи отпущу. Понимаешь, Река сегодня лед сломала, и она как-то на льдину попала: ты же знаешь, вечно она везде суется…
— Ну?!
— Хорошо, Практикант увидел, закричал. Сережа ее и спас. Прямо по льдинам побежал и спас. Такой ужас был! А обратно бежал, так сам чуть не утонул, но обошлось. Тоже вот лежит, «про-сы-ха-а-ет». В общем, живы все, здоровы.
— Ну, Серега — человек! — выдохнул Бригадир. — А мы ей тут с детишками, между делом, рыбки напасли, небось голодают, «семья-то большая», как сказал поэт.
— «Резеда», истекло ваше время, — напомнил завхоз из соседней партии.
— Все, насчет бани распоряжусь, — сказала Алена Николаевна. — Ждем вас, Бригадир.
Она отключила рацию и вышла на улицу.
Перед вечером ветер утих, синеватая тень от морены потянулась к Реке, накрывая лагерь полевой партии. Алена Николаевна пошла к ящику. Крышка валялась в стороне, ящик был пуст. Она растерянно огляделась. Мамули нигде не было видно. Убежала? Да нет, она и очнуться-то по-настоящему не могла, нахлебалась. И крышка тяжелая, разве Мамуля откинет ее так далеко? Нехорошее подозрение шевельнулось в сердце начальника партии.
— Практи-и-ика-а-ант! — позвала она.
— У-гу-гу! О-го-го! — весело, нараспев отозвался тот из-за полосы кустарника, с берега небольшого ручейка у подножия морены: — Бегу-у-у! О-ля-ля!
